Геннадий Белимов - Загадочный Волжский
— Я пришел в магазин запчастей для мотоциклов, что располагался по Энгельса почти напротив технического училища, — вспоминал минувшее Оболкин. — Вторая половина августа, солнечно, три часа дня, магазин только что открылся после обеденного перерыва. Походил у витрин минут 20, ничего не купил и — на улицу. Показалось, стало сумрачно, и людей — никого. Я сходу–то не придал значения, ну и пошел назад домой через площадь Карбышева по тропинке через газон. И тут вдруг обнаружил, что трамвайные рельсы не сворачивают на Карбышева, а идут прямо, по Энгельса! Остановился — что такое? Ориентировку потерял? Но правду сказать, голова у меня в тот момент действительно была, как после наркоза, дурная, словом, — знакомое ощущение после одной хирургической операции.
— Что еще помните?
— Металлические перила вдоль тропы, а их не было в реальности никогда, на месте училища какое–то другое здание… Памятника генералу Карбышеву тоже не было. Но главное — ни огней в окнах, ни людей, ни машин. А сумерки уже — может, даже глубокая ночь, но без нашей обычной темени.
В полном смятении Михаил Васильевич вернулся к магазину, как к отправной точке. Темно, витрины не освещены, темно–серое небо и совершенно мрачный город! В прошлом опытный таежник, он стал догадываться, что или с ним, или в городе творится что–то аномальное. Задумался: не туда попал? Но надо же возвращаться!.. Пошел обратно через площадь. И тут навстречу идет человек в каком–то балахоне: куртка с капюшоном, руки в карманах, голова наклоненная, лица не разглядеть.
— Я хотел его спросить: как называется этот город? Однако сообразил, что меня просто примут за сумасшедшего, и в последний момент промолчал, — рассказывал мой знакомый. — Человек быстро прошел мимо, а я дальше по Энгельса. И тут меня осенило: зайду–ка я к внуку. Он жил в доме рядом с библиотекой. Уже осознаю, что попал в другой мир, и надо выбираться. Конечно, страх накатил — вдруг я тут останусь навсегда?
На резко прозвучавший звонок дверь открыл… его Лешка! «Заходи, дед! — удивился он позднему визиту. — Ты что такой бледный?» «Да вот, сердце вроде прихватило, — Михаил Васильевич присматривался к внуку (тот ли?). — Чаю нальешь?
В квартире горел свет, работал телевизор, за окном шумели автомобили, доносился городской гул, которому Оболкин был несказанно рад. Наваждение кончилось. Глянул на часы — 21. «Где же я был почти шесть часов?» — мелькнула мысль. За чаем внуку рассказал о приключении. «Ну ты, дед, даешь!..» — только и вымолвил он.
— И какие же у вас версии? — спрашиваю собеседника.
— Только одна, — задумался Оболкин, — это параллельный мир. Другое не приходит в голову. Мне о таких провалах в иные измерения рассказывали. Подобные переходы порой бывают безвозвратными. Считай, что мне повезло.
А я вспомнил о волжанке, девочке–рентгене Кате Черкасовой. Когда–то она мне говорила, что чувствует и знает про порталы — переходы в иные измерения. Один из них будто бы на улице Энгельса. В какой момент и почему они открываются — никому неизвестно. Но такое случается. Может, еще кто–то попадал в такие ситуации? Хорошо бы услышать новые версии.
«Кружилась там четыре часа…»
И версии не преминули объявиться. После публикации истории с порталом в городскую газету позвонила волжанка Валентина Николаевна и рассказала, как она тоже оказалась в ловушке времени и пространства.
— Это было осенью 2007 года. Часов в пять вечера позвонила давняя подруга и пригласила в гости. Она в центре жила. Пока я собиралась, стало уже около шести. Приехала, вышла на Советской, перешла дорогу. Подхожу к нужному дому и не узнаю его. И на улице никого! Хотя обычно то дети играют, то бабульки на скамейках сидят. Глянула на торец, а там совсем другой номер.
Пенсионерка растерялась и решила вернуться обратно. Потом снова прошла тем же путем, но не смогла найти даже тот дом, у которого только что стояла.
— А уже темнеет. Брожу, словно по кругу, все дома почему–то торцами ко мне. Света в окнах не вижу. Думаю, отправлюсь–ка домой.
Сначала Валентина Николаевна не могла найти остановку. Затем пошла наугад и оказалась на широкой туманной улице, тускло освещенной фонарями. Увидела скамейку, присела.
— Вдруг как из–под земли появилась маршрутка. Не то «пятерка», не то «тройка». Я обрадовалась, подбегаю: «Мне надо до 25‑го микрорайона». Водитель, рыжий парень в зеленой куртке, отвечает: «Перейдите на другую сторону». Смотрю: остановка «Центральный рынок», люди стоят, свет горит, автобус подъехал. Уже дома посмотрела на время. Натикало одиннадцать!
