Большое Крыло. Притча - Луис Тарталья
На этом месте поток мыслей Гомера прервался — он вдруг заметил своего друга Билла, плескавшегося неподалеку. Гомер подплыл поближе. Он очень любил Билла, и ему хотелось поинтересоваться его мнением обо всем происходящем.
— Билл, — спросил Гомер, — а ты собираешься учиться Сознанию Стаи и всем этим штукам?
Билл вопросительно посмотрел на него.
— Что ты имеешь в виду? По-моему, это все собираются делать, потому-то я и здесь. Понимаешь, Гомер, — торопливо сказал он, — если как следует захотеть, то все получится. Я тренировался у Гусенштейна и за короткое время выучил столько, что сам удивился. Гусенштейн считает, что у меня есть все для того, чтобы стать Великой Казаркой.
Гомер взглянул на Билла чуть-чуть скептически. Ему самому уроки профессора Гусенштейна оказались не по зубам, а тут вдруг оказывается, что какая-то юная птица понимает больше, чем он? «Не поверю, пока сам не увижу», — подумал Гомер.
Билл слегка взмахнул крыльями, словно рисуясь перед Гомером.
— Меня поставят на длинное крыло, и Гусенштейн будет моим непосредственным наставником.
— Здорово, — сказал Гомер. — Мне кажется, здесь очень важно, чтобы кто-нибудь хорошо тебе знакомый ввел тебя в курс дела в самом начале перелета.
— Конечно, ты прав, — согласился Билл. — Но у тебя ведь для этого есть Дедушка — чего тебе еще желать-то? По-моему, его ты понимаешь как никого другого.;(
— Ну да, но я все равно не понимаю, как это делается, — сказал Гомер.
Билл повернулся к другу.
— А ты приди на какую-нибудь из тренировок стаи, и все поймешь. Лично я могу сказать только то, что здесь важно пристроиться в хвост своему наставнику и лететь в его тени. В один прекрасный момент у тебя в голове проносится мысль: «Стая есть!», твой полет ускоряется, и ты пристраиваешься в хвост другой птице.
— Звучит как пара пустяков, — заметил Гомер, впрочем, без особого энтузиазма в голосе.
— Нет-нет, это еще не все, — горячо произнес его товарищ. — В какой-то момент твой ведущий должен будет, резко снизившись, уйти назад — тогда ты и оказываешься прямо перед ним в длинном крыле. Ведущий специально притормаживает, чтобы ты смог поймать тень последней птицы клина. И знаешь, почему он так поступает? — воодушевленно спросил он.
Гомер покачал головой.
— Ведущий думает о Большом Крыле, и, чтобы достичь гармонии с остальными птицами, он должен освободиться от этой мысли и занять место в длинном крыле, но не во главе клина. До сих пор он все время думал: «Большое Крыло!», чтобы он и его ведомый вошли в сверхполет. Когда это удается, оба они начинают двигаться с огромной скоростью.
— Постой! Подожди! — несколько раздраженно запротестовал Гомер. — Ты так торопишься, что я совсем запутался.
— Ну хорошо, хорошо, — примирительно сказал Билл. — Дикий гусь, который летит во главе длинного крыла, — принялся объяснять он, — начинает кричать: «Большое Крыло! Большое Крыло!» Это ускоряет процесс. Все остальные птицы помогают ему тем, что начинают слаженно думать о себе как о единой стае. Благодаря этому вожак может установить единый полетный строй. Как ты знаешь, Гомер, головная птица летит в режиме самоподдерживающегося полета; ею как будто управляет некий безграничный разум. Мысль о Большом Крыле пульсирует в ее сознании, и крылья ее совершают мощные взмахи в такт своим внутренним ритмам.
Ее тело переполняется энергией и начинает светиться. Она направляет полет следующей за ним птицы силой своего воображения. В этот момент казарка-вожак должен притормозить и дать своему ведомому возможность поймать тень замыкающей птицы длинного крыла. После такого маневра клин подхватывает его, так что он оказывается на месте замыкающего, позади той птицы, которую привел в строй.
Гомер не проронил ни слова. Да разве они не понимают, что ему хочется играть, а не раздумывать над всем этим? Тем временем, пока он грезил и дулся на весь белый свет, Билл перелетел на другую сторону озера и присоединился к кучке казарок, что-то оживленно обсуждавших.
6
Август и его сомнения
— А ведь и правда, все вокруг меняется, — услышал Гомер у себя над ухом. Оглянувшись, он увидел своего старого друга Августа — Гомер и не заметил, как тот подошел. Август выглядел опечаленным.
— Я собираюсь остаться здесь на зиму, — сказал он. — Не может все быть так уж плохо. Я наверняка сумею здесь прокормиться, когда все остальные улетят. А укрыться смогу вон в той старой охотничьей хижине, — добавил он вполголоса.
Гомера охватило уныние. Он знал, что Август собирается остаться, — друзья говорили ему об этом — и ему было страшно за приятеля.
— Я просто уверен, что все эти разговоры о долгом перелете, Большом Крыле и Сознании Стаи — сущая чепуха, — вывел его из задумчивости голос Августа. — До сих пор мне всегда удавалось найти себе пищу, я никогда не мерз, так что я остаюсь.
— Но ведь никому из тех, кто оставался, не удалось пережить зиму! — донесся до Гомера собственный умоляющий голос.
— Гомер, я не верю, что смогу проникнуться Сознанием Стаи и лететь в строю, — с грустью признался его старый друг. — Я пытался много раз, но у меня ничего не выходило.
— Но, Август, — возразил Гомер, — говорят, что такие вещи не делаются в одиночку, что это может получиться, только если тренироваться вместе с кем-то, кто до конца в тебя верит.
— Я знаю, но такой уж я стеснительный, к тому же я боюсь, что у меня ничего не выйдет, даже если я попытаюсь. Мне действительно нужно как-то собраться с духом, тогда, я, может быть, и найду в себе силы просить о помощи, — удрученно сказал Август.
— Не нужно стесняться просить о помощи.
Как только Гомер это сказал, у него перед глазами возник Великая Казарка, произносящий в точности те же слова перед собравшимися на тренировку.
— Интересно, почему это настолько важно? — пробормотал Гомер, вспоминая один за другим случаи, когда ему приходилось слышать эту фразу. Его мысли вернулись к Августу. Раз Август не способен попросить о помощи, значит он не сможет совершить длительный перелет. Он знал, что грядут большие перемены, и Августу, вне всякого сомнения, придется столкнуться с огромными, представляющими прямую угрозу его жизни трудностями. Приближались морозы. Все растения, да и само озеро, замерзнут. Наступит страшный голод, и все окажется погребено под снегом. Гомер не до
