Бхагаван Раджниш - Приходи, следуй за Мною. Беседы по притчам Иисуса. Том 3
Если вы не встречали такого человека, то это означает, что каждый человек жаждет. Но люди забыли о своей жажде. Лучше будет сказать, что люди подавили свою жажду, потому что жажда опасна. Жажда приводит к поиску, и человек должен искать, человек должен прикладывать усилия, человек должен все больше углубляться внутрь самого себя. Люди стараются убежать от своей жажды.
Несколько дней назад ко мне пришел человек и сказал: «Я не хочу ходить к вам и слушать вас, потому что я боюсь. Я боюсь, что действительно заинтересуюсь вами и тем, что вы говорите. Я приду к вам когда-то, но не сейчас. У меня есть другие дела».
Вы думаете, что сможете убежать от своей жажды?
Религия — это основная жажда. Ни один человек не может быть удовлетворенным и исполненным, пока не достигнет религиозного сознания. Другого способа исполнения не существует.
Но люди продолжают говорить, что никакого Бога нет. Это может быть просто средством защиты, поскольку раз они доказали себе, что никакого Бога нет, то нет необходимости спрашивать и искать; тогда они могут оставаться там, где они есть. Тогда они могут оставаться в своей грязи, тогда им не нужно искать лотос.
Вот почему Иисус говорит:
Кто жаждет, иди ко Мне и пей.
Иисус доступен. Он всегда был таким. Есть люди, которые доступны и достижимы, — а вы жаждете. Но в этом и заключается трагедия: вы отрицаете — вы отрицаете тех, кто может утолить вашу жажду. Вы отрицаете, что они имеют что-то; вы отрицаете, что в их источнике есть вода, потому что вы боитесь.
Величайшим страхом в жизни является страх Бога, страх приближения к Богу, — потому что приближение к Богу будет означать приближение к смерти эго. Приближение к Богу будет означать удаление от самого себя. Приближение к Богу будет означать падение, самоотречение, исчезновение.
Величайшим страхом в мире является страх Бот а, потому что Бог является как смертью эго, так и возрождением сознания. Но вы ничего не знаете о возрождении; вы в состоянии почувствовать только смерть. Вы подобны ребенку, который вот-вот должен родиться, который еще в утробе матери. В течение девяти месяцев он жил вполне определенной жизнью, в комфорте, в удобстве. Ему, в действительности, никогда не будет столь комфортно. В утробе матери так удобно, так тепло. Он может жить совершенно безответственно; ему не нужно ходить на работу на завод или в учреждение. Он просто получает все готовое — никакого беспокойства, никакого страха, никакой ответственности. Он просто отдыхает, спит двадцать четыре часа в сутки.
А затем внезапно наступает момент, когда он должен родиться. Ребенок начинает бояться, потому что он видит только то, что его жизнь рушится — та жизнь, которой он жил все эти девять месяцев. Он не в состоянии увидеть другую жизнь — жизнь открытого неба, воздуха и солнца, жизнь огромных возможностей для роста. Он не может видеть ее. Как он может видеть ее? Он не имеет о ней никакого представления.
Он может видеть только одно: что жизнь, которой он живет, будет разрушена. Рождение в виде ребенка ему кажется смертью. Он боится, он дрожит, он не желает расставаться с утробой.
То же самое происходит и тогда, когда вы приближаетесь к другому рождению — к возрождению сознания, когда снова вы обнаруживаете другой мир — мир Бога, называемый «Царством Божьим», — бесконечный свет, вечная красота, абсолютная истина. Но вы знаете только свою жизнь: жизнь рынка, жизнь семьи, жизнь денег, жизнь амбиций, жизнь желаний, жизнь тела — вы знаете только это. Эта ситуация кажется подобной смерти. Бог является смертью, потому что Бог является также и повторным рождением.
Вот почему Иисус говорит:
Кто жаждет, иди ко Мне и пей.
То же самое говорю вам и я. Если человек жаждет, путь он приходит ко мне и пьет, потому что еще совсем немного я останусь с вами. А потом я уйду к тому, кто послал меня. Помните, я не повторяю. Я не занимаюсь комментированием Иисуса. Благодаря Иисусу я снова создаю ситуацию, которая является совершенно новой — или абсолютно древней, что одно и то же.
Если кто-то из вас действительно испытывает жажду, то имеется возможность утолить ее. Не упускайте ее. А вы можете упустить ее. Вы можете найти тысячу и один предлог упустить ее. Не используйте эти предлоги, отбросьте их. Ищите свою жажду. Если вы жаждете, то я готов стать для вас колодцем, источником чистой воды. Жажда может исчезнуть, и только тогда, когда жажда исчезнет, вы впервые сможете почувствовать, что есть жизнь и каков ее смысл — ее красоту, ее славу. Тогда жизнь станет раскодированным посланием для вас. До сих пор вы несете в себе семя. Послание присутствует в вас, но оно не расшифровано.
Позвольте мне помочь вам. Если вы жаждете, не старайтесь убежать от меня. Позвольте мне помочь вам.
Беседа 10. Любовь — это аромат цветка. Ненависть — это разящий меч
20 декабря 1975г., Пуна
Не могли бы вы объяснить молитву господню, данную Иисусом?
Медитацию объяснить можно, молитву — нет. Ее можно понять, но объяснить ее невозможно. Молитва — это нечто, идущее от сердца, нечто неуловимое, нечто неопределяемое. Вы можете чувствовать ее, но вы не можете думать о ней. Это часть ее природы. Она подобна любви. Это не техника.
Медитация является техникой. Молитва — это не техника. Медитацию вы можете делать, молитву вы делать не можете. Вы можете только быть наполненным молитвой. Она не имеет никакого отношения к словам: то, что вы говорите в молитве, значения не имеет. Имеет значение то, как вы это говорите, имеет значение то пространство, где эти слова возникают, — но не сами слова.
Молитва является благодарностью, глубокой признательностью по отношению к целому — за то, что вы существуете здесь, за то, что вы рады жизни своей. Молитва противоположна жалобе. Когда вы жалуетесь, вы говорите о своих страданиях; когда вы молитесь, то независимо от того, что вы говорите, вы имеете в виду, что вы радуетесь тому, что вы есть, что вы благодарны за то, что вы существуете. И молитва Иисуса чрезвычайно прекрасна. Никакая другая молитва не является такой прекрасной. В Ведах есть молитвы, но они идут от очень усложненного ума, а когда молитва идет от усложненного ума, она многое теряет. Она становится весьма рафинированной, многозначительной; именно поэтому она теряет все свое значение.
Молитва Иисуса является почти детской. В этом красота ее, в этом слава ее. Если вы захотите понять Гайятри, молитву из Вед, то о ней многое можно будет сказать. Она имеет очень сконденсированное, плотное значение; она подобна научной формуле; она подобна формуле Эйнштейна е=мс2. О ней многое можно сказать, о ней написаны тысячи и тысячи страниц.
Молитва Иисуса не является научной формулой, это просто излияние простого сердца; разговор ребенка с отцом - простой, очень простой, более простого разговора и быть не может. Поэтому, если вы спросите индусов, они скажут: «Что это за молитва?» Если вы спросите буддистов, они будут смеяться, потому что у них весьма изысканные молитвы, очень культурные, сложные, философские, теоретические, много говорящие.
Молитва Иисуса не говорит ничего; это просто излияния сердца; это подобно разговору любимого с возлюбленной или ребенка с отцом. Позвольте мне повторить это: пожалуйста, не просите объяснения; совершайте ее, и вы поймете ее.
Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да придет Царствие Твое; да будет воля твоя и на земле, как на небе. Хлеб наш насущный подавай нам на каждый день. И прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем всякому должнику нашему. И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо твое есть Царствие, сила и слава, отныне и вовеки веков. Аминь.
Если я могу по-настоящему переживать музыку флейты, то может ли это быть на уровне того переживания, которое, как вы желаете, должно случаться, когда мы с вами? Я мыслю категориями суфизма. Я вижу, но не понимаю. Я за стеклянной стеной.
Объект не имеет значения. Имеет значение только субъективность. Одно и то же переживание может случиться, если вы слушаете меня, или если вы слушаете игрока на флейте, или если вы слушаете утреннее щебетание птиц, или если вы слушаете грохот водопада. Оно вызвано не объектом вашего слушания, а самим фактом, что вы слушаете. Просто слушание наделяет вас тотальным безмолвием; при глубоком слушании вы исчезаете. Умение слушать — это целое искусство.
Если вы знаете, как слушать, — с глубоким приятием, с максимальной чувствительностью, — то вас нет здесь. Слушатель отсутствует, есть только слушание. А когда слушателя нет, нет никакого эго: нет никого, кто бы слушал, есть только слушание. И тогда оно проникает в самое ядро вашего существа.
Если вы будете слушать меня умом, вы упустите. Если вы будете слушать звуки водопада без ума, вы приобретете. Дело не в том, чтобы слушать именно меня; это имеет отношение к вам, к слушающему. То, что я говорю, не имеет значения; кто говорит — не имеет значения. Все заключается в следующем: окружены ли вы глубочайшим безмолвием? Перестали ли вы существовать в этот момент? Обнаружили ли вы внезапно, что вас нет, что вы есть глубокое безмолвие, что вы вибрируете вместе с жизнью, что вы полны, но пусты, обнаружили ли вы это огромное безмолвие, когда нет ни единого всплеска мысли? Только тогда вы достигаете плоскости, когда истина может проникнуть в вас. Так что постарайтесь быть слушателем. Просто слышания недостаточно. Слышать вы можете; слушание требует особого умения. Это величайшее умение. Если вы слушаете, вы уже прибыли на место, потому что, слушая, вы внезапно обнаруживаете самого себя.
