Елена Блаватская - Есть ли душа у животных?

Поистине, когда делаются такие потрясающие заявления, как эти вышеприведенные чудеса, и когда церковь призывает верить в них, то теологи должны как следует позаботиться о том, чтобы высшие церковные авторитеты по крайней мере не противоречили сами себе, обнаруживая невежество в некоторых вопросах, поднятых тем не менее до уровня учения.

Таким образом, животному отказывают в прогрессе и бессмертии, поскольку оно является автоматом. Согласно Декарту, оно не имеет разума, что соответствует представлениям средневековых схоластов; оно не имеет ничего, кроме инстинкта, под которым имеются ввиду непроизвольные импульсы, как это считают материалисты, но отрицает церковь.

Однако, уже Фредерик и Жорж Кювье широко обсуждали разум и инстинкты у животных.[14] Их взгляды на эту тему были собраны и опубликованы Флоуренсом, ученым секретарем Академии наук. Вот что писал в журнале «Jardin des Plantes» (Париж) Фредерик Кювье, который в течение тридцати лет был директором Зоологического отделения и музея естественной истории. «Ошибка Декарта, или скорее общее заблуждение состоит в отсутствии должного разделения между разумом и инстинктом. Сам Бюффон впал в такое заблуждение, вследствие чего всякое положение его „Философии зоологии“ содержит в себе противоречие. Признавая у животного чувство, более высокое, чем наше собственное, также как осознавание своего реального существования, он отрицал у него в то же время мысль, рефлексию и память, и соответственно – всякую способность к размышлению» (Бюффон, «Трактат о природе животных», VII, стр. 57). Но, поскольку он вряд ли мог остановиться на этом, он принял, что животное имеет некий вид памяти, активной, экстенсивной и более точной, чем наша (человеческая) память (там же, стр. 77). Таким образом, после того, как он отказал ему в разуме, он тем не менее признал, что животное «советуется со своим хозяином, задает ему вопросы и прекрасно понимает все, что он хочет» (том X, «История собаки», стр. 2).

Вряд ли можно было бы ожидать от великого ученого более великолепного набора противоположных заявлений.

Знаменитый Кювье прав, замечая в свою очередь, что «этот новый механизм Бюффона еще менее понятен, чем автомат Декарта».[15]

Как отмечает критик, следует производить разграничение между инстинктом и разумом. Постройка улья пчелами, возведение дамбы бобрами как в реке, так и на сухом полу, – все это результаты инстинктивной деятельности, совершенно не подверженной изменениям, тогда как разумные акты следует искать в действиях, очевидно обдуманных животным, в которых вступает в игру не инстинкт, а разум, и которые вызваны обучением и доступны к усовершенствованию и развитию. Взрослый человек наделен разумом, а новорожденный ребенок – инстинктами; молодое животное проявляет и то и другое в большей мере, чем ребенок.

На самом деле, каждый из тех, кто спорит, знает так же хорошо как и мы, что это так. Если какой-либо материалист отказывается верить в это, то причина этому лишь в гордости. Отрицая душу и у человека и у животного, он не хочет признать, что последнее наделено разумом как и он сам, хотя бы и в бесконечно меньшей степени. В свою очередь, церковник, религиозно настроенный натуралист, современный метафизик, отказываются от того, чтобы признать, что и человек и животное наделены душой и способностями, которые, хотя и неравны по своему развитию и совершенству, но, по меньшей мере, одинаковы по своему названию и сути. Каждый из них знает, или должен был бы знать, что инстинкт и разум – это две способности, полностью противоположные по своей природе, два врага, находящиеся в постоянном конфликте друг с другом, и что если они не признают наличия двух душ или принципов, то они, во всяком случае, должны принять наличие двух потенций в душе, имеющих различные местоположения в мозгу, хорошо известные им, поскольку они могут выявить их и временно вывести из строя, – в зависимости от того, какой орган или какую часть органа им удается подвергнуть мучениям во время их ужасных вивисекционных опытов.

То, что за всем этим стоит лишь человеческая гордость, побудило Попа сказать:

Спроси, зачем и для чего цветет прекрасная земля;И звезды светят для кого? Гордыня скажет: Для тебя.Лишь для тебя природы гений лелеет каждый лепесток,И распускаться заставляет лишь для тебя любой цветок.

