Александр Экштейн - Око вселенной
— Полковник, — сухо оборвал допрошенный группой захвата генерал, — тебе не повезло. Я просто мылся в сауне, а женщины делали мне массаж, все три, — подчеркнул генерал, — лечебный. Раз ты меня задержал и позволил себе так разговаривать, то, надеюсь, у тебя есть веские основания для этого. Так что бери своего Марчука и быстро за мной в прокуратуру, будете меня допрашивать, остолопы. Если у вас не окажется оснований для моего задержания, я буду вынужден задержать вас. Понятно?
— Доказательств на товарища генерала полно, господин полковник, — услышал вдруг Самсонов. — Какие хотите есть доказательства. Есть заснятые на видеопленку. — Игорь, стоящий на верхних ступеньках лестницы, потряс видеокассетой в левой руке. — Есть на бумаге. И есть живой свидетель, очевидец, можно сказать, который знает массу имен и фамилий других очевидцев и свидетелей. — Он сделал шаг в сторону и указал на переполненного искренностью Шлыкова.
— Да! — воскликнул Шлыков. — У него, кроме всего этого, даже вилла в Испании есть и гражданство в Румынии.
— Да и вообще, генерал, — вышел из-за стойки регистратуры полковник Марчук, отряхивая на ходу мусор, прилипший к брюкам и рубашке, — мы зря никого не задерживаем, мы за то, за что и президент России, с которым я неделю назад лично разговаривал, — за порядок и торжество закона на территории России.
Задержанный генерал снисходительно усмехнулся, с пренебрежением оглядел задержанных вместе с ним двух депутатов из фракции «Россия без коррупции» и заместителя министра госстандарта, затем перевел одобрительный взгляд на Игоря Баркалова, Николая Стромова и ошалевшего от своей правдивости Шлыкова, и лишь потом произнес странную, непонятно кому адресованную фразу:
— Да херня это все, ребята. Россия в семьдесят семь раз больше своей территории, что вверх, что вниз, а я всего-навсего генерал. Как там у Пушкина: «Уж климакс близится, а Германа все нет». — И генерал громко, раскатисто захохотал.
В это время дверь со стороны улицы открылась, и в вестибюль психиатрического стационара с праздной улыбкой на лице вошел освобожденный от грима и памяти Степа Басенок.
— Это по мне, — с ходу заявил он, восторженно разглядывая хохочущего генерала. — Когда смеются люди, спокойно дети спят.
Но тут произошло такое, что медикаментозный идиотизм Степы Басенка быстро и бесследно исчез, а память, вместе с головной болью в затылке, вернулась. Лицо генерала неожиданно отаинственелось, затем наполнилось огнем, и перед потрясенными оперативниками Таганрога и Ростова предстало нестандартное шестирукое воплощение четырехрукого Будды — танцующий Шива.
— Где задержанный? — пытаясь сохранить спокойствие, крикнул полковник Самсонов. — Басенок, блокируйте выход! — приказал он и шепотом добавил: — Хотя бы тот, который ведет на тот свет…
Жители села Дарагановка видели, как над больницей возник фиолетовый светящийся шар, со звуком, напоминающим вскрик упавшего с большой высоты огромного колокола, взмыл в небо и растворился в нем. А еще через два часа так и не осмелившиеся подойти поближе к больнице жители села Дарагановка увидели, как к больнице стали подъезжать пожарные машины, приземляться вертолеты, подкатывать черные легковые автомобили с начальством, подъезжать и отъезжать машины «Скорой помощи».
Глава одиннадцатая
В аэропорту Ростова-на-Дону Тараса Веточкина встретил не кто-нибудь, а сам «Партос», начальник оперативно-розыскной группы «Юг» полковник Вяземский, приятель и бывший сокурсник Тараса по ВШ КГБ СССР.
— Штабная морда, — заявил Вяземский, обмениваясь рукопожатием с Веточкиным, — карьерист кабинетный.
— Василий, пойми меня правильно. Я только что покинул Анадырь, а до него был в Северном Ледовитом океане.
— Ну и что? — Вяземский слегка подтолкнул Тараса к выходу, навстречу сорокаградусному объятию южного лета. — Тут такие дела творятся, что ни до жары, ни до холода. Антихрист в наших краях появился, какой-то Шива по всей области краковяк отплясывает. Вчера в психбольнице дарагановской генерал из МВД потустороннее шоу в обрамлении адского пламени устроил. Я своих туда послал, а теперь и мы туда поедем.
