Елена Блаватская - Есть ли душа у животных?
«Сама [ipsa] тварь освобождена будет от рабства тления», то есть можно сказать, что зародыш, или неразрушимая душа животного, которая не достигла Девачана, пребывая в элементарном или животном состоянии, будет переходить в более высокую форму вместе с человеком, достигая еще более высоких состояний и форм, и как человек, так и животное, достигая «свободу славы» детей Божиих (стих 21).
Эта «свобода славы» может быть достигнута только путем эволюции, или кармического прогресса всех живых существ. Бессловесное животное, развившееся из наполовину чувствительного растения, постепенно превращается в человека, духа, Бога – et seq. и ad infinitum [и так далее, и до бесконечности]! Ибо св. Павел говорит:
Мы знаем [ «мы», посвященные], что вся тварь (omnis creatura или животное в Вульгате) совокупно стенает и мучится [при рождении ребенка] доныне[31] (стих 22).
Это прямое признание того, что человек и животное уравнены между собой на земле в том, что касается страдания, и в своих эволюционных усилиях достигнуть цели в соответствии с кармическим законом. «Доныне» – означает до пятой расы. Чтобы сделать это еще более ясным, великий христианский посвященный дает следующее объяснение:
Не только она [тварь], но и мы сами, имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего (стих 23).
Да, это мы, люди, «имеющие начаток Духа», или прямой парабрахмический свет, нашу атму, или седьмой принцип, благодаря усовершенствованию нашего пятого принципа (манаса), который гораздо менее развит у животного. Как компенсация этого, их карма, однако, гораздо легче, чем наша. Но это не является основанием для того, чтобы они не могли однажды достигнуть того усовершенствования, которое дает полностью развитому человеку форму дхиан когана.
Ничто не может быть более ясным – даже для несведущего, непосвященного критика – чем эти слова великого апостола, независимо от того, интерпретируем ли мы их в духе эзотерической философии, или средневековой схоластики. Надежда на искупление или переживание духовной сущности, освобожденной от «рабства тления», или от ряда временных материальных форм, существует для всех живых существ, а не только для одного человека.
Но нельзя ожидать от «образца» для животных, как известно, неоднозначного, что он легко согласился бы разделить свои надежды со своим домашним скотом и домашней птицей. Знаменитый комментатор Библии, Корнелий Лапид, впервые отметил и обвинил своих предшественников в том, что они сознательно сделали все возможное, чтобы избежать применение понятия creatura к низшим созданиям в этом мире. Мы узнаем у него, что св. Григорий Нисский, Ориген и св. Кирилл (вероятно, единственный, кто отказывался видеть человеческое существо в Ипатии и обращался с ней так, как если бы она была диким животным) настаивали на том, что слово creatura в цитированных выше стихах применялось апостолом просто к ангелам! Но, как отмечает Корнелий, обращаясь за поддержкой к св. Фоме, «это мнение является слишком искаженным и произвольным (distorta et violenta); кроме того, оно обесценивается тем фактом, что ангелы как таковые уже освобождены от рабства тления». Не более удачно и предложение св. Августина, ибо он выдвигает странную гипотезу, что «существа», о которых говорит св. Павел, это «неверные и еретики» всех времен! Корнелий возражает против уважаемого отца церкви так же хладнокровно, как и против его более ранних святых собратьев. «Ибо», – говорит он, – «в цитируемом тексте те создания, о которых говорит апостол – это безусловно создания, отличные от людей: и не только они, но и мы сами отличны от них; и тогда это означает не освобождение от греха, но освобождение от грядущей смерти».[32] Но даже храбрый Корнелий в конце концов пугается общего сопротивления и решает, что термином «создания» св. Павел мог обозначать – как утверждают св. Амвросий, св. Илларион и другие – элементы (!!), то есть солнце, луну, звезды, землю, и т. д., и т. п.
К сожалению для святых мыслителей и схоластиков, и к счастью для животных, – если вообще бывает польза от полемики, – их взгляды были опровергнуты еще более великим мыслителем, чем они сами. Это – св. Иоанн Златоуст, упоминавшийся выше, которого, по утверждению епископа Прокла, бывшего его секретарем, особенно высоко почитает римско-католическая церковь. На самом деле, св. Иоанн Златоуст был «медиумом», если такое светское в наши дни слово можно употребить в отношении святого, апостола «для язычников». В отношении своих комментариев к посланиям св. Павла, св. Иоанн ведет себя так, как если бы он был непосредственно вдохновлен самим апостолом, другими словами, как если бы он написал свои комментарии под диктовку св. Павла. Вот что мы читаем в этих комментариях к 3-ей главе Послания к Римлянам.
