Петр Успенский - В поисках чудесного. Четвертый путь Георгия Гурджиева
В одном из последующих разговоров Гурджиев снова вернулся к вопросу о классификации согласно космическим признакам.
«Есть другая система классификации, – сказал он, – которую вы также должны освоить. Это классификация с совершенно иными отношениями октав. Первая классификация по «пище», «воздуху» и «жизненной среде» относится к «живым существам» в обычном понимании слова, включая растения, т. е. к индивидам. Другая классификация, о которой я буду сейчас говорить, уводит нас далеко за пределы того, что мы называем «живыми существами», как вверх, так и вниз, т. е. выше живых существ и ниже их. Она имеет дело не с индивидами, а с классами в очень широком смысле и показывает, что в природе нет никаких скачков, что в ней всё связано, всё живо. Диаграмма этой классификации называется «диаграммой всего живого.
Согласно этой диаграмме, каждый вид существ, каждая степень бытия определяется тем, что служит пищей данному виду существ, или бытию данного уровня, и тем, для чего они сами служат пищей, ибо в космическом порядке каждый класс существ питается определённым классом низших существ, и сам является пищей для определённого класса высших существ».
Гурджиев начертил диаграмму в виде лестницы из одиннадцати квадратов. Во всех квадратах, кроме двух верхних, он поставил по три кружка с цифрами.
«Каждый квадрат обозначает определённый уровень бытия, – сказал он. – «Водород» в нижнем кружке показывает, чем питается данный класс существ. «Водород» в верхнем кружке – класс, который питается ими. А «водород» в среднем кружке – это средний «водород» данного класса, показывающий, что это за существо.
Место человека находится в седьмом квадрате снизу или в пятом квадрате сверху. Согласно этой диаграмме, человек представляет собой «водород 24», питается «водородом 96» и сам является пищей для «водорода 6». В следующем квадрате под человеком будут «позвоночные», а за ними «беспозвоночные». «Беспозвоночные» – это «водород 96». Следовательно, человек питается беспозвоночными.
Ни в коем случае не ищите здесь противоречия, а постарайтесь понять, что это может значить. Равным образом, не сравнивайте эту диаграмму с другими. Согласно диаграмме пищи, человек питается «водородом 768», согласно этой диаграмме – «водородом 96». Почему? Что это значит? Обе диаграммы правильны. Позднее, когда вы уловите суть, вы свяжете всё воедино.
Следующий квадрат внизу – растения. Далее идут минералы, потом металлы, которые составляют отдельную группу среди минералов; следующий квадрат не имеет названия в нашем языке, потому что мы не встречаемся с материей в таком состоянии на поверхности Земли. Этот квадрат приходит в соприкосновение с Абсолютным. Помните, мы говорили раньше о «Святом, Крепком»? Это и есть «Святый, Крепкий».
В нижней части последнего квадрата он поместил небольшой треугольник с направленной вниз вершиной.
«С другой стороны от человека расположен квадрат 3, 12, 48. Этого класса существ мы не знаем. Назовем их «ангелами». Следующий квадрат 1, 6, 24. Назовем эти существа «архангелами».
В следующем квадрате он поставил две цифры 3 и 12 и два круга с общей точкой в центре; он назвал это «Вечным неизменным». Затем в оставшемся квадрате он поставил цифры 1 и 6; в середине его начертил круг, а в круге – треугольник, внутри которого ещё один круг с точкой в центре; он назвал это «Абсолютным».
«Сначала вам трудно будет понять эту диаграмму, – сказал он, – но постепенно вы научитесь ею пользоваться; только в течение долгого времени вам придется брать её отдельно от прочих диаграмм».
Фактически это было всё, что я услышал от Гурджиева об этой странной диаграмме, которая, казалось, потрясла многое из того, что было сказано до сих пор.
В беседах о диаграмме мы очень скоро договорились считать «ангелов» планетами, а «архангелов» – солнцами. Постепенно стало ясно и многое другое. Но что совсем нас смутило, так это появление «водорода 6144», который отсутствовал в предыдущей шкале «водорода» – в третьей шкале, заканчивавшейся «водородом 3072». Тем не менее Гурджиев настаивал на том, что нумерация «форм водорода» произведена в соответствии с третьей шкалой.
Спустя некоторое время я спросил его, что это значит.
– Это неполный «водород», – ответил он. – «Водород» без Святого Духа. Он принадлежит к той же самой третьей шкале, но он не завершен.