Рудник откроет древний клад, что для меня в земле зарыт;Источник чистый твою жажду, когда захочешь, утолит;Тебя разбудит солнца свет, откроет море сто дорог;Трава – для ног твоих ковер, а небо – голубой полог!

И та же самая бессознательная гордость побудила Бюффона высказать свои парадоксальные замечания о различиях между человеком и животным. Это различие, говорит он, состоит в «отсутствии рефлексии, поскольку животное не чувствует то, что оно ощущает». Откуда Бюффон знает это? «Оно не думает о том, что оно думает», – добавляет он после того, как он сообщил аудитории, что животное вспоминает, часто произвольно, сравнивает и выбирает![16] Кто когда-либо претендовал на то, чтобы считать корову или собаку создателем идей? Но животное может думать и знать, что оно думает, и тем более сильно, что оно не может выражать свои мысли. Как может Бюффон или кто-либо еще знать об этом? Однако, кое-что известно благодаря точным наблюдениям натуралистов, а именно то, что животное наделено разумом; и как только это установлено, мы должны лишь повторить определение разума – прерогативы бессмертной души человека – данное Фомой Аквинским, чтобы понять, что то же самое присуще животному.

Но, отдавая должное истинной христианской философии, мы можем показать, что первоначально христианство никогда не поклонялось таким ужасным доктринам, которые явились причиной отпадения столь многих лучших и высокоинтеллектуальных людей от учения Христа и его учеников.

III

О, философия, ты – путеводитель жизни, ты – открыватель добродетели!

Философия – это скромная профессия, это истинность и прямота; я терпеть не могу важности и претенциозности, в основе которых нет ничего, кроме спеси.

Удел человека – и самого грубого, звероподобного, и в высшей степени святого – это быть бессмертным, согласно теологическому учению; а какова же судьба бесчисленных представителей животного царства? Различные католические писатели (кардинал Вентура, граф де Местр, и многие другие) говорят нам, что «душа животного – это Сила».

Хорошо установлено, – говорит их «эхо» де Мирвиль, – что душа животного создана землей, ибо так учит Библия. Всякая живая движущаяся душа («нефеш», или жизненный принцип) происходит из земли; но, пусть я буду правильно понят, не только из праха, из которого сделаны тела животных, так же как и наши, но и из силы, или потенции земли, то есть из ее нематериальной силы, какими являются и все другие силы – а именно силы океана, воздуха и т. д., представляющие собой те Элементарные Принципы (princippautes elementaires, о которых мы говорили в другом месте.[17]

Под этим термином маркиз де Мирвиль понимает то, что каждый «элемент» природы – это область, заполненная и руководимая своими невидимыми духами. Западные каббалисты и розенкрейцеры называли их сильфами, ундинами, саламандрами и гномами; а христианские мистики, такие, как де Мирвиль, дают им еврейские имена и распределяют их среди различных видов демонов под руководством Сатаны – конечно, с разрешения Бога.

Он, также, восстает против решения св. Фомы, согласно которому душа животного разрушается вместе с телом. Он говорит: «Нас призывают уничтожить некую силу, наиболее существенную силу на земле, называемую животной душой», которая, согласно преподобному отцу Вентуре, является «наиболее достойной уважения душой после души человека».[18]

Он только что назвал ее нематериальной силой, и теперь он же называет ее «наиболее существенной вещью на земле».[19]

Но что такое эта «сила»? Жорж Кювье и академик Флоуренс раскрывают нам ее секрет.

Форма, или сила тел (отметим, что форма в этом случае означает душу), – пишет Кювье, – гораздо более существенны для них, чем материя, поскольку последняя постоянно меняется (не разрушаясь по существу), тогда как форма сохраняется вечно.

Флоуренс добавляет к этому:

Во всем, что имеет жизнь, форма является более устойчивой, чем материя; ибо то, что образует Сущность живого тела, его идентичность и его сходство с самим собой – это его форма.[20]

Как замечает в свою очередь де Мирвиль, поскольку форма является «основным принципом, философским основанием нашего бессмертия»,[21] то отсюда следует, что под этим вводящим в заблуждение термином понимается душа человека или животного. Я предполагаю, что скорее это то, что мы называем Единством Жизни.