«Мы должны постоянно страдать из-за промедления в нашем исходе (смерти); ибо, как сказал апостол, если существо, лишенное разума (mente, а не anima, то есть «души») и речи (nam si hoec creatura mente et verbo carens), страдает и ожидает, тем больше стыд для нас, если мы не делаем так».[33]
К сожалению, мы так и поступаем, и ведем себя исключительно бесславно в этом желании исхода в неизвестные земли. Если бы люди изучали древние тексты всех народов и толковали бы их значение в свете эзотерической философии, то не осталось бы того, кому бы не удалось стать безразличным по отношению к смерти, если не перестать вообще бояться ее. Тогда мы нашли бы более полезный способ использования времени, которое мы проводим на этой земле, спокойно подготавливая себя к будущему рождению путем накопления доброй кармы. Но человек является софистом по своей природе. И даже после знакомства с мнением св. Иоанна Златоуста – человека, который ставит вопрос о бессмертной душе животных, или мог бы, во всяком случае, поставить его в сознании каждого христианина, – мы опасаемся, что бедные бессловесные животные не много выиграют благодаря этому уроку. Действительно, изощренный казуист, осужденный своими собственными словами, может сказать нам, что какова бы ни была природа души у животного, он все же совершает благо и делает похвальный поступок, убивая бедное животное, поскольку таким образом он кладет конец его «страданиям о промедлении с исходом» в вечную славу.
Автор не настолько прост, чтобы воображать, будто весь Британский музей, заполненный трактатами, направленными против мясной диеты, мог бы хотя бы в малейшей степени остановить цивилизованные нации от того, чтобы они культивировали бойни, или заставить их отказаться от своего бифштекса и рождественского гуся. Но если эти скромные строки позволили бы кому-либо из читателей осознать истинное значение благородных слов св. Павла, и таким образом всерьез обратить свои мысли ко всем ужасам вивисекции, тогда автор получил бы удовлетворение. Ибо поистине, когда мир убедится (и невозможно избежать того, чтобы однажды он не пришел к такому убеждению) в том, что животные – такие же вечные существа, как и мы сами, тогда возникнет волна проклятий и угроз со стороны общества против вивисекции и других мучений, ежедневно совершаемых над бедными животными, и это заставит все правительства положить конец этой варварской и постыдной практике.
Примечания
1
«De la Resurrection et du Miracle» Э. де Мирвиля.
2
Там же.
3
Сравните, также, переводы этих же стихов в Вульгате и текстах Лютера и де Ветте.
4
Commen. Apocal., гл. V, 137.
5
Было бы справедливым отметить здесь, что де Мирвиль был первым, кто признал ошибку церкви в этом вопросе, и кто защищал жизнь животных, насколько он на это осмеливался.
6
«De Beatificatione, etc» папы Бенедикта XIV.
7
Составитель жизнеописаний святых. – Прим. ред.
8
В схоластической философии слово «форма» применяется к нематериальному принципу, который оживляет тело.
9
«De Beautificatione, etc» I, IV, c. XI, Art. 6.
10
Последователи учения Фомы Аквинского. – Прим. ред.
11
Цитата из «Философии христианства» кардинала де Вентуры, т. II, стр. 386. См. также «Воскрешение животных» де Мирвиля.
12
«Summa» – издание Дрио в 8-ми томах.
13
Считается, что св. Патрик христианизировал «наиболее сатанинскую страну земного шара – Ирландию, невежественную во всем, кроме магии», превратив ее в «остров святых», посредством воскрешения «шестидесяти человек, умерших задолго до того». «Suscitavit sexaginta mortuos» (Lectio I, ii из «Roman Breviary», 1520). В рукописи, представляющей из себя знаменитую исповедь этого святого, сохранившейся в кафедральном соборе в Солсбери (Descript. Hibern. I. ii, c. 1), св. Патрик пишет: «Мне, последнему из людей, величайшему грешнику, Бог, тем не менее, дал дар совершать чудеса, какой не был дан даже величайшим из наших апостолов, так как Он (Бог) допустил, чтобы среди прочего (такого, как воскрешение животных) я мог воскрешать мертвые тела, превращенные в золу много лет назад, для того, чтобы преодолеть магическую практику этого варварского народа». Поистине, перед таким чудом воскрешение Лазаря кажется незначительным событием.