Любой полный «водород» состоит из «углерода», «кислорода» и «азота». Рассмотрим последний «водород» третьей шкалы, «водород 3072». Этот «водород» состоит из «углерода 712», «кислорода 1536» и «азота 1024».
Теперь далее: «азот» становится «углеродом» в следующей триаде; но для неё не существует ни «кислорода», ни «азота». Поэтому, сгустившись, он сам делается «водородом 6144», но этот «водород» мёртв и лишён возможности перейти в следующую форму, «водород» без Святого Духа».
Это был последний приезд Гурджиева в Петербург. Я попытался поговорить с ним о надвигающихся событиях. Но он не сказал ничего определённого, на чём я мог бы основывать свои собственные действия.
В связи с его отъездом на железнодорожной станции произошло очень интересное событие. Мы все провожали его на Николаевском вокзале. Гурджиев стоял на перроне у вагона и разговаривал с нами. Это был обычный Гурджиев, которого мы всегда знали. После второго звонка он вошёл в вагон – его купе находилось недалеко от двери – и подошёл к окну.
Он стал другим! В окне мы увидели совершенно другого человека, не того, который вошёл в вагон. Он изменился за несколько секунд. Трудно сказать, в чём заключалась разница; но на платформе он выглядел обыкновенным человеком, как любой другой; а из окна на нас смотрел человек совсем иного порядка, с исключительной важностью и достоинством в каждом взгляде, в каждом движении, как будто он внезапно стал наследным принцем или государственным деятелем какого-то неизвестного государства, куда мы его провожали.
Кое-кто из нашей компании не сразу ясно понял происходящее; однако они эмоционально ощутили нечто, выпадающее за границы обычного хода событий. Всё это продолжалось несколько секунд. Почти сразу за вторым звонком последовал третий, и поезд тронулся.
Не помню, кто первый заговорил о «преображении» Гурджиева, когда мы остались одни. Выяснилось, что все видели это, но не все одинаково поняли, что происходит. Но каждый без исключения почувствовал, что случилось нечто необычное.
Ранее Гурджиев объяснял нам, что тот, кто овладел искусством пластичности, способен совершенно изменять свою наружность. Он сказал, что такой человек может стать красивым или отталкивающим, может заставить людей обратить на него внимание или сделаться фактически невидимым.
Что же это было? Может быть, как раз случай «пластичности»?
Но история на этом не кончилась. В одном вагоне с Гурджиевым путешествовал некий А., известный журналист; как раз в это время, перед самой революцией, он был выслан из Петербурга. Наша компания, провожавшая Гурджиева, стояла у одного конца вагона; у другого стояла группа людей, провожавших А.
Я не был лично знаком с А., но среди провожавших его было несколько моих знакомых и даже приятелей; двое-трое из них бывали на наших беседах, и сейчас они переходили из одной группы в другую.
Спустя некоторое время в газете, сотрудником которой был А., появилась статья «В дороге», где А. описывал свои мысли и впечатления по дороге из Петербурга в Москву. Вместе с ним в вагоне ехал какой-то необычный восточный человек; среди шумной толпы набивших вагон спекулянтов он поразил А. своим достоинством и спокойствием, словно окружающие его люди были мошками, на которых он взирал с недосягаемой высоты. А. решил, что это «нефтяной король» из Баку. Несколько загадочных фраз, услышанных А., ещё более убедили его, что перед ним человек, чьи миллионы растут, пока он спит, и который свысока взирает на суетящихся людей, озабоченных тем, как заработать на жизнь.
Мой сотоварищ по путешествию тоже держался особняком; это был перс или татарин, молчаливый человек в дорогой каракулевой шапке; под мышкой он держал французский роман. Он пил чай и осторожно ставил стакан на небольшой столик у окна; иногда он бросал чрезвычайно презрительный взгляд на шум и суету этих невероятно жестикулировавших людей. Они, со своей стороны, как мне показалось, взирали на него с большим вниманием, если не с почтительным страхом. Более всего меня заинтересовало то обстоятельство, что и он был как будто человеком того же самого юго-восточного типа, что и остальные спекулянты, эта стая коршунов, которая летела где-то в заоблачном пространстве, чтобы рвать на куски какую-то падаль. Это был смуглый человек с блестящими чёрными глазами и зелимхановскими усами…Почему же он так презирает собственную плоть и кровь и избегает их? К счастью, он обратился ко мне:
