Мэнли Холл - Адепты. Эзотерическая традиция Востока
Возможно, было бы разумнее более внимательно изучить эти рассказы в свете расширения границ знания, большая часть которого свидетельствует о неизведанном духовном мире человека и потенциальных силах и способностях, скрытых в нем и поддающихся высвобождению и развитию.
Хотя есть все основания считать, что китайская алхимическая традиция не была заимствована и ее авторитет зиждется на общей вдохновляющей идее, заимствованной из древних писаний, кажется отнюдь не случайным, что практические аспекты этой дисциплины получили развитие в двух столь удаленных друг от друга регионах примерно в одно и то же время. Дж. М.Стиллмен отмечает, что самые ранние письменные свидетельства существования у жителей Запада философской алхимии связаны с Зосимом, Синезием и Олимпиодором, жившим между 3-м и 5-м веками н. э. Известно, что во втором веке н. э. во времена правления Антония Марка Аврелия[288] в Китае побывало посольство Рима. О.С.Джонсон пишет: «Таким образом, есть основания считать, что в эти ранние века основные идеи китайской алхимии проникли на запад, дойдя до берегов Средиземноморья, а в последующие столетия — дальше, в регионы, лежащие за ним»[289].
Допустив, что мистические химики Китая почти две тысячи лет тому назад искали разгадку тайны научно обоснованного бессмертия, вполне можно было бы логически продолжить, что их исследования, возможно, распространялись по караванным путям и с течением времени достигли Ближнего Востока и Северной Африки. Этот предмет, безусловно, пустил глубокие корни в сознании арабов, о чем свидетельствовали сказки «Тысячи и одной ночи» и другие аналогичные произведения, некоторые из которых теперь встречаются чрезвычайно редко. Расцвет мусульманской культуры в Испании оживил интерес Европы к эзотерической химии и способствовал открытию великой эры алхимии, продолжавшейся примерно с 14-го по 18-е столетия. В Европе, как и в Китае, писатели любят относить законы этого искусства к глубокой древности и приписывать их легендарным или полулегендарным источникам.
В самых ранних рассуждениях даосских философов относительно продления человеческой жизни упор делается главным образом на режим умеренности и очищения, не отличающийся по существу от современных взглядов на сохранение здоровья. Появились и метафизические обертоны, включавшие контроль дыхания, медитативные дисциплины и использование снадобий, пригодных для прояснения ума или очищения тела. Гораздо позднее возник как заметный составной элемент трансцендентализм и вошло в моду приготовление эликсиров и магических лекарств.
Второй этап китайских алхимических поисков почти в точности следовал европейскому образцу. Сюда входили трансмутация металлов, изготовление искусственных драгоценных камней и другие задачи, решение которых, вероятно, должно было способствовать достижению богатства и процветания. Первые даосы были философами и учеными, так что сомнительно, чтобы у них была насущная потребность изготовлять золото. Они были убеждены, что Лао-цзы открыл модель всех вселенских процессов, и их воодушевляло величие грандиозного эксперимента по возрождению человеческого сознания.
В свое время появились так называемые алхимики-практики, которые обрели престиж, вполне соответствующий их усилиям. Это привело к тому, что их стали считать исключительно учеными или одаренными личностями и часто предоставляли им доступ даже к императорскому двору. Они составляли разные лекарства и давали бесчисленные обещания и, наделенные даром убеждения, ухитрялись сохранить за собой сферы влияния в течение долгих лет.
Некоторые из них несомненно обладали мастерством, очень немногим была известна какая-то часть эзотерической традиции, но их мотивы не всегда бывали безупречны, и о том, чего они достигали, остается только догадываться.
Постепенно алхимия просто свелась к поискам научного метода изготовления золота и достижения физического бессмертия. В результате возникло странное и непонятное занятие, обычно кончавшееся нищетой и смертью. Побочным результатом этого ограниченного интереса стал общий упадок даосизма. Появилась детально разработанная литература, в которой самые свежие верования и научная практика были перемешаны и запутаны до полной неразберихи.
