Грэм Хэнкок - Сверхъестественное. Боги и демоны эволюции

Ментальные образы различных стадий транса, нашедшие отражение в наскальных росписях сан, косо и художников европейского палеолита (по Льюису-Вильямсу и Доусону, 1988)

Ряд II являет собой пример фрагментации — на этот раз "зигзагообразной линии, целого ряда накладывающихся друг на друга шевронов; и все это в итоге образует отдельные зигзаги или же какое-то количество форм, представляющих собой разрозненные шевроны" [468]. В ряду III мы можем наблюдать образец совмещения двух энтоптических феноменов — а именно, решетки, расположенной в непосредственной близости от серии зигзагов [469].

Все изображения в I, И и III рядах имеют отношение к первой стадии транса. И это касается как европейского пещерного искусства, так и наскальной живописи сан и косо. Однако фигура ибекса из французской пещеры Нио, представленная в четвертой строке, характерна уже для второй стадии транса, когда субъект пытается осмыслить наблюдаемые им энтоптические феномены, превращая их в портретные образы. В частности, Льюис-Вильямс и Доусон утверждают, что этот ибекс с чрезмерно изогнутыми рогами был сформирован древним художником из двух энтоптических дуг, по краю которых проходит зигзагообразная линия [470].

Наконец, мы подходим к полноценным видениям, наблюдаемым на третьей стадии транса. В частности, в V и VI рядах вышеупомянутой таблицы даются соответствующие примеры людей и животных, обнаруженных среди изображений европейского палеолита. Бизон, представленный в V ряду, является одним из типичных образов пещерного искусства. А здесь мы к тому же имеем дело с наложением энтоптической формы — зигзагообразной линии — на портретное изображение [471]. Точно так же в VI ряду узор в форме зигзага накладывается на фигуру гуманоида, отличающуюся нереалистическими чертами. Справа от нее находится так называемый "Волшебник" из французской пещеры Габиллу, с которым мы уже встречались в четвертой главе. Примыкающая к нему прямоугольная решетка являет прекрасный образец совмещения энтоптической и портретной форм, также предсказанного нейропсихологической моделью [472]. Сам же "Волшебник" представляет собой совершенно невообразимое слияние человеческих и животных черт, в результате чего на свет появляется фигура териантропа — классического человека-бизона эпохи европейского палеолита. Однако подобные гибриды нередко встречаются среди тех странных существ, с которыми сталкиваются современные люди на третьей стадии транса, "когда фигуры сочетаются самым невероятным образом, и человек оказывается… в причудливом мире видений" [473].

К примеру, Клювер, отец-основатель нейропсихологической дисциплины, нередко лично экспериментировал с мескалином, одним из наиболее мощных психотропных алкалоидов, источником которого служит кактус пейот. И Клювер, в частности, сообщал, что в одном из своих видений он наблюдал за тем, как человеческая голова стала обрастать шерстью, а затем и вовсе превратилась в голову кошки [474]. Точно так же под влиянием всевозможных психоактивных веществ люди сталкиваются с такими примерами териантропии, когда "сами они теряют связь со своим телом и становятся в итоге частью этого призрачного мира". Причем подобные видения может вызвать даже такой слабый галлюциноген, как гашиш. "Я подумал о лисе, — сообщает один из испытуемых, — и тут же превратился в это животное. Я совершенно явственно чувствовал себя лисой, мог разглядеть свои длинные уши и пушистый хвост. И даже изнутри я отчетливо осознавал себя лисой" [475].

То же самое справедливо и в отношении Южной Африки. Так, мы уже знаем по этнографическим записям, что изображения териантропов в наскальной живописи сан были неразрывно связаны с опытом видений местных шаманов [476]. И это свидетельство само по себе сводит на нет утверждения тех, кто считает, будто данные образы представляют собой охотников в масках [477]. Кроме того, как справедливо отмечают Льюис-Вильямс и Доусон, изображения южноафриканских териантропов включают в себя "большое число нереалистических черт — таких, например, как копыта, длинные лучи, исходящие из области плеч, а также крылья или метелки, выступающие из-за головы или из-за спины" [478]. Все эти детали, нередко оставляемые без внимания при поверхностном наблюдении, служат еще одним подтверждением того, что "териантропы являются отражением галлюцинаций, а отнюдь не реалистических образов" [479].

То же самое можно сказать и о европейских териантропах. Льюис-Вильямс и Доусон готовы признать, что "в определенных случаях люди эпохи палеолита могли прикреплять к голове рога, носившие ритуальный характер" [480]. Тем не менее териантропы европейского палеолита лучше всего объяснимы с точки зрения галлюцинаций, а не ритуальных костюмов, поскольку и они, подобно южноафриканским изображениям, имеют большое количество нереалистических черт… [Мы] предполагаем, что концепция получеловека-полуживотного была предложена первобытным людям их собственной нервной системой — когда они, находясь в состоянии транса, могли наблюдать всевозможные образы [481].

В такой сдержанной и весьма скромной манере вниманию публики была представлена одна из наиболее значимых и многообещающих концепций Льюиса-Вильямса. Именно для того, чтобы проверить выдвинутую им гипотезу, я и решился проэкспериментировать вначале с аяуаской, а затем и с ибогеном. Мне хотелось понять, и в самом ли деле первые изображения сверхъестественных существ, а вместе с ними и наиболее ранний религиозный опыт человечества берут свое начало в галлюцинациях первобытных шаманов. Но я еще вернусь к этому вопросу в следующих главах. Пока же хотелось бы отметить, что концепция получеловека-полуживотного присуща значительному числу верований, составляющих основу едва ли не всех языческих религий. Сама же традиция изображения териантропов уходит в незапамятную древность — как минимум на 27 тысяч лет назад в Южной Африке и на 35 тысяч лет назад в Европе, о чем свидетельствуют наскальные и пещерные росписи двух этих регионов.

Все в той же статье от 1988 года Льюис-Вильямс и Доусон выдвинули еще одну, не менее важную идею. В частности, они утверждали, что видения наших предков, наблюдаемые ими в измененном состоянии сознания, не просто нашли свое отражение в наскальных и пещерных росписях, но стали тем самым катализатором, который и привел к созданию этих изображений. Иными словами, если мы пытаемся обнаружить истоки первобытного искусства, то рано или поздно, как и в случае с религией, нам придется иметь Дело с потусторонней реальностью, постижимой лишь в состоянии транса, и теми странными существами, которые там обитают.

Пожалуй, наиболее важной художественной способностью является умение представлять трехмерные объекты в двумерных образах. Но каким образом подобная идея вообще могла прийти в голову первобытным людям? Раньше ученые полагали, что мы имеем дело с эволюционным процессом, в результате которого самые первые и, по сути своей, случайные знаки и символы — то есть все те же абстрактные и геометрические узоры, в изобилии представленные на стенах пещер, — превратились постепенно в полноценные изображения. Однако современная датировка выявила несостоятельность подобных предположений. Оказалось, что полноценное изобразительное искусство, представленное на редкость изящными и выразительными фигурами животных, появилось как минимум 32 тысячи лет назад, свидетельством чему стали росписи пещеры Шове. И там же были отмечены первые геометрические узоры. Подобное сосуществование на самой ранней стадии пещерного искусства исключает возможность формирования фигур из абстрактных знаков. Наконец, ученым удалось установить еще один, не менее важный факт. Несмотря на то что геометрические узоры встречаются на всех без исключения стадиях пещерной живописи, их численность заметно увеличивается к концу эпохи верхнего палеолита — то есть на 15 тысяч лет позже того, как были расписаны стены Шове. И этот факт также говорит не в пользу эволюционной теории, согласно которой "примитивные" знаки, носящие исключительно абстрактный характер, за долгие тысячелетия превратились в полноценные образы. Ведь подобное развитие предполагает постепенное вытеснение геометрических форм более сложными фигурами.

Еще одно предположение, столь же неудовлетворительное, заключалось в том, что так называемые "знаки" и портретные образы изначально составляли две параллельные и независимые друг от друга системы [482]. Но даже если мы согласимся принять эту идею в качестве рабочей гипотезы, мы так и не приблизимся к пониманию того, почему две эти графические системы, представленные в пещерном искусстве европейского палеолита, с завидной регулярностью встречаются в самых отдаленных уголках земного шара — как, например, в наскальных росписях сан и косо.