Грэм Хэнкок - Сверхъестественное. Боги и демоны эволюции

Решение, предлагаемое Льюисом-Вильямсом и Доусоном, вновь возвращает нас к особенностям нервной системы человека. Люди, принимавшие участие в экспериментах, посвященных изучению измененных состояний сознания, сообщают о том, что все их видения — как энтоптические феномены, так и образы животных и прочих существ — были словно бы спроецированы на близлежащие стены и потолки [483]. Пытаясь передать словами увиденное, некоторые участники экспериментов прямо говорили о том, что видения их напоминали "картины, нарисованные перед мысленным взором". Другие отмечали, что наблюдали нечто похожее на "кинофильм или показ слайдов" [484]. Дальнейшие исследования позволили установить, что многие люди на протяжении целого ряда месяцев продолжают видеть те энтоптические феномены, которые они наблюдали в измененном состоянии сознания. Психологи называют подобное явление "последовательными образами". Самое интересное, что и эти образы воспринимались людьми именно как спроецированные на близлежащие поверхности — чаще всего стены и потолки [485]. Как сообщает Рейчел — Долматофф, нечто подобное испытывали индейцы тукано из района колумбийской Амазонки, впадавшие в транс под воздействием аяуаски. Их видения поначалу также изобиловали энтоптическими феноменами (которые, как уже отмечалось в седьмой главе, составляют основной мотив традиционного искусства тукано). И эти феномены, равно как и другие, более насыщенные и многоплановые видения, были словно бы спроецированы на близлежащие плоские поверхности — о чем сообщали сами индейцы, на себе испытавшие состояние транса. И точно так же, как участники западных экспериментов, они наблюдали эти же образы на протяжении нескольких месяцев после возвращения в привычное состояние сознания [486].

Все эти сообщения, как отмечают Льюис-Вильямс и Доусон, имеют необычайно важное значение. Если допустить, что доисторические люди, обладавшие схожей с нами нервной системой, умели входить в состояние транса, то видения их, наблюдаемые в таком состоянии, также проецировались на близлежащие поверхности (и это касается как самих галлюцинаций, так и последовательных образов). "Соответственно, их окружение уже было заполнено "картинами" [487]. Из этого следует, что если нашим предкам удалось найти способ входить в состояние транса непосредственно во тьме пещер, то и видения их проецировались непосредственно на стены и потолки подземных гротов.

Если принять все Это во внимание, отмечают Льюис — Вильямс и Доусон, то вряд ли можно будет счесть простым совпадением тот факт, что среди хорошо известных и часто повторяющихся образов европейского пещерного искусства можно увидеть много форм, весьма похожих на те, которые видят современные участники нейропсихологических экспериментов. В их число входят "абстрактные и геометрические фигуры", портретные образы, которые "никак не связаны с естественным окружением" и размещены "без учета размера или положения относительно друг друга". Они просто спроецированы на близлежащие плоскости, где и обретают "свое собственное существование, не зависимое от поверхности, на которой они расположены" [488]. Иными словами:

Благодаря особенностям своей нервной системы первобытные люди уже имели в своем распоряжении все то, что сделало возможным появление первых форм искусства. Им не было никакой нужды "изобретать рисование"… Очерчивая пальцем те образы, которые сознание их спроецировало на податливые стены пещер, они тем самым "фиксировали" мысленные формы, превращая их в изображения. Это, собственно, и могло стать первым шагом в истории искусства [489].