Совершенно очевидно, что по-настоящему просвещенные ученые не хотели, чтобы их отождествляли с имеющими идефикс изготовителями золота. Хотя истинные мудрецы и допускали, что принцип образования золота универсален, и признавали, что семена золота существуют во всех вещах, они не были заинтересованы в выращивании этого растения в промышленных масштабах. Так постепенно среди этих химиков произошло разделение.
Те, кто обладали действительным знанием, не желали делиться им с бессовестными охотниками за богатством. В свое время почтенный даосский Адепт отказался от какой бы то ни было причастности к общедоступному даосизму, и доктрина как эзотерическая философская система тотчас же начала приходить в упадок. К 8-му веку н. э. философский даосизм практически исчез, а секта скатилась на свои нынешние религиозные позиции. Он превратился в вероисповедание, позаимствовавшее многие ритуалы, церемонии и формальные структуры у буддизма. Остались только легенды, содержащие намеки на более древние концепции учения.
Китайский алхимик, раздувающий свою печь
Буддизм оказал неуловимое, но глубокое влияние на китайскую алхимию. Следует напомнить, что китайский буддизм — это не просто этическая доктрина, преподанная Гаутамой. Когда она достигла Китая, она уже была включена в детально разработанный пантеон божеств и святых. Буддийские архаты обладали большей частью магических способностей, которые даосские алхимики стремились развить. Доктрина повторного рождения в том виде, в каком она преподносилась в буддизме, составляла полную противоположность китайской вере в возможность физического бессмертия. Как прямое следствие этого противоречия возник мощный стимул к открытию каких-нибудь средств продления жизни человека в этом мире. Хоть и казалось, что даосские бессмертные просто облачились в буддийские наряды, это было не совсем так. Даосизм глубоко погрузился в материализм, и, несмотря на то что люди с удовольствием рисовали в воображении небесные края, в которые им предстояло отбыть, они предпочитали откладывать это путешествие на как можно более поздний срок.
Конечно, было несколько высших даосских посвященных — истинных архатов секты, уже давно погрузившихся в молчание и уединение, которые пришли в полное согласие с архатами и лоханами буддизма. Обе группы признавали йогический смысл трансмутации. Они знали, что человек представляет собой лабораторию, в которой должен быть выполнен эксперимент по трансмутации, или перерождению.
Мудрые могли примирить доктрину Дао, принадлежавшую Лао-цзы, и путь к нирване, открытый Буддой, поскольку обе концепции представляли однозначное достижение слияния с вечной ценностью. В обеих школах практиковались во многом схожие медитативные дисциплины, и настоящие архаты выбирали места уединения и строили приюты в окрестностях, долгое время ассоциировавшихся с даосскими мудрецами.
Просветленные буддисты и даосы полностью сознавали, что общедоступные формы их учений отступали от исходных идей. Искатели истины, утратившие иллюзии из-за борьбы культов, во многих случаях обращались к прямому мистицизму, видя в нем единственное решение. Личное переживание Бога или реальности культивировалось под различными названиями. В разное время мудрецы и архаты пытались восстановить древнюю мудрость, реформируя или переориентируя массовую религию. Они посылали учеников предостеречь людей от ошибок в их поведении и вновь придать ритуалам и формулам давно утраченной или игнорируемый смысл. Как и в Европе, это привело к постепенному разделению структуры религии на тайную, мистическую часть и богооткровенную теологическую форму. Первая стремилась вдохнуть душу во вторую и стала таким образом ее руководящим принципом, вновь открывшим дверь между истиной и ошибкой.
Это всегда приводило к возникновению эзотерических обществ, или тайных групп, обладавших неотразимой привлекательностью для наиболее вдумчивых людей. Таким образом, с течением времени широко распространилась вера в существование тайной мировой религии, и те, кто испытывали неудовлетворенность внешней стороной культа, стремились проникнуть в неземное царство мистического созерцания.
Говорили, что в старые времена архаты и мудрецы смешивались с людьми и учили их открыто, но постепенно эта практика сошла на нет, потому что люди стали честолюбивыми, жесткими и не гнушались ничем, делая карьеру в материальном мире. Мудрые же вернулись в свои сферы, исчезнув из традиционно связанных с ними мест, которые вскоре заняли профессора лжеучения.
