Конкордия Антарова - Две жизни
ГЛАВА 18 ВЕЧЕР У ЛОРДА БЕНЕДИКТА. СВАДЬБА ЛИЗЫ И КАПИТАНА Наконец-то дождалась Лиза того мгновения, когда можно было уединиться в своей комнате под предлогом отдохнуть и поупражняться на скрипке. Весь день графиня волновалась, спорила с мужем и дочерью по всяким пустякам, касающимся завтрашней свадьбы. Лиза непременно хотела венчаться в платье, подаренном ей Флорентийцем, отвергая вечную фату и фл„рдоранж.
Граф, убедившись, что отпраздновать свадьбу дочери с шумом и блеском не удастся, склонился к простоте и соглашался во вс„м с Лизой. Но мать, для которой во вс„м поведении Лизы было так много неожиданного и непонятного, расстраивалась, повторяя без конца: «Вс„ не по-людски», и требовала, чтобы был соблюд„н внешний декорум. Для чего же потратили тысячу рублей на подвенечное платье? Для чего везли сюда драгоценное кружево и фату прабабушки? Видя, что каждую минуту может разразиться сцена и угадывая е„ внутреннюю причину, Лиза улыбнулась матери, говоря:
– Меньше всего, мама-подруга, я хотела бы огорчить тебя в последний день нашей совместной жизни. Если тебе будет приятно видеть меня снежным комом, – я рада им быть эти несколько часов моего венчания.
Успокоив родителей, она ушла к себе, сказав, что сегодня-то уж наденет платье лорда Бенедикта, которое полюбилось ей особенно. Спорить на этот сч„т
– по тону Лизы мать поняла – было бесполезно. Оставшуюся в одиночестве графиню снова стали одолевать тысячи вопросов, которые сводились к одной мысли: как же она воспитала дочь, если могло случиться то, что теперь произошло? Чья здесь вина? Насколько глубока е„ собственная вина? И вина ли это, если она загладится так скоро, уже завтра, церковью?
Надевая одно из своих лучших платьев, графиня не могла не заметить, что сегодня она как-то особенно моложава, что волосы е„ легли волнами, что парижское платье чудно обрисовывает е„ прекрасно сохранившуюся фигуру. «Скоро конец всему. Скоро вообще уже не придется одеваться и выбирать туалеты себе и дочери». Е„ мысли сделали какой-то вольт, пробежались по семье лорда Бенедикта и вернулись к собственной. Какая огромная разница! Но в ч„м она? Перед духовным взором графини мелькнуло слово: «Труд». По словам самого лорда Бенедикта и Николая графиня составила себе мнение, что все они постоянно чем-то заняты. Е„ муж и Лиза тоже постоянно чем-то заняты. У одного всегда было большое хозяйство, которое он вс„ время улучшал, но графиню это никогда не интересовало. У Лизы был божок: музыка. В ней она неустанно совершенствовалась и иногда трудилась, словно чернорабочий, как смеясь говаривала графиня. В музыке Лиза жила, по ней тосковала. Графиня же находила, что такой труд есть рабство, а не наслаждение. И сейчас, вс„ ещ„ слыша вдали музыкальные фразы, графиня стала волноваться и послала сказать дочери, что пора одеваться.
Осмотрев туалет Лизы, которая вышла из своей комнаты только когда ей сказали, что приехал жених, графиня не удержалась, чтобы не заметить, что для своих лет Лиза одета слишком «по-взрослому». Вызванный е„ замечанием хохот е„ поначалу смутил, она решила было рассердиться, но кончила тем, что сердечно обняла дочь и присоединилась к общему смеху. Что касается самой графини, то в этот вечер е„ трудно было принять за мать Лизы. Даже Джемс был озадачен тем, какими чарами наградил е„ туалет и что именно так изменило е„. Через несколько минут все сидели в карете, скрывая друг от друга сво„ волнение, и спустя полчаса уже входили в холл дома лорда Бенедикта. Едва они сбросили плащи и шали, как к ним вышел Николай, а вдали уже виднелась высокая фигура хозяина, шедшего им навстречу. Лорд Бенедикт, подав графине руку, сразу пов„л гостей в музыкальный зал, где собрались все его домашние и друзья.
Бывавшие в самых высших слоях общества, привыкшие везде чувствовать себя желанными и важными гостями, граф и графиня R здесь застеснялись. Лорд Бенедикт, шутя и смеясь, знакомил их со своими недавно приехавшими друзьями. Казалось, каждый из представляемых был безукоризненно вежлив и приветлив, а у графини и е„ мужа было ощущение, точно к ним заглянули в сердце, раскрыв его до дна, и все самые зата„нные их мысли стали известны.
– Начн„м с музыки, – обратился к Алисе и Лизе лорд Бенедикт. – Мы быстрее познакомимся и освоимся, если звуки вырвут нас из привычной манеры воспринимать всякое свидание как дозволенный этикетом ряд слов и действий.
Сегодня такой важный день в жизни Лизы и Джемса, что хочется поздравить их, молодых и чистых, мужа и жену, в не совсем обычной обстановке. Сегодня хочется создать им род такого моста в новую жизнь, где бы им диктовала духовная сила. В этот вечер пусть музыка раскроет в каждом из нас всю любовь, на которую мы способны, и доброжелательство. И всю любовь мы выльем сегодня на наших новобрачных.