О случившемся женщина никому не рассказывала. Точнее, почти никому. Когда позвонила подруга и возмутилась, что весь вечер напрасно ее прождала, Валентина Николаевна призналась, как все было. Но собеседница не поверила, посчитала, что она сочиняет в свое оправдание.
— Я и сама решила: с головой, наверное, что–то. И вот спустя год читаю в газете истории волжан. Кто знает, может, и я эти четыре с лишним часа кружилась в параллельном мире?
История с сундуком
Потом весьма замысловатой историей поделилась еще одна горожанка. Она тоже припомнила весьма занятную историю, которая произошла с ее бабушкой в молодости в Одинцовском районе Подмосковья.
Вот что я узнал от Людмилы Шевчук.
Подобный случай о перемещении в пространстве рассказывала моя покойная бабушка. Она, правда, не говорила ничего про провалы во времени или порталы, а выражалась кратко и емко: бес попутал.
Случилось это в тридцатые годы, в промежутке между приездом бабушки в Одинцовский район (1931) и ее замужеством (1935). Бабушка — тогда еще молодая девушка 16–17 лет — снимала комнату в поселке за линией (линия — это местное название железной дороги, которая делит поселок пополам). От станции до ее дома было 10–15 минут пешком мимо складов и поля, поросшего кустарником. Сегодня тут везде асфальт и многоэтажки, а в ту пору было еще довольно безлюдно.
Ее сестра Ольга написала ей, что приезжает поступать в то же училище, где училась и моя бабушка, и просила встретить на станции. Поезда и электрички еще не ходили, люди ездили в каких–то «теплушках» — деревянных вагонах с раздвижными дверями. Один поезд утром, часов в шесть, другой поздно вечером, после восьми. Другие на станции не останавливались. Ольга должна была прибыть утром, но не приехала, и бабушка пошла ее снова встречать после работы (она училась и одновременно работала на заводе).
Сестра ее наконец–то объявилась, но привезла с собой огромный и тяжелый сундук с вещами. Вот взялись они за этот сундук — каждая со своего торца — и поволокли в поселок.
Был поздний август, поезд припозднился, к тому же пока девушки встречались–обнимались и делились новостями, остальные пассажиры успели разойтись кто куда, поэтому дорога перед ними теперь лежала сумеречная и пустынная. Склады они кое–как миновали, пошли полем.
В этом месте рассказа бабушка неизменно произносила фразу: «И здесь, в поле, нам как–то вдруг стало не по себе». Появилось тревожное чувство. Они несколько раз останавливались, оглядывались. Бабушка признавалась, что боялась разбойников — место все–таки глухое. Однако им так и не попалось ни единой души. Более того, не были слышны даже звуки — цикады молчали, птицы тоже. Даже ветер стих. Когда они вышли на главную улицу поселка, то их встретила та же неестественная тишина. Ни собак, ни кур, ни людей. Ни голосов, ни лая. И окна в домах не горели, хотя уже сильно смеркалось. Бабушка говорила, что просто не узнала поселок. Будто вышли совсем в другом месте, чужом, хотя заблудиться было негде, да и улица вроде бы выглядела привычно. Но вот эта безжизненность — давила. Они подошли к дому, где квартировала бабушка. Однако во двор не вошли. Дело в том, что во двор вела очень скрипучая калитка, но когда они ее толкнули, она не издала ни звука! И тогда бабушка просто испугалась и сказала сестре, что, видимо, они где–то не там свернули и пришли не в тот поселок.
И вот они со своим сундучищем повернули обратно к станции. Прошли поле, дошли до складов и окончательно выдохлись. Бабушка оставила Ольгу сидеть на сундуке и караулить, а сама вернулась в поселок. Шла и «искала тропинку, где они могли не там свернуть». Естественно, не нашла. Поселок же снова выглядел чужим и мертвым. По–прежнему нигде не горели окна и не лаяли собаки.
Бабушка разволновалась за оставленную у складов сестру и побежала назад, но Ольга, к счастью, никуда не пропала, ждала ее на своем сундуке. Вновь они потащили этот сундук, теперь уже в полной ночной темноте по направлению к странному поселку. В третий раз улица встретила их тишиной и зловещими силуэтами черных, словно покинутых домов. Но тут бабушка уже была вне себя и принялась изо всех сил колотить в окна своего дома. Не сразу, а через какую–то заминку в окне вспыхнул свет и хозяйка открыла окно с воплем: «Что случилось? Ты чего, как полоумная, в стекло бьешь?». И только тогда свет вдруг обозначился и во всех окрестных домах, а во дворах привычно залаяли собаки.
