Владычество 1 - Рэнди Алькорн
В восемь утра Кларенс вошел в фойе «Трибьюн», обменявшись улыбками с охранником Джо и служащей в приемной Илэйн. Теперь все было не так уж плохо. Люди спрашивали о Фелиции, но это Кларенса не задевало. Он надеялся, что его оптимизм достаточно заразителен, чтобы повлиять на Бога.
Сев за свой рабочий стол, Кларенс вставил в уши затычки и приготовился писать очередную статью. Однако работа не клеилась. До срока сдачи была еще уйма времени — целых четыре часа. Стимул был слабым, а настроение не совсем подходящим. Как обычно, перед тем как взяться за статью, Кларенс погрузился в себя. Блуждая по сплетению просторных коридоров своего внутреннего мира, он подбирал то, что попадалось на пути, и оценивал, насколько эти находки подходят для статьи,
В первые годы работы журналистом Кларенс носил свою черноту как тяжелый рюкзак. Он ее не стыдился, но и не мог
71
от нее никуда деться. Едва он начинал забывать о цвете своей кожи, как сразу же ловил на себе чей-то изучающий взгляд, словно был каким-то диковинным зверем. Когда бы Кларенс ни посмотрел на этих «исследователей», они сразу же отводили глаза в сторону. Он чувствовал себя так, как будто белые — это надзиратели, только того и ожидающие, чтобы он споткнулся или оказался в неподходящий момент «под стрелой». Это чувство угасло всего несколько лет назад.
Когда в конце семидесятых, начале восьмидесятых Кларенс работал в «Орегон джернал», то вызывал у коллег такое же любопытство, как и у белых однокашников. Хотя он и учился в колледже, где почти все студенты были белыми, но все равно общался с черными, так же как белые общались с белыми. Белые разговаривали о вещах, совершенно ему чуждых: кемпингах, охоте, серфинге, горных лыжах и даже дельтапланах. Только изредка в этом дружном хоре проскакивали упоминания о рыбалке и теннисе.
Как в колледже, так и в газете Кларенс обнаружил, что большинство белых парней неуклюжи, застенчивы и чрезмерно утонченны. Он предполагал, что понимает их намного лучше, чем они — его. И неудивительно. Это ему приходилось жить в их мире, а не им в его. Белые репортеры из отдела новостей думали, что знают Кларенса, но они ошибались. И это было совершенно очевидно.
— Кларенс, — сказал как-то один из них, — ты самый белый из всех известных мне черных.
— Спасибо, Ли. Предполагаю, что в твоем понимании это наивысший комплимент.
Кларенс никогда не пытался учить других, потому что даже не знал с чего начать.
Однажды один из редакторов посмотрел на него и спросил:
— Ваша братия, наверное, тратит на одежду кучу денег?
— Ни цента, — ответил он, — наша братия всю одежду ворует в магазине.
Он не мог победить. Если он прикидывался таким же неряхой, как некоторые из них, то становился в их глазах просто ленивым негром, если же одевался хорошо, то на него начинали смотреть как на никчемного карьериста, напялившего дорогие тряпки, чтобы произвести хорошее впечатление на начальство.
В первые годы работы в «Джернал» общение в коллективе было для Кларенса сущей проблемой. Белые обычно были
72
старомодны, беспокойны и испытывали сложности с пищеварением. Они сплетничали, разговаривали о свежих новостях и отпускали банальные шутки. Этот мир не был плохим, просто он отличался от мира Кларенса, и в нем действовали другие правила. Вечеринки белых были чем-то непонятным. Большую часть времени они проходили без музыки. Вечеринка без музыки? Это то же самое, что шашлык без мяса. Вечеринки черных всегда пульсировали ритмом и были сплошным нескончаемым танцем. Один черный друг однажды сказал Кларенсу: «На белых вечеринках никто не потеет».
Несмотря на многократно возникавшее у него желание бросить все это, Кларенс со временем стал ощущать себя в работе с белыми «в своей тарелке» больше, чем предполагал. Но его общение с ними заканчивалось в стенах «Трибьюн». В своем доме, в своей личной жизни и даже в белом предместье Кларенс не был близок ни с одним белым, кроме Джейка. Кларенс все еще взвешивал и оценивал свои отношения с Джейком. Он знал слишком многих черных, которые когда-то думали, что у них есть хороший белый друг, но затем обнаруживали, что сильно ошибались. Один коллега по «Трибьюн» предупредил, что Джейк вряд ли когда-нибудь станет настоящим другом. Кларенс был достаточно упрям, чтобы проигнорировать это предупреждение, но достаточно осторожен, чтобы не терять бдительности, подвергнув Джейка испытанию временем.
В «Джернал» Кларенс был единственным черным в спортивной редакции. Ему пришлось научиться культуре белых подобно тому, как миссионер вынужден изучить культуру народа, чтобы понимать людей и не истолковывать превратно их намерения. Поначалу Кларенса задевало, когда другие репортеры пробегали мимо, не удостаивая его ни единым словом или хотя бы кивком. В кругу черных так поступали только в том случае, если хотели выразить тебе свое презрение. В конце концов, Кларенс понял, что это — часть культуры белых (по крайней мере, часть деловой атмосферы газетной культуры). Раньше он называл это невоспитанностью, а теперь — профессиональной деловитостью.
В 1982 г. «Джернал» стала частью «Трибьюн». Переход на работу в «Трибьюн» означал для Кларенса новое начало. Ему опять нужно было доказывать, что он заслуживает место под солнцем. Он работал допоздна и часто без выходных. Для Же-нивы это было настоящим испытанием, и Кларенс понял, по-
73
чему среди журналистов (врачей, юристов и профессиональных спортсменов) такой высокий процент разводов. В отделе новостей работать было сложнее, чем в спортивной редакции. Мужчины и женщины, работая бок о бок долгие часы, начинали «крутить шуры-муры», в то время как их жены и мужья оставались в их собственном мире где-то далеко-далеко за горизонтом. Осознавая эту реальность, Кларенс был рад тому, что мог отсидеться в спортивной редакции.
Эти ребята могут досаждать мне, но зато наверняка не искусят.
Хотя об этом редко говорили, атмосфера была пропитана соперничеством. Оно пряталось в
