Бхагаван Раджниш - Проблески золотого детства

Что вызвало то, что произошло прошлой ночью? Это было из-за того, что он каждое мгновение думал обо мне. В тот момент, когда он меня увидел, все мысли исчезли, а это было единственное, что окружало его, как облако. И я не думаю, что он понял точный смысл своих слов! Для этого требуется время, а слова приходят так неожиданно. Он просто сказал, как будто бы не по своей поле: «Ошо, я никогда не ожидал, что смогу сделать это».

Я сказал: «Не беспокойся. Я всегда был уверен, что рано или поздно, но это произойдет».

Он выглядел немного озадаченным. Он говорил о том, как придти, а я говорил о том, что происходит. Потом, как будто открылось окно, и вы можете видеть как это открылось окно, и он увидел. Он прикоснулся к моим ногам со слезами на глазах и улыбкой на лице. Видеть, как смешиваются и сливаются слезы и улыбка, прекрасно. Это огромный опыт.

Из-за Аджита Сарасвати я не мог закончить историю, которую начал рассказывать. Он был, каким-то образом, за углом так долго, что я привык к нему. Вы помните тот день, когда я говорил об Аджите Мукерджи, известном писателе тантры, авторе книги «Искусство и картины тантры»? Я говорил, и вы можете свериться со своими записями… когда я сказал «Аджит» я не мог сказать «Мукерджи». Для меня «Аджит» всегда означал «Аджит Сарасвати». Поэтому, когда я говорил об Аджите Мукерджи, сначала я сказал «Аджит Сарасва…», потом я исправился. Я начинал говорить «Сарасвати», выговаривая «Сарасва…», потом сказал «Мукерджи».

Он, никак не вмешиваясь, присутствовал прямо за углом, ожидая, только ожидая. Такое доверие редко, хотя вокруг меня есть тысячи саньясинов с таким же благоговением. Знаете ли вы это или нет, значения не имеет; имеет значение - лишь есть благоговение или ею нет.

Аджит Сарасвати — индус, поэтому ему, естественно, легче чувствовать это благоговение, веру. Но он получил образование на Западе; возможно, поэтому он смог близко подойти ко мне. Индийское происхождение и западный научный ум — иметь это вместе — редкое явление, поэтому он уникален.

И, Гудия, придет еще много людей. Да, они неожиданно появятся! Здесь, там, везде. Они должны появиться быстро, потому что у меня не много времени. Но звук человека, появляющегося в пространстве - это не звук поп-музыки, это даже не классическая музыка; это чистая музыка, ее невозможно классифицировать… ее даже нельзя услышать, а можно только почувствовать.

Вы видите бессмыслицу? Я говорю о музыке, которую надо почувствовать, а не услышать. Да, об этом я говорю; вот, что такое просветление. Все становится тихим, как будто лягушка Басе никогда не прыгала в тот старый пруд… никогда, никогда… как будто пруд оставался без ряби всегда, вечно отражая небо, оставаясь незамутненным.

Это хайку Басе прекрасно. Я повторяю его столько раз, потому что оно всегда такое новое, и всегда наполнено новым смыслом. В первый раз я говорю, что лягушка не прыгала, и всплеска не было. Старинный пруд ни старинный, ни новый; он ничего не знает о времени. На его поверхности нет ряби. В нем звезды выглядят более прекрасно, более величественно, чем в небе над вами. Глубина пруда очень обогащает звезды. Они становятся сделанными из того же, из чего состоят сны.

Когда человек становится просветленным, тогда он знает, что лягушка не прыгнула… старинный пруд не был старинным. Тогда человек знает, что это такое.

Кстати, это все. Но пока я снова не забыл… бедная история, которую я начал рассказывать вчера. Вы могли подумать, что я не вспомню, но я могу забыть обо всем, за исключением прекрасной истории. Даже когда я умру, если вы захотите, чтобы я начал разговаривать, спросите меня что-нибудь об истории — хотя бы о баснях Эзопа, Панчтантре, Джатаке или просто о притчах Иисуса.

Вчера я говорил… все это началось с метафоры «собачья смерть». Я сказал, что у бедной собаки нет ничего общего с этим выражением. Но за этой метафорой скрывается история, а из-за того, что миллионы людей умрут собачьей смертью, се стоит понять. Возможно, вы ее уже слышали. Я думаю, что каждый ребенок это слышал; она так проста.

Бог создал мир: мужчину, женщину, животных, деревья, птиц, горы — все. Возможно, он был коммунистом. Сейчас это не хорошо; хотя бы Бог не должен быть коммунистом. Было не хорошо, если бы его называли «товарищ Бог»: «Товарищ Бог, как дела?» Это просто не звучит хорошо. Но история говорит, что он дал всем двадцать лет жизни. Всем была дана одинаковая жизнь. Как и ожидалось, мужчина встал и сказал: «Только двадцать лет? Этого недостаточно».