Графиня с удивлением взглянула на лорда Бенедикта, и щ„ки е„ залил яркий румянец. Граф тоже был удивл„н, но решил, что по английской моде жених и невеста уже накануне свадьбы зовутся мужем и женой. Лиза и Джемс тоже взглянули друг на друга с беспредельной преданностью. Они, казалось, не замечали, что стали центром внимания, даже наоборот, принимали всеобщее внимание и слова хозяина как нечто естественное, неотъемлемое, что не может их ни стеснить, ни сконфузить.
Ананда подош„л к ним, взял скрипку из рук Джемса и отн„с е„ к роялю, где уже была Алиса.
– Если уж играть при вас, то только до вас, – сказала Лиза, беря инструмент в руки. – Я ещ„ не слыхала вашей игры, но думаю, что после вас рука моя была бы не в силах поднять смычка.
– Моя и ваша песнь любви разные, конечно, – ответил Ананда. – Но будет в них и нечто общее: они будут торжествующими. Играйте сейчас, стоя перед вашим Буддой, – прибавил он так тихо, что слышала только одна Лиза, – и вы проникнете на ту вершину счастья, где творящий встречает Творца.
Ананда взял Джемса под руку, увел его в дальний угол, где сидел князь Сенжер, и усадил капитана между собой и дядей. Лорд Бенедикт тоже сидел в отдалении, между супругами Р. Остальные члены семьи разбрелись по огромной мало освещенной комнате, и в круге яркого света у рояля остались только две девушки. Белое платье с ч„рными, в знак траура, кружевами на Алисе и зел„ная с серебром лилий парча на Лизе, е„ роскошный, сверкающий веночек на голове, е„ страстное лицо и порывистые движения, – как непохожи были эти девушки! Ничем не убранная голова Алисы тоже казалась сверкающей в ореоле е„ волос. Генри, сидевший рядом с матерью, шепнул: «Мама, я хорошо помню вас такой».
Скрипка и рояль разом и неожиданно зазвучали. Никто не был готов к тому, что так вдруг нарушится молчание. Когда графиня подняла голову и посмотрела на дочь, она едва удержала возглас. Уже несколько раз за последние дни она видела свою дочь какой-то преображенной. Мать считала, что это любовь сделала Лизу почти красавицей. Но лицо, которое она видела сейчас, – это был кто-то другой, но не е„ гурзуфская Лиза. Рука, правда, вс„ та же, Лизина прекрасная рука. Но как она водила смычком! Никогда прежде у Лизы не было этой уверенности удара, этой л„гкости и гибкости. Лиза сейчас играла шутя. Она жила где-то не здесь. Губы е„ сжимались и внезапно раскрывались в улыбку, головка и тело то гибко выпрямлялись, то чуть склонялись. Нет, положительно графиня никогда не видела Лизу такой. «Да она Бога воспевает»,
– мелькнуло у не„ в уме. И впервые она поняла, что дочь не божка себе сотворила из музыки, но что Бог в ней, в е„ сердце, что Бог всей жизни е„ была музыка, что рядом с этим Богом нет никого, что без музыки немыслима сама Лиза, как невозможны лучи без солнца. Что играла Лиза, как аккомпанировала ей Алиса, – графиня не знала.
Она не понимала сейчас и не воспринимала музыкальных фраз, она слышала только песнь Лизиного сердца. И мать размышляла, где же, когда и как могла эта девочка гак понять жизнь, чтобы передать струнам крик, мольбу и раны собственного сердца. Лиза опустила скрипку. Глаза е„, как у слепой, оставались несколько мгновений устремл„нными в одну точку. Наконец она вздохнула, положила скрипку на рояль таким тяж„лым жестом, как будто та весила пуд, и тихо сказала:
– Больше сегодня играть не могу.
Ананда подош„л к ней, усадил е„ на сво„ место и вернулся к роялю.
– Ну, Алиса, друг, теперь моя очередь, – беря виолончель, сказал он. – Не так давно я играл эти вещи в Константинополе и за инструментом сидела брюнетка. Кое-кто из присутствующих е„ знает, а кто-то и игру е„ слыхал. Надо отдать ей справедливость, выше пианистки я не знаю.
– Ты, Ананда, удачно ободряешь Алису, – рассмеялся лорд Бенедикт. – Я и без твоего введения вижу, как у бедняжки тряс„тся от страха сердце.
– О, если бы хоть одна десятая доля женщин мира была так мало знакома со страхом, как Алиса, в мире не было бы места ни тьме, ни злу, – ответил Ананда. – И что ещ„ важнее в неустрашимой Алисе, что музыкальность е„ вросла во вс„ е„ существо. Гармония в ней чиста, как строй гаммы, и не может переносить фальши. Е„ гармония не знает соревнования, не может расстроиться от звучащих рядом фальшивых нот. И ни один порыв, кроме чистой любви, не может е„ всколыхнуть. Там, где Алиса, там каждому легко, если в его страстях нет зла. Злое задохн„тся. Счастливец тот, кто будет е„ мужем.
