Воспоминания старого шамана. Путь волка - Александр Хамархан
Давным-давно в одной сибирской деревушке жил Шаман по имени Милхай. Возраст его с виду никак не определялся. Легкий прищур в глазах и выдающиеся, скуластые черты лица придавали ему суровости. Житейская мудрость и веселый характер отражались убеленными сединой висками и мелкими морщинами в уголках глаз. У него было загорелое на ярком солнце, смуглое, обветренное лицо, худощавое, жилистое телосложение. Но, несмотря на годы, Шаман сохранил живой огонек в глазах. Во взгляде чувствовался сильный Дух, а внутренняя сила и крепкие руки позволяли делать любую тяжелую физическую работу.
Шамана в деревне уважали и даже побаивались. Мало кто из мужиков попробовал бы «померяться взглядами» или пристально посмотреть в глаза Милхаю. А уж тем более поспорить с ним, рискуя попасть под его горячую руку. Они приходили только по доброму поводу, по-соседски, за советом или по большой надобности. Бывало, Шаман их сам призывал.
Одевался Милхай скромно, ходил в старой удобной одежде. Супруга Милхая, Янжима, следила за его внешним видом. Аккуратно наглаженная одежда, чистота и порядок в доме отличали ее как хорошую хозяйку еще с самых молодых лет. Она любила Милхая и где-то даже по-матерински заботилась о нем.
Деревня была по местным меркам средней – как по размеру, так и по своей численности. Она растянулась вдоль дороги, на удалении от окружного центра, в стороне от основного тракта. В одном ее конце располагалась ферма с мастерскими, с водокачкой и котельной, в той же стороне была большая школа с детским садом. Медпункт и почта с магазином находились в другом конце.
Население в основном состояло из бурят и некоторых других народностей. Соседи знались друг с другом и здоровались при встрече. Пожилые люди и старики ходили в гости, пересказывали очередную деревенскую новость: кто где побывал, к кому родственники из города приехали, женился кто-то или помер, – обо всем этом вести быстро разносились.
Изба Милхая, хоть и не новая, но теплая, добротная, располагалась возле леса, на самой окраине деревни. Резные ставни и высокие ворота примечались еще издалека. Забор дощатый прикрывал все происходящее внутри. Во дворе стояли стайка, дровяник, навес для сена и хозяйского инструмента, летняя кухня и баня. Еще одна калитка поменьше вела прямо в огород.
Рядом с домом был гараж. Там на массивных полках «жили» бензопила, лампа паяльная и трансформатор. Столярный строгальный станок – Милхаевская беда и выручка – располагался вдоль стены, не далеко от мотоцикла. «Урал – трудяга», пусть уже не новый, однако все такой же мощный и надежный, «жил» в том же гараже.
Когда люди приходили на обряд, во дворе разводился костер, выносились скамейки, стол и стулья. Одни из приглашенных стояли в это время, а другие сидели, как и положено. Гости, приехавшие на ежегодное капание, были главными лицами. Управлял всем этим действом Шаман, являясь проводником между миром нашим – миром людей – и миром духов.
Редкие события могли всколыхнуть деревенский уклад. Жизнь была обычная, такая же, как и у других. Люди трудились, рожали и воспитывали детей, пока те сами не становились взрослыми и не обзаводились собственными семьями. Старики учили сыновей, а те учили внуков. Так продолжалось долго, из поколения в поколение.
Давно, когда Милхай еще трудился по профессии и не был шаманом, внезапно стали уходить его братья и сестры, дяди и тети, близкие и дальние родственники. По стечению обстоятельств, происходящих в родове, он неожиданно для себя стал самым старшим. Наступил его черед. Милхаю не приходилось особо выбирать. Шаманские корни были по отцу и по матери. Нужно было принимать решение. Но Милхай сопротивлялся, не хотел ответственности, переживал за себя и за родных. А потом он сильно заболел, как будто «на ровном месте». Поначалу пытался сам лечиться, по больницам ходил, по врачам, однако тщетно.
Несмотря на все усилия, он постепенно угасал: то температура повышалась и никак не проходила, то лихорадило его даже под теплым одеялом и в шерстяной одежде. Суставы ныли так, что и подняться было невозможно. Сердце выскакивало из груди, голова раскалывалась и желудок сводило. Пот холодный катился по его телу, слабость валила с ног. Внезапно пропадал аппетит, и Милхай ничего не ел по нескольку дней, пил только чистую воду. Даже от чая его выворачивало. Похудел совсем, стал как скелет ходячий: одни глаза, да кости, обтянутые кожей.
«В чем только душа его держится?» – говорили соседи. Разные были симптомы, одно лишь одинаково – не помогали ему ни лекарства, ни больницы. Облегчения кратковременные сменялись длительными приступами, которые становились все сильнее и сильнее.
Потом, однажды, он начал видеть тени. Сперва не поверил своим глазам: «То ли на самом деле все происходит, то ли померещилось». Когда не спал по ночам, с температурой мучился, кто-то заходил в хату и там оставался. На следующее утро Милхай спрашивал у Янжимы, слыхала ли она чего? На что получал отрицательный ответ. Двери закрывались на массивный засов, да и собака бы залаяла, если бы чужого почувствовала.
Шло время, но состояние Милхая ухудшалось. Янжима вызывала скорую. Приезжали доктора, кололи какие-то лекарства, давали направления в больницу, и все повторялось снова. В больнице он начал видеть мертвых. Сам не задержался там надолго. Не в силах больше противостоять, Милхай поник духом и ослабел. Медики от безнадеги отправили его домой. Милхай по-прежнему не спал, все так же слышал, как кто-то входит в дом и остается. В моменты просветления он начал подумывать, не сходит ли с ума. Однако позже осознал, что все еще при памяти и в состоянии рассуждать здраво.
После попыток излечиться и убежать от собственной судьбы, Милхай смирился с неизбежным. Родные, тем не менее, рук не опускали. Янжима продолжила искать любые средства, которые бы помогли ее мужу. Она обегала всю округу, договаривалась с больницей, разных докторов водила, но ничего не помогало.
Однажды в доме появились старики – старейшины большого рода. Они приехали издалека, с самого дальнего поселка, что на берегу «большого моря». Прознали про Милхая и про его болезнь от других шаманов. Пообщались с Янжимой, а после Милхая стали убеждать: «По поводу близких твоих, ушедших, ты сам понимаешь – тебе много не нужно объяснять. В Роду теперь ты самый старший. Нет человека в родове с тех пор, как Шаман ушел. Некому грехи отмаливать и предков поминать. Подумай: кто-то ведь должен выполнять эту работу. Если не ты, то кто? Глянь, сколько молодежи за тобой идет, ты о себе не думаешь, тогда о них хотя бы подумай. Им ведь жить еще да жить. Не примешь ответственность на себя – сам пропадешь, и молодые за тобой сгинут. Решайся, а мы тебе поможем: позовем кого необходимо, организуем что положено».
Вот так «шаманская» болезнь и все иные обстоятельства определили судьбу Милхая. Старейшины нашли проводника и провели обряд посвящения. Предки Родовые приняли Шамана. А после посвящения Милхай стал сам проводить обряды. Так он выздоравливал. Возвращал постепенно утраченное в жизни.
Шло время. Поначалу Милхай пытался совмещать дела. Однако жизнь не позволяла возвращаться к его прежнему укладу. На старую работу он пойти не смог – Силы не позволили. Тогда Шаман оставил прежнюю профессию и посвятил себя предназначению.
Как самый старший в своем роду, он выполнял обязанность советника и роль третейского судьи в различных спорах и конфликтах. Бывали у Милхая люди с дальних мест и самых глухих улусов. О нем узнали далеко за пределами родных краев. Потянулись родственники и земляки из крупных городов. Приезжие останавливались в деревне, кто где – кто у знакомых, кто у родных. Если никого уже не оставалось, тогда приглашали старейшин из Родовой деревни. Те вспоминали предков и всю историю на несколько поколений назад.
На обряд приходили соседи: мужчины и женщины старше тридцати. Варился зеленый чай с молоком, готовился обед: бухлер из баранины с лапшой (мясной суп, бульон). Из домашней сметаны, серой муки и манки готовился традиционный саламат. Гости привозили молоко, печенье, чай, конфеты. По случаю использовали тарасун (кисломолочный алкогольный напиток), а позже его заменили на водку. Обряды проводили под открытым небом, во дворе, с костром. По окончании обряда полагалось благодарить Шамана за его работу.