Это что-то говорит о мужчине: ничего не достаточно. Никогда не достаточно. Женщина не встала. Это так же говорит что-то о женщине. Она довольствуется малым. Ее желания очень человечны; она не просит звезд с неба. На самом деле, она посмеивается над мужчиной за все его попытки достичь Эвереста, или луны, или Марса. Она не может понять, в чем здесь дело. Почему бы нам просто не пойти и не посмотреть телевизор? Насколько я знаю, просмотр телевидения…

Яшу потупилась. Не стыдись. Я ничего не говорю против женщин, смотрящих телевизор. Я говорю о себе. Я думаю, что женщина смотрит телевизор только ради рекламы, и все; новое мыло, или шампунь, или новая машина… новое, что-нибудь новое.

В рекламе все всегда новое. В действительности, это старые вещи по-новому упакованные. Да упаковка новая, ярлык тоже новый, новое название. Но женщина заинтересована в новой стиральной машине, холодильнике или велосипеде. Интерес женщины непосредственен.

В этой истории она не встала и не сказала Богу: «Что? Всего двадцать лет?» На самом деле, когда мужчина вставал, женщина тянула его

назад, говоря: «Сядь, мужчина. Почему ты ворчишь, всегда ворчишь? Ты, старый ворчун, сядь».

Но мужчина стоял на своем и сказал: «Я выступаю против этого установления в двадцать лет. Надо больше».

Бог был в растерянности. Будучи коммунистом, что он мог сделать? Он распределил годы жизни поровну. Но звери были более понимающими, чем этот парень-коммунист.

Слон засмеялся и сказал: «Не беспокойся. Ты можешь взять десять лет от моей жизни, потому что двадцать лет — это слишком долго. Что я буду делать с двадцатью годами? Мне хватит и десяти». Итак, человек получил еще десять лет от жизни слона. Эти годы между двадцатью и тридцатью годами, когда человек ведет себя как слон. Это годы, когда рождаются хиппи, юпи и другие подобные племена. Повсюду в мире их нужно называть «слоны»… слишком много думают о себе.

Потом встал лев и сказал: «Пожалуйста, прими десять лет от моей жизни. Для меня десять лет - это более чем достаточно». Между тридцатью и сорока годами человек рычит как лев, как будто он — Александр Великий. Даже Александр не был настоящим львом, так что же говорить о других? Между тридцатью и сорока годами, каждый мужчина ведет себя как лев.

Потом встал тигр и сказал: «Если все помогают бедному человеку, тогда и я вношу десять лет моей жизни». Между сорока и пятидесятые годами человек ведет себя как тигр — хуже в сравнении с львом, начисто выбритый, не больше, чем большая кошка, но старая привычка хвастовства остается.

Потом встала лошадь и тоже добавила десять лет. Между пятьюдесятью и шестидесятые годами человек несет всевозможные грузы. Он просто лошадь. Не обыкновенная лошадь, а очень выдающаяся лошадь, нагруженная горами беспокойств, но каким-то образом, его воля такова, что он прорывается вперед и продолжает идти.

После шестидесяти лет собака сделала свой взнос в десять лет, и поэтому говорится «собачья смерть». Эта история - одна из прекраснейших притч. Между шестьюдесятью и семидесятые годами человек живет как собака, лая на все, что движется. Он находит любое оправдание, чтобы полаять.

Эта история не заходит за семидесятилетний рубеж, потому что обычно раньше говорили, что человек мог прожить до семидесяти лет. Семьдесят лет - это статистический возраст. Если вы статистический мужчина, тогда сверьтесь с календарем и умрите ровно в семьдесят лет. Чуть дольше — это немного современно. Жить до восьмидесяти, девяноста, или даже до ста лет — это ультрасовременно, это восстание. Это сбивает с пути.

Знаете ли вы, что в Америке есть люди, замороженные, в холодильниках, потому что они страдали от неизлечимых болезней? Неизлечимых, по крайней мере, сегодня - возможно, через двадцать лет лекарство будет найдено. Поэтому, хотя они могли бы прожить еще несколько лет с этой болезнью, они решили, чтобы их заморозили - за свой счет, помните. В Америке все всегда делается за свой счет. Даже хотя они заморожены, почти мертвы, они платят. Они должны заплатить вперед, заранее, за наступающие двадцать лет так, чтобы их тела были постоянно заморожены. Это, конечно, дорогое дело. Только очень богатые могут себе это позволить. Я думаю, что содержание замороженного тела стоит почти тысячу долларов в день. Они надеются или раньше надеялись, что когда лекарство будет найдено, их можно будет разморозить и снова вернуть к жизни, вылеченными.