Бодхи - Твердые реки, мраморный ветер
Хлорофилл тоже содержит порфирин - с атомом магния в центре, и не будь этого, не было бы и фотосинтеза. Порфирин с железом содержится в цитохромах - белках, участвующих в процессах дыхания, а также в миоглобине и гемоглобине… в общем – много всего хорошего можно сделать с порфирином, если умеючи… так что же они нашли?
Джейн попыталась пробиться сквозь чащу значков, цифр, формул и терминов, но если генