Сергей Юрченко - Гностикос
- Пусть твой глупый брат побольше молчит и не позорит наш монастырь.
Гадзан позвал к себе брата и сказал:
- Знаменитый учитель Сён Саку захотел поговорить с тобой. Так ты предложи ему беседу молчания. Но главное, сам ничего не говори.
А через некоторое время Сён Саку зашел к Нан-ину и произнес:
- Я побежден вашим юным учеником. С благодарностью и почтением покидаю стены вашего монастыря.
Настоятель не мог поверить своим ушам.
- Как же это произошло?
- Он предложил мне беседу молчания. Тогда я показал ему один палец, подразумевая просветленного Будду. А этот юноша поднял два пальца, символизирующие Инь и Ян. Тогда я показал ему три пальца, как бы говоря: у этих противоположностей есть золотая середина, и поэтому всякая вещь может быть истиной или ложной или не может быть какой-либо еще. А он мудро указал мне на четыре пальца, как на четыре благородные истины. Я показал ему пять пальцев, напоминая, что в мире существует пять зол от демона Мара. А он сложил пять пальцев в кулак, словно говоря: все равно Дзен един. После этого я поклонился ему и ушел. Поблагодарите этого юношу за беседу, а я прославлю ваш монастырь в других землях. Прощайте.
И Сён Саку удалился.
Тем временем Гадзан допрашивал своего младшего брата о том, как прошла беседа молчания.
- Он долго молчал и разглядывал меня, а потом показал мне один палец, намекая, что я одноглазый. Я не стал обижаться и показал ему два пальца: мол, поздравляю вас с тем, что у вас два глаза. А он показывает мне три пальца и опять напоминает, что на двоих у нас три глаза. Я решил не поддаваться гневу в ответ на его жестокость и показал ему четыре: мол, зато у меня две руки и две ноги, и я доволен. А он опять смеется: две руки, две ноги и один глаз. Теперь уже я не сдержался и пригрозил ему кулаком. Тогда он одумался, поклонился мне и убежал.
- Совсем пусто в твоей голове!- возмутился Гадзан.
- Если бы было пусто, я смог бы вытащить пустоту оттуда,- возразил Тосун.- Сначала нужно иметь пустоту. Но как мне обрести эту пустоту? Это для меня загадка.
- Ты мне – брат, - сердито сказал Гадзан, - но я никак не пойму, как ты им оказался. Вот загадка!
- Так это просто: нас родили братьями.
- Нет ничего простого. Если бы все было просто, не понадобились бы мудрецы.
- А что было бы без мудрецов?
- Люди жили бы как звери в лесу.
- Зачем же тогда мудрецы уходят в лес от людей?
- Как это уместится в твоей пустой голове?
- Ты хочешь сказать, что в пустой голове мало места?
- Именно это.
- А куда же исчезли все места?
- Не место порождает вещь, но вещь порождает место. Нет вещи – нет и места для нее.
- А чистое место есть?
- Нет.
- Теперь я понял! - воскликнул Тосун. - Я думал, что пустота – это чистое место, но пустота – это тоже вещь. Но тогда почему я не могу вытащить эту вещь?
И с тех пор стал думать Тосун об одном, как вытащить из себя вещь по имени «пустота».
Как-то раз Нан-ин отправил Гадзана, которого с годами все больше ценил и прочил в свои преемники, с одной почетной миссией в уездные города для сбора пожертвований. В Китае имелись сутры, которые еще не были изданы в Японии. Они были напечатаны на деревянных блоках в количестве 7000 экземпляров. Кафедральный собор Тофуку объявил о сборе пожертвований на издание этих сутр. Нан-ин не хотел остаться в стороне от такого благородного дела. Вот и решил он поручить эту миссию своему лучшему ученику. А Гадзан прихватил с собою младшего брата, чтобы тот хоть чему-то поучился у него. Недавно закончился сезон дождей, и многие ручьи превратились в реки, а лужи – в озера. Возле одного такого ручья встретилась братьям девушка в кимоно и шарфе, которая не знала, как ей перейти на ту сторону, не запачкав свой наряд.
- Девушка, давай я тебе помогу, - сказал Тосун, подхватил девушки на руки и перенес через ручей. Девушка поблагодарила Тосуна, и они пошли дальше. Одноглазый монах весело смотрел по сторонам, а Гадзан сурово молчал. Он ждал, когда его брат раскается, но тот и не думал о чем-либо сожалеть. Наконец, Гадзан не выдержал:
- Мы – монахи. Нам нужно держаться подальше от женщин.
- О чем ты говоришь?- удивился Тосун.
- О девушке, которую ты перенес через ручей.
- Но, брат, я ее там и оставил. А ты что, до сих пор ее несешь? Так ведь всю жизнь можно носить ее с собою.
К вечеру они достигли города и решили переночевать на гостином дворе. А ночью в их комнату забрался вор. Приставил нож к горлу Гадзана и сказал:
- Отдавай деньги, если не хочешь умереть.
- Как тебе не стыдно грабить монахов? - возразил ему Гадзан. - Зарежешь меня - и попадешь в ад.
- Я уже в аду! - ответил вор.
Тогда Тосун, не вставая со своей постели, сказал:
- На столе лежит сума, а в ней несколько монет. Если тебе они так нужны, возьми и не мешай спать.
Вор сделал, как ему сказали. Когда он уже уходил, Тосун добавил:
- Ты забыл нас поблагодарить.
- Благодарю, монах, - ответил растерянно вор и тихо вышел.
Но заснуть братьям не удалось. Вора тут же поймали в другой комнате, и нашли деньги у него. Тогда позвали монахов, как свидетелей его преступления.
- Может быть, он и вор, но у меня он ничего не украл, - сказал Тосун. - Я дал ему эти деньги, и он меня поблагодарил. Мы в расчете.
Наутро братья пожаловали к дому городского правителя для сбора пожертвований. Узнав про двух монахов, которые пришли из южного монастыря, и про то, с какой целью они явились, правитель пригласил их в дом. Никогда братья не бывали в такой изысканной обстановке среди высокородных господ, и Гадзан весь взмок от почтения. Хоть рубашку выжимай. А Тосун, благодаря своей то ли пустой, то ли не пустой голове, чувствовал себя как в лесу. Хозяин дома заговорил с ними и другими гостями о поэзии, о достоинствах японского пятистишия и китайского четверостишия. Сам он процитировал японскую танку и попросил монахов почитать что-нибудь из китайских образцов. Гадзан, чтобы не ударить в грязь лицом, произнес:
Две дочери торговца шелком жили в Киото,
Старшей было 20, младшей 18.
Солдат может сразить мечом.
А эти девушки – своими глазами.
Настала очередь Тосуна.
- Я не могу прочитать стихотворение. Я могу его только нарисовать.
Градоначальник велел подать бумагу и кисть. Тосун нарисовал две параллельные черточки, под ними какую-то закорючку, а еще ниже – длинную черту, параллельную двум верхним.
- Это стихотворение? - спросил градоначальник.
- Но именно так пишутся все китайские четверостишия, - ответил Тосун. - Это – пустые стихи. А слова вы можете вставить сами.
- Пожалуй, я сохраню это на память,- решил тот.
За ужином Гадзан едва притрагивался к еде, только потел, а вина вообще не касался. Зато Тосун пил за двоих.
- Монахи не должны пить вино, - сделал ему замечание брат.
- А я и не пью. Я пытаюсь понять, что остается в чаше, когда все вино выпито. - Он допил вино и уставился своим единственным глазом на дно чаши. - Так есть там что-нибудь? Посмотри. Может, ты двумя глазами больше увидишь.
- Нет там ничего, - одернул его брат.
- Но место осталось?
- Этим местом является чаша,- вынужден был ответить Гадзан.
- А если разбить чашу, место чаши куда денется? Может, тогда останется чистое место?
- Я ведь тебе говорил, что чистого места нет.
- Как нет, если мы о нем говорим? Значит, где-то есть?
Их разговором заинтересовался хозяин дома.
- О чем вы спорите? – спросил он.
- Мой брат ищет чистое место, - вежливо пояснил Гадзан.
- Разве в моем доме грязно? - удивился градоначальник.
- Нет, господин. Ваш дом прекрасен. Мой брат ищет Дзен.
- Я хотел бы послушать.
Тогда Гадзан, не переставая потеть, произнес:
- Вы, господин, по натуре мудры и имеете великие способности к Дзен…
- Может, он и господин, но про Дзен он ничего не знает,- буркнул одноглазый монах.- Его голова, как его дом, - переполнена вещами. Нет тут места для чистого места.
- Разве пустой дом и пустая голова – это достоинства? - опять удивился градоначальник.
- Только так постигается Дзен, - уверенно ответил ему Тосун.
Он уважительно посмотрел на одноглазого монаха и сказал:
- Позвольте мне сделать пожертвование на то дело, ради которого вы сюда пришли. Здесь пятьсот рё.- И протянул ему увесистый кошель.
- Хорошо.
- Это большая сума, - пояснил он, ожидая благодарности.
- Вы уже сказали.
- Разве я не заслуживаю благодарности?
- Кто жертвует, тот и благодарит, - невозмутимо ответил Тосун.
Градоначальник задумался. Конечно, это так. Принося жертвы своим богам, люди рассчитывают на милость, но не ждут благодарности. Однако вчера этот монах потребовал благодарности от вора.
- Тогда почему вор должен был поблагодарить вас? - спросил он.
- Я не приносил жертву. Я сделал милость, - ответил Тосун.