— Поедем, — согласился Веточкин. — Заедем на Садовую в управление и поедем, встретим, черт бы его побрал, плясуна…
Генеральная прокуратура России, детально изучив материалы по происшествию в Дарагановской больнице, возбудила уголовное дело по статьям: 222 УК РФ «Незаконное приобретение и хранение оружия», 218 УК РФ «Нарушение правил учета, хранения и использования взрывчатых пиротехнических изделий». 219 УК РФ «Нарушение правил пожарной безопасности», 235 УК РФ «Незаконное занятие частной медицинской практикой», 24,241 УК РФ «Вовлечение в занятие проституцией» и «Содержание притона», 313 УК РФ «Побег из-под ареста», 317 УК РФ «Посягательство на жизнь сотрудников правоохранительных органов», и, конечно же, по статье 159 УК РФ «Мошенничество», под которую попадала деятельность, связанная с семейным бизнесом в России.
На фоне этих событий спецпредставитель Генпрокуратуры, следователь по особо важным делам Акимов Борис Александрович подверг строгой ревизии ведение всех громких уголовных дел в Таганроге. Особой критике он подверг уголовное дело, возбужденное по факту смерти журналиста московской «Ночной газеты» и своей властью закрыл его за отсутствием состава преступления. Если бы оперативники и Самсонов не пострадали во время аномального инцидента и не лежали в госпитале, то их ждали бы серьезные неприятности, вплоть до отстранения от должности и последующего увольнения. Борис Александрович был возмущен самим фактом возбуждения такого уголовного дела: журналист умер от передозировки, рядовой случай, так эти болваны притянули за уши всех местных самоубийц, наркоманов, инфарктников и пропавших без вести и пристегнули к делу, дабы придать ему и самим себе ложную значимость.
— Вот, пожалуйста, — Акимов постучал пальцем по папке с уголовным делом и с укоризной посмотрел на городского прокурора, — это прямая обязанность прокурора не допускать такой халтуры. Вот, — он склонился к бумагам, — некий Мукасей повесился в отхожем месте. Вот результаты экспертизы: наркоман, алкоголик, следов насилия не обнаружено, самоубийство. Вот автослесарь Степиков — наркоман, передозировка. Тот вообще умер от инфаркта, при чем тут московский журналист? А Найденов уплыл в море и не вернулся. Ну? — Он вопросительно посмотрел на прокурора Катаева. — Вы что тут, с жиру беситесь, или как? Короче! Сжечь всю эту халтуру. Если бы так называемых сыщиков не представили к правительственной награде, век им свободы не видать, я бы на них самих завел уголовное дело. Вы представляете, — он как-то растерянно посмотрел на провинциального коллегу, — журналист передознулся, а они ищут убийцу, хотя на самом деле нужно все делать наоборот.
— Кто они? — Городской прокурор с глубочайшей неприязнью и даже с какой-то агрессией смотрел на представителя своего ведомства.
— Никто, — передразнил его спецпредставитель и уточнил: — Люди.
Глава двенадцатая
День, как обычно в последнее время, начался для Ивана Максимовича Савоева с щемящей тоски, несмотря на восторженную радость утреннего солнца, бросающего пригорошни своих бликов сквозь густое сплетение виноградной лозы. День обещал быть жарким, трудоемким, суетливым и, само собой, тоскливым. Вот уже более пол угода, с тех пор как исчез Слава Савоев, тоска не покидала дом его родителей. Если еще совсем недавно мысли о старости лишь изредка посещали Ивана Максимовича, то теперь они его никогда не оставляли, и он отвлекался от них только работой. Мария Оттовна, мать Славы, искала утешение в Никольской церкви, службу в которой вел один из самых оригинальных и конкретно юродивых пастырей православия отец Александр. Иван Максимович тоже было попытался пойти за утешением в церковь, но по дороге зашел в пивбар, да так и остался в нем, утешившись выпивкой.
Сегодня Иван Максимович должен был присутствовать, как и вся милиция Таганрога, в центре, обеспечивать порядок во время проведения в городе съезда так называемой «золотой двадцатки». Президенты крупнейших банков и финансовых групп решили собраться в самом бурно-развивающемся городе России и обсудить стратегическое направление банковской деятельности, решить вопрос о создании на базе таганрогского «Баф-банка» трансконтинентального банковского блока «Глобализация», дабы централизованно капитализировать и продвигать на внешние рынки финансовые и промышленные компании России. Одним словом, Иван Максимович в этом ни черта не понимал, но когда садился в свой «жигуль», чтобы добраться в центр города, неожиданно почувствовал странное волнение и странную уверенность, что съезд крупнейших банков России будет самым ярким событием в его жизни.
