Ведьмина деревня - Татьяна Волхова
— Возьми нож, — услышала Алёна голос ведунья.
Девушка протянула руку к лежащему на камне острому клинку, и в голове возникла картина, что она разворачивается к Евдокии и вонзает его в тело женщины. Алёна изо всех сил сопротивлялась этому наваждению.
— Что дальше? — глухо спросила она, чувствуя, что не сможет долго бороться с охватившим её желанием.
— Пронзи книги три раза и после этого кинь их в огонь, — ответила Евдокия.
Девушка занесла руку над лежащими на камнях книгами и почувствовала, как за её левым плечом что-то шевелится, отворачивает её тело от камня и направляет к ведунье. На мгновенье Алёна замешкалась, не понимая, что именно перед ней — книги или фигура человека, так всё плыло перед глазами.
— Быстрее, я больше не смогу их сдерживать, — прошептала ведунья, и Алёна вдруг осознала, что женщина тоже держится из последних сил.
Тогда она с размаха вонзила лезвие в первую книгу, потом ещё и ещё раз.
Что-то внутри неё или совсем рядом застонало, зашипело и будто начало извиваться. Девушка смахнула первую книгу с камня в костёр и принялась за вторую. Когда та тоже полетела в огонь, он взметнулся ввысь так, что женщинам, стоящим рядом с ним, пришлось отпрянуть назад.
Книги горели, а огонь шипел и плевался, пламя сверху было совсем чёрным. Алёна почувствовала резкую боль под левой лопаткой, такую сильную, что ей стало трудно дышать.
Она опустилась на колени и обрела поддержку, идущую от земли. Она позволяла опираться на неё в прямом и переносном смысле.
Костёр горел ещё долго, сколько прошло времени, Алёна не знала. Но в какой-то момент ей стало легче. Лопатка перестала гореть огнём, появилась возможность глубоко вздохнуть. Но сил в теле так и не появилось. Она взглянула на Евдокию и поняла, что той тоже тяжело.
Свечи на камнях, обрамляющих поляну, потухли. Пучки трав тоже. Только угли большого костра краснели в темноте наступившего вечера. Ведунья залила их водой из кувшина, приговаривая какие-то слова. Алёна не вслушивалась.
— Мы можем идти, — сказала женщина. — Всё, что могли, мы сделали. Теперь остаётся только ждать.
Они поднялись, собрали оставшиеся вещи и, поддерживая друг друга, пошли в сторону лесной деревни. Дома обе рухнули в постель и проспали до утра.
Следующие несколько дней так и провели, так как сил встать не было.
Степан за это время лишь раз привёл Танюшку: он взял несколько выходных, чтобы дать Евдокии с дочкой отдохнуть. И уже через неделю Алёна почувствовала себя лучше. Будто тяжёлые оковы, что оплетали её тело, упали и освободили её.
Алёна восстанавливалась быстрее Евдокии. Довольно быстро она начала чувствовать прилив сил, в теле появилось ощущение лёгкости. Из головы ушли упадочнические мысли и настроения.
В такие моменты Алёна вскакивала с кровати и начинала крутиться по хозяйству: она убиралась теперь и у Степана, и у Евдокии, потому что у ведуньи совсем не было сил. Она даже взяла отпуск на работе и много лежала, заваривала себе и Алёне травяные настои и снова ложилась.
Но и у Алёны силы кончались довольно быстро. И вновь подступали усталость и немота тела. Тогда она ложилась в постель и позволяла себе отдохнуть. Поначалу это давалось очень тяжело, так как лежать и ничего не делать, когда ничего не болит, было против принципов всей её прежней жизни.
Сначала она ругала себя за частый отдых, но потом успокоилась и начала относиться к этому как к режиму восстановления.
— Не спеши, девочка, — говорила ей Евдокия, — тело твоё только очистилось, но ещё не до конца исцелилось. Процессы запущены, им время надо: чтобы кровь обновилась, органы заново заработали, а потом уже и силы возродятся.
— А долго это продлится? — в нетерпении спрашивала Алёна, которой так нравилось чувствовать себя прежнюю, способную сутками работать, а потом учиться и ещё тащить мужа.
— Трудно сказать, — отвечала ведунья, — вокруг тебя всё меняется, жизнь по-новому выстраивается, на всё время надо.
— А как Тимур? — уточняла Алёна. — Что с ним?
— Я не знаю, как его судьба повернётся. Я надеюсь, что пить он перестанет, за ум возьмётся. Но это только моё желание, всё от него зависит. Мы ему дорогу очистили, дальше ему решать, как ею распоряжаться.
В лесной деревне Тимур больше не появлялся. А Алёна даже съездила в своё училище и, поговорив со своим куратором, взяла тему для диплома. Несмотря на оформленный академический отпуск, они договорились, что Алёна сейчас напишет дипломную работу, а в следующем году пройдёт практику и защитится. Так она стала иногда выбираться в город в библиотеку и в своё училище.
Евдокия оклемалась только к новому году.
— Трудно мне далось твоё спасение, Алёна, — сказала она как-то, — не думала я, что так тяжело будет. Крепко тебя те силы держали. На поляне мне пару раз казалось, что дрогнешь ты, против меня повернёшь. Но выдержала ты, до конца всё сделала, молодец.
— У меня в голове такое творилось, — ответила Алёна, — что сказать страшно. Я даже не знаю, откуда такие мысли были.
— А это происки тех, что отпускать тебя не хотел, — проговорила ведунья, — они ведь на разум да душу воздействуют, разные вещи сулят, чтобы человека к себе заманить, а потом долг с него требуют.
— Какой долг? — спросила Алёна.
— Так не бесплатна их помощь, — усмехнулась Евдокия, — только берут они не деньгами, а счастьем и здоровьем человека.
Девушка кивнула, она сама была живым примером такого обмена.
В один из дней, когда она ездила в город в библиотеку, она случайно столкнулась с отцом Тимура. Алёна его сначала не узнала: мужчина сильно постарел и осунулся. Узнав её, накинулся чуть ли не с кулаками.
— Всё ты, ведьма проклятая, виновата! — он кричал так, что прохожие оборачивалась. — Погубила моего сына, сжила со света белого, а сама к таким, как ты, подалась: в лесу с волками живёшь, по-волчьи воешь?
Девушка удивлённо слушала свёкра.
— Что случилось с Тимуром? — спросила она.
— Она ещё спрашивает, — не унимался мужчина, — сама небось на него порчу навела.
— Какая порча? — холодея, спросила Алёна, вспоминая ритуал на поляне.
— Тебе лучше знать, ты же ведьма, — ответил отец Тимура, — все бабы в деревне говорят, что твоих это рук дело.
— Да что случилось? — воскликнула девушка. — Он погиб?
— Не дождёшься, — потрясая кулаком, ответил мужчина и добавил уже тише: — Жив
