Олег Гор - Просветленные не ходят на работу

Я осознал тысячи многомерных «пятнышек», из которых состоит мое восприятие, появляющихся на миг и вновь исчезающих, заключающих в себе все, что я считал реальным, – солнечные лучи на коже, чувство усталости, мысль о блаженной темноте, осознание того, что я должен вытряхнуть подстилку; и тут же другой набор – сухая гортань, радость, воспоминание о брате Поне, его запрет жаловаться; боль в правой лодыжке, раздражение, задумка насчет того, как изменить один из рисунков бхавачакры, моя жизнь в Таиланде.

И за пеленой из этих «пятнышек», что заворачивалась в колесо, внутри которого я медленно дрейфовал, не шевеля ногами, крылось нечто еще, неописуемо огромное, настоящее, яркое.

Та Пустота, о которой я слышал не раз, но не имел представления, что это?

Радость накрыла меня с головой, вскипела счастьем такой концентрации, что меня затрясло. Я не остановился, продолжил идти и одновременно плыть, струиться, переливаться, меняться.

Это было прекрасно, удивительно… ничего подобного я никогда не испытывал!

В этом состоянии я провел несколько мгновений, а когда выпал из него, то вынужден был сесть прямо там, где находился, поскольку ноги отказались меня держать. Брат Пон, наблюдавший за мной из-под навеса, одобрительно кивнул и поднял большой палец.

Я отозвался слабой, неуверенной улыбкой.

Тем же вечером, покончив наконец со всеми делами, я спросил у брата Пона, что именно испытал.

Отголоски пережитого еще бродили внутри меня, вспыхивая искорками счастья, заставляя вздрагивать и улыбаться. Иногда казалось, что я снова вижу разбитый на «пятнышки» мир, движущийся, живой, дышащий, так непохожий на обычную статичную картинку.

– Ты воспринял то, что можно назвать истинным качеством реальности, – сообщил монах. – Древние использовали для ее обозначения санскритское слово «татхата», что можно перевести как «таковость».

– И что это значит?

– То, что реальность существует, что она такова, какова она есть.

– И все? – я почувствовал смутное недовольство: ждал мистических откровений, а получил некий термин, не объясняющий ничего.

– Это уже очень много на самом деле, – брат Пон усмехнулся и покачал головой. – Понимаешь, мы, люди, не способны воспринимать реальность саму по себе, нам доступен лишь набор мерцающих крохотных образов, созданных нашим сознанием. Помнишь, я тебе рассказывал про трубу, внутри которой ты движешься?

– Я воспринимал нечто вроде колеса из многих сотен «пятнышек», – проговорил я. – Хотя они и не пятна вовсе, некоторые звуковые, другие осязательные, третьи – мысли, колышутся, меняются…

– Для них те же древние предложили слово «дхармы».

– Но все равно, это выглядит очень странно… – я помялся, подбирая слова. – Смотрите, вот я вижу сейчас вас, задаю вопросы, а вы видите меня, отвечаете на мои вопросы… Неужели при этом каждый из нас находится в своей трубе восприятия? Как?

– Просто наши с тобой трубы идут параллельно, прижавшись друг к другу, – брат Пон рассмеялся. – На самом деле мы с тобой в данный момент видим один и тот же кусочек мира, но для каждого из нас он распадается на тысячи разных, как ты сказал, «пятнышек»… Эту ночь, погруженный во тьму ват, лес, разговор каждый воспринимает иначе, порождает отличные эмоции, мысли, осознает своим путем… Понимаешь меня?

Я почесал в затылке.

– Да, каждый из нас существует в реальности другого, но лишь как образ, проекция. В моей ты задаешь вопросы, в твоей – я отвечаю на них, вроде бы происходит одно и то же, но каждый заперт в своей «трубе» и не в силах заглянуть в пространство другого. Обычные люди не знают этого, полагают, что другие воспринимают все точно так же, как они, но это иллюзия, да еще и вредная, создающая проблемы…

Я представил миллионы труб… нет, лучше капсул из материала, похожего на лоскутное одеяло, лоскуты которого меняют форму и цвет; внутри заперт человек, плывущий по волнам времени; они сталкиваются, некоторые слипаются и движутся парами, даже группами, но все равно каждый сам по себе, в вечном, абсолютном одиночестве.

Мне стало холодно, тоска мягко сдавила сердце.

– Но что снаружи? Что там, за стенками восприятия? – я отчаянно взмахнул рукой.

– Чтобы ответить на этот вопрос, надо быть Буддой, – ответил брат Пон очень серьезно. – Но даже в этом случае, боюсь, во всех языках мира не отыщется нужных слов.

Избавления от недостатков, свершенные в мгновение, трансформации личности, подобные удару молнии, иногда случаются, но бывает такое редко и никогда по собственной нашей воле.

Куда чаще любые попытки резко изменить себя заканчиваются срывом и разочарованием. Намеченная программа остается невыполненной, а старые привычки обретают над нами еще большую власть.

Единственный шанс их победить – действовать медленно, крохотными шажками.

Отказаться есть после шести не каждый день, а только в понедельник. Продержаться так месяц и добавить среду, потом пятницу, пока в один прекрасный момент не станет ясно, что можно прожить целую неделю, не наедаясь до отвала по вечерам.

Этот метод годится для чего угодно.

Наша личность, то описание самости, которое мы нацепили на себя, на самом деле сильно ограничивает нашу свободу. Оно заставляет нас вести себя определенным образом, не дает свернуть с наезженных дорог, даже если те ведут вовсе не к сверкающим вершинам успеха.

И первый шаг по изменению ситуации – перестать это описание поддерживать.

Для этого нужно составить список черт, с помощью которых мы (не важно, вслух или про себя) привыкли себя характеризовать – скромный, терпеливый, заботливый, невезучий, раздражительный, веселый и так далее.

Затем выделить одну, ведущую, и работать с ней минимум неделю.

Отслеживать все ее проявления, не пытаясь их подавить, и одновременно постоянно повторять утверждение, отрицающее эту черту: например, если речь идет о трусости, то нужно говорить «я смелый», если о несдержанности, то «я сдержанный».

После недели практики нужно перейти к следующей характеристике, и так далее, пока весь список не будет исчерпан.

Изменения в жизни, которые произойдут к этому моменту, окажутся воистину удивительными.

Жаловаться любят практически все.

О чем мы сообщаем знакомому, встретив его на улице и едва успев поздороваться? О том, что гад-сосед вчера ночью опять сверлил и не давал спать, что сам вчера съел что-то не то и маялся животом, а сволочи из правительства по привычке подняли расценки на коммуналку.

А друзьям? А соседям в транспорте? А родственникам?

Пользы от этой привычки ноль, удовольствие сомнительно, а вред очевиден.

От привязанности к жалобам необходимо отказаться, причем решительно и сразу. Начать отслеживать ее проявления, и, как всякий сорняк, под ясным светом осознания она понемногу засохнет.

Глава 7. Поворот колеса

Я смотрел на брата Пона с недоверием, даже с тревогой.

– Ты не расслышал? – мягко спросил он. – Собирайся, мы едем в город.

Под «городом» имелся в виду Нонгкхай, где я в прошлый раз так опозорился. Ничего удивительного, что мне не хотелось покидать Тхам Пу, отправляться туда, где так много людей.

– Может, не надо? – промямлил я.

– Надо-надо, – монах ободряюще похлопал меня по плечу, и я с покорным вздохом отставил метлу.

Все время, пока мы шли по лесу, затем ждали на обочине, меня терзал страх. Боролся я с ним, пытаясь сосредоточиться на текущем моменте, использовал «это не я, это не мое», но помогало слабо.

В этот раз до города нас подбросил разбитый грузовичок, набитый белозубыми работягами. Нам уступили место в кузове, и я, ежась от дурных предчувствий, прижался спиной к металлическому борту.

Закрыл глаза, выжидая, когда придет тошнота, приведет за руку друга по имени «головокружение».

Но потом мы выбрались из машины на перекрестке, и я сообразил, что чувствую себя нормально. Брат Пон, как ни в чем не бывало, затопал по тротуару, и я двинулся следом, точно робкая тень.

Навстречу попалась группа смеющихся школьников, затем пара фарангов в возрасте, и мы оказались среди людей.

– Ну что? – спросил монах, глянув на меня через плечо. – Как ты?

– Нормально, – осторожно отозвался я.

– Не хочешь блевать?

– Вроде нет.

– И не захочешь! – заявил он с таким видом, словно объявлял о суровом наказании. – Твоя пустота в достаточной степени укрепилась, разрослась, пустила корни, и от чужой полноты, всего этого шума и гама тебе может быть немного не по себе, но и только-то. Теперь ты достаточно силен, чтобы выдержать даже визит в бордель.

Я нервно хихикнул, оценив идею заявиться в публичный дом в одеянии монаха, но приободрился.

Мы заглянули на рынок, где нам накидали всякой всячины в сумки для подношений. Тут я пару раз ощутил легкую дурноту, но не испытал ничего похожего на судороги, что терзали мой организм в прошлый раз.