Наконец, нельзя не упомянуть и о том, что эта новая теория, касающаяся происхождения искусства, способна решить еще одну важную проблему, с которой мы уже успели познакомиться в предыдущих главах. Речь в данном случае идет о совмещении в рамках одной "композиции" геометрических форм с настоящими портретными изображениями. В прежние годы экспертам так и не удалось дать удовлетворительного объяснения этому феномену. Разгадка же, по мнению Льюиса-Вильямса и Доусона, заключается в том, что людям не было никакой необходимости изобретать и поддерживать две параллельных или взаимодополняющих системы… В Западной Европе эпохи палеолита, Южной Африке, районе Калифорнийского бассейна и прочих местах энтоптические феномены изначально ассоциировались с портретными образами — просто потому, что именно так работает система зрительных органов человека. Подобные ассоциации естественны для измененных состояний сознания… [490] Более того, поскольку процесс "фиксации" энтоптических феноменов и портретных образов был одним и тем же, нет никакой необходимости настаивать на различном происхождении или генетическом [эволюционном] взаимоотношении между знаками европейского палеолита и настоящим изобразительным искусством. И эти знаки, и портретные формы носят "реалистический" характер — в том плане, что обе эти системы отражают реальный опыт людей… [491]

Совершенно очевидно, что искусство и религия являются самыми ценными культурными учреждениями человечества. Именно они легли в основу наиболее значимых добродетелей и наиболее важных достижений за всю историю нашего вида. Но если Льюис-Вильямс прав в своих предположениях, нам придется по-новому взглянуть на проблему происхождения этих учреждений. Получается, что возникновение их ни в коей мере не было обусловлено теми человеческими качествами, которые мы так ценим в двадцать первом веке. Я имею в виду рассудок, умение логически мыслить, восприимчивость к природе, а также сознательное творчество. Напротив, и религия, и искусство были дарованы нам — как некие тайные и незримые силы — той внутренней реальностью, против которой так решительно ополчилось все современное общество. Я имею в виду реальность измененных состояний сознания, в которую легче всего можно проникнуть (и это касается как нас, так и наших предков) с помощью различных галлюциногенов.

Иными словами, если Льюис-Вильямс прав, то нам рано или поздно придется задаться вопросом, насколько разумно мы поступаем, пытаясь подавить любые попытки исследовать наше сознание с помощью тех шаманских методов, которые и привели в свое время к зарождению религии и искусства. Западные люди привыкли рассуждать об экономических и демократических свободах, высокомерно ставя свое общество в пример остальным. Однако нам стоило бы остановиться и поразмыслить. О какой свободе может идти речь, если сами мы не имеем права распоряжаться своим собственным сознанием? А ведь это право было неотъемлемым для наших предков. И какую "свободу" мы можем предложить другим, если сами решительно отказываемся от возможности, и поныне гарантированной любому крестьянину или охотнику, пьющему аяуаску в джунглях Амазонки — а именно, от возможности свободно исследовать загадочные глубины нашего сознания?

Льюис-Вильямс и Доусон называют свою статью от 1988 года не более чем "скромной попыткой изучения ментальных образов эпохи палеолита" [492]. И я, и все те ученые высшей категории, которые успели публично объявить о своей приверженности нейропсихологической теории, ничуть не сомневаемся в том, что авторы прекрасно справились со своей задачей. И мы действительно можем предположить, что по крайней мере один — весьма значительный — компонент пещерного искусства… берет свое начало в измененных состояниях сознания и что многие "знаки" отражают энтоптические феномены на разных стадиях преображения [493].

Уже одно это можно назвать подлинным прорывом в изучении пещерного искусства. Впервые, благодаря инициативе Льюиса-Вильямса, а также его умению нестандартно мыслить, мы получили в свое распоряжение убедительную, многообещающую и хорошо продуманную теорию, и в самом деле позволяющую объяснить феномен европейского искусства эпохи палеолита. В отличие от авторов прежних, не оправдавших себя концепций, создатель новой теории смог избежать упрощенных этнографических аналогий (невзирая на некоторые заманчивые сходства в образе жизни бушменов сан и первобытных европейцев эпохи палеолита). Взамен того южноафриканский ученый сосредоточился исключительно на сфере восприятия, связанной с универсальной психологической способностью всех людей. Наконец, Льюис-Вильямс решительно отверг прежние идеи, базировавшиеся на сомнительном количественном анализе и субъективных "ощущениях", призванных прояснить стилистические особенности и значение отдельных образов.