Альфред Леманн - Иллюстрированная история суеверий и волшебства
В течение следующего дня были сделаны все приготовления, необходимые, по ее мнению, для выполнения ее колдовства. Она просила позвать ей нескольких женщин, знавших волшебный заговор; он назывался вардлокка. Никто не знал его; но, поискавши по деревне, зашли к Гудриде; она сказала; «Я не знаю чародейства, и я не ворожея; но моя приемная мать научила меня в Исландии одному слову, которое она называла вардлокка». — «Ты счастлива, что ты так мудра», — сказал Торкель. — «Это дело, как я полагаю, не принесет пользы, — сказала Гудрида, — так как я христианка». Торбиорг возразила; «Быть может, ты без вреда помогла бы в этом деле людям; я обращаюсь к Торкелю, чтобы получить то, что мне необходимо». Торкель просил Гудриду; наконец она обещала сделать то, чего он желает. Женщины образовали круг около подмостков, где сидела Торбиорг, а Гудрида так дивно запела заклинание, что каждый из присутствующих думал, что едва ли когда-нибудь приходилось ему слышать такой прекрасный голос. Волшебница поблагодарила ее за это пение и сказала, что пришли многие из духов, которые отдалились от нее и не хотели ей повиноваться; они думали, что было бы приятно послушать, как прекрасно поется заклинание; «теперь я ясно вижу много вещей, которые до сих пор были скрыты для меня и для многих других».
В этом описании интересны различные пункты. Волюра прибегает к чарам, чтобы иметь возможность ворожить, но эти чары требуют особого «слова» или заговора «вардлокка», которого сама волюра, по-видимому, не знает. Но и заговор этот не заключает в себе всех необходимых для чар операций, иначе сама волюра, не знающая его, была бы никому не нужна. Кроме того, мы узнаем, что Торбиорг носит с собою кожаную сумку с волшебными средствами, т. е. такой же «знахарский мешок», как у дикарей. Далее, она не может ничего предсказать ранее следующего дня, так что ей необходима ночь для ее операции. Наконец, упоминается, что она получает свои сведения от духов. Трудно сказать, каковы эти духи. Так как действие происходит в христианскую эпоху, то нет ничего невозможного, если бы здесь оказались темные следы христианской демонологии[17], но всего вероятнее, что эта вера в духов финского происхождения. Большинство волюр были финны; а те, которые не были финнами, все-таки были в учении у финнов. Финская же магия, как мы сейчас увидим, по большей части была заклинанием духов.
Магия финнов
Наши сведения о суевериях и чародействе финнов в языческие времена почерпнуты из большой героической поэмы «Калевала», которая хотя собрана и записана только в нашем веке, но, несмотря на то, носит на себе такой отпечаток язычества, что ее песни без сомнения сохранились в своей чистоте, невзирая на устную передачу их из рода в род в течение нескольких веков. Религиозные и суеверные представления, с которыми мы встречаемся здесь, во многих пунктах обнаруживают свою родственность с древнехалдейскими представлениями, но стоят на значительно высшей ступени развития: основная халдейская мысль развита здесь так широко, что сила финского чародейства становится совершенно неограниченной. Наиболее важные магические операции состоят в заклинании духов, и при этом не только злых, но и добрых; даже само высшее божество Укко, или Юмала, не стоит выше власти заклинателя, так как Укко должен немедленно исполнить желание чародея. Все представляется живым, за всем скрывается дух, к которому обращаются с заклинаниями. Если человек страдает от холода, то духов холода заклинают именем Пану, духа огня; наоборот, если обжегся кто-нибудь, то Пану заклинают именем духов холода.
Такого рода рецепт от ожогов находится в 48-й песне Калевалы (стихи 301–372). Здесь приведен следующий отрывок:
«Ты огонь, созданье божье,Пану[18], ты огонь, сын солнца!Кто тебя сердил так сильно,Что мои обжег ты щеки,Что ты бедра опалил мнеИ бока обжег ужасно?Как тушить огонь я должен:,Укрощать я должен пламя?Как огонь лишу я силы,Пламя сделаю безвредным,Чтоб избавиться от муки,Не терпеть бы мне страданья?Приходи из Турьи, дочка!От лапландцев ты, девица!В лед и иней ты обута,С белым инеем на платье,Носишь с инеем котел ты,С ледяной холодной ложкой,Окропи водой холодной,Набросай ты льду побольшеНа места, где есть ожоги,Где сжигало злое пламя».
Таким образом, в длинных стихах огонь заклинается всеми духами холода. В конце говорится:
Так кователь ИльмариненИсцелил свои ожоги,От огня свои страданья,И кузнец стал вновь здоровым,Получил обратно силу,Исцелившись от ожогов.
Не только второстепенные боги, каковы холод и огонь, подчинялись заклинаниям, но даже и сам Укко немедленно исполняет все, чего только хочет чародей.
Когда «веселый Лемминкайнен» задерживается в пути огненным потоком, протекающим по раскаленным каменным плитам, он поет:
«Укко, ты мой бог высокий,Дорогой отец небесный!Ты от севера дай тучу,Дай от запада другую,Третью ты пошли с востока,Также с северо-востока,И ударъ ты их краями,Пустоту меж них наполни,Пусть пойдет здесь снег саженный,Снег с копье величиною,На горящие каменья,На пылающие глыбы»,Укко, этот бог высокий,Укко, тот отец небесный,Дал от севера он тучу,Дал от запада другую,Третью тучу дал с востока,Также с северо-востока,Их ударил друг о друга,Пустоту меж них наполнил.Посылает снег с дубину,В вышину копья снег сеет,На горящие каменья,На пылающие глыбы:Озерцо из снега вышло,А на нем катятся волны.
При своих заклинаниях финны часто принимаются за дело весьма основательно. Не ограничиваясь, подобно халдеям, одним описанием демонов, они обыкновенно объясняют все их происхождение; благодаря этому такие заклинания становятся очень растянутыми. Кто из читателей желает познакомиться с ними, может сам найти их в «Калевале», но мы слишком далеко зашли бы, если бы привели из них хотя бы небольшие выдержки.
Для финского чародея возможно нечто большее, чем простое заклинание духов; его слова имеют настоящую творческую силу, на что указывает множество отдельных мест; но и одного такого примера будет достаточно.
Когда Лемминкайнен прибыл в Похьолу, был принят там негостеприимно и попросил себе пива за плату. В песне говорится:
Тут хозяин на ПохьолеРазбесился, стал свирепым,Обозлился, рассердился,Колдовством прудочек сделалНа полу пред самым Кауко.Говорит слова такие:«Вот река, пей сколько хочешь,Похлебай воды из пруда».Мало думал Лемминкайнен,Говорит слова такие:«Не теленок я у бабы,Я совсем не бык хвостатый,Чтобы пить речную воду,Чтоб лакать из лужи воду».Сам он начал чародейство,Приступил к волшебным песням:На полу быка он сделал,С золотыми бык рогами,Этот выхлебал всю лужу,С удовольствием всю воду.
Наверное, можно сказать, что такое творчество превосходит все, что было доступно другим народам. В сравнении с такой творческой силой многочисленные волшебные превращения, происходящие в «Калевале», кажутся сущими пустяками.
Когда Лемминкайнену понадобилось несколько овец, он следующим образом приступил к делу:
Сам в карман рукою лезет,Ищет быстро в том мешочке,Вынимает шерсть овечью,Быстро трет ее в комочки,Трет обеими руками,Растирает между пальцев.Только раз он в руки дуетИ овен, из рук пускает,Стадо целое ягняток.
Средние века до начала процессов о ведьмах
Как ни велико было влияние христианства на ход мысли Средних веков, тем не менее оно, конечно, не могло сразу преобразовать общество и уничтожить результаты тысячелетнего развития. Только постепенно проникали в сознание народов основные идеи религии, которые вели за собой перемены в существующих социальных отношениях. Многие из древних понятий, нравов и обычаев (все, что до некоторой степени совместимо было с христианством) остались нетронутыми и получили только новое христианское обоснование. Выше мы уже видели, как католическая церковь относилась к суевериям того времени и для борьбы с демонами указывала средства, основанные на христианских воззрениях. Нравы и обычаи, допускавшие себе оправдание по основным положениям христианства, были сохранены и приспособлены к различным обстоятельствам. Так именно сохранились старые судебные обычаи, получившие благодаря новому толкованию известный религиозный отпечаток. Таким образом возникли так называемые суды Божии, или ордалии.
