Проводник по невыдуманному Зазеркалью. Мастер О́ЭМНИ: Приближение к подлинной реальности - Всеволод Сергеевич Шмаков
Ната надолго замолчала. Сначала мне подумалось, что она уцепилась взглядом за далёкую бирюзовую полосу моря, но потом понял: она на руках у мамы…
Ната тихонько плакала…
— Нат, — я осторожно приобнял её и взъерошил короткие, почти совсем-совсем седые волосы, — скоро сюда туристы набегут… Пойдём собирать ежевику, а?
— Нет, не набегут, — она улыбнулась. — Я закрыла гору.
— Ну всё равно… Туристов нет, а ежевика — есть. Пойдём?
— Вот расскажу, и — пойдём… — вздохнула. — …Что ты, Сева, я совсем не горюю! — мне радостно это вспоминать. Рассказывать?
— Рассказывай…
«Ночь прошла так быстро! Мне даже захотелось кинуться за ней вдогонку… догнать… вернуть обратно А утром пришла собака.
Большая старая собака. Лохматая. Она подошла к кругу, в котором я сидела, остановилась на окоёмке…Посмотрела… Ох, как посмотрела! Я пригласила её в круг. Она вошла и легла рядом со мной; головой к коленям приткнулась, моргала…
Ты знаешь, я сразу почувствовала, что это существо очень родное. Несказанно!..И что собака испытывает ко мне те же чувства… что она искала меня… Всё воспринималось немножечко размыто: очень хотелось спать… всю ночь не спала. Не прочь была поспать и собака. Мы как-то свернулись вместе с ней в один клубочек и — заснули…
Проснулась — уже день. Круг-то был на полянке, солнышко припекло — разбудило… Собаки не было. Ушла. Мне грустно очень стало, одиноко…И вот тут, теперь, сейчас пришло понимание: одиночество всегда было рядом, с детства. Оно потихонечку изъедало меня, придавливало, гасило… Хотя — были родители, был Миша, был Ади́… да и другие, которых любила всегда, вместе с которыми сердце пело. Но всё равно: они — рядом, а одиночество — во мне.
Я до вечера проревела. Без остановки, как из дырявой тучи: кап… кап…кап… Ни лес не слышала, ни себя…А вечером она вернулась.
«Собаченька, милая, — шептала я, — не уходи, пожалуйста… Больше не уходи, пожалуйста! Не бросай меня…» Жмусь к ней, ласкаю. И она жмётся, поскуливает, дрожит вся.
Осталась. Если и отбежит — то совсем ненадолго, к роднику, и сразу назад. Так всю эту неделю мы вместе и провели. Рядышком…Ты представляешь, даже когда дождь был — ливень! — она не уходила; мне-то из круга — куда? а подружка моя и под деревце не отбегала, нет: всё — рядом со мной…
…В конце недели, днём, я проснулась от того, что собака надрывно скулила. Вскакиваю. Смотрю: большая смоляная ворона расхаживает по внешней границе круга.
Важная ворона: шаг упругий, крылья за спиной, голова поднята высоко… Ну прямо председатель колхоза, а не птица! Ходит, поглядывает на нас, молчит.
Чувствую, подруженька моя перепугалась очень: скулит, притискивается… причём притискивается так, что будто бы закрывает меня от этой птицы. Я пригляделась к вороне попристальнее: странная птица… большая чересчур… странная. Пгаза — никогда не видела у птиц таких глаз — как два маленьких глубоких озера, бездонных! и — блики, зелёные рассыпчатые блики… Жуть!
Только я успела это разглядеть, — как ворона зашагнула внутрь круга и медленно направилась к нам.
Я вскакиваю, собака визжит… а рядом с нами, согнувшись, стоит Миша и хохочет, хлопая себя по коленкам.
— Ну, девочки, — хохочет, — ну, молодцы! Сразу раскусили дядю-птичку!
— Миша… — обрадовалась, конечно, но и рассердилась тоже, — я же испугалась… зачем ты так?
— А не пугайся, — говорит. — Чего путаться-то? Вот если бы у вороны был автомат и пулемётные ленты крест на крест, — тогда другое дело! А так…
Он уселся на траву, достал из сумки (вот откуда сумка взялась — не пойму…) огромный сырный шар и разломил пополам — мне и собаке. Та взяла сразу; не боялась больше, вся-доверие.
Мы кушали сыр, а Миша смотрел на нас (ласково так…) и тихонько напевал.
— С повстречаньицем, Натонька! Что решила?
— Ты о чём, Миша?
— О собаке, — он смотрел на меня с удивлением. — Вы что же, ещё не разобрались? не разъяснились?
Собака доела сыр и тоже смотрела мне в глаза. Вопросительно. Я погладила её.
— Совсем ничего не понимаю, — говорю, — объясни, пожалуйста… О чём вы оба?..
— Вот балда! Чем же ты тут целую неделю занималась?! — он фыркнул, посмотрел досадливо. — Чем?..
— Сидела…
— Может, ещё и лежала?
— Лежала…
— А на голове стояла?
— Нет…
— А надо было! И ещё — облака ушами разгонять… при безделье это крайне занимательно!
— Миша, ты объясни… — я уже чуть не ревела.
— Да объясню, объясню…Не реветь!..Объясню, куда я денусь.
И он объяснил мне, что с собакой — в разных образах — встречались мы много раз. Из жизни в жизнь — родными существами. Давно. (У меня было такое ощущение! Никак не пойму, почему я отнеслась к нему небрежно, почему не вгляделась повнимательнее…??!)…Именно поэтому, сказал Миша, я перестала чувствовать одиночество рядом с ней.
В этой жизни, будучи разлучёнными, мы тосковали друг о друге, искали друг друга, но — неосознанно, не ведая причин своей маеты. Теперь — нашли.
Я левой рукой обхватила собаку покрепче и прижала её к себе.
— Значит, она не уйдёт от меня? останется со мной?
— Хм… Не совсем… — Миша потёр пальцами щёку, нахмурился. — Видишь ли, пришла пора умирать ей. Может быть, в чём-то, это и помогло вам встретиться.
— Как “ умирать…!?!
“Тише, тише, не шуми. Смерть — не обида; смерть никогда никого не обижает, разве что — глупцов и негодяев! Не шуми, “ Миша вздохнул, — всё так, как надо. Собака пришла к тебе с тем, чтобы ты позволила ей стать частью тебя в этой жизни, существовать рядом.
— Как…?
— Если ты согласишься, то (после смерти; думается, через три-четыре дня…) её душа сблизится с твоей. Ты забеременеешь. У тебя родится дочь.
Я растерянно поглядывала то на Мишу, то на собаку. Они — оба — внимательно, с ожиданием смотрели на меня.
— Но… но как я забеременею? У меня нет мужчины… И не было никогда, ты же знаешь!
— Ерунда! Зачем здесь мужчина? Вот выдумали! Никаких мужчин природе не нужно, ты прекрасно забеременеешь без этого вздора!
— Ну, а что мне надо делать?..
— Так ты согласна?
Собака смотрела на меня с терпеливой ожидательной грустью. С надеждой… «ГОСПОДИ, — подумала я, — да если это только возможно — разве я не соглашусь? Да, согласна! Сто раз-да!!!»
Собака высвободилась из моих рук, лизнула щёку. Глаза её светились. Миша подошёл к нам вплотную и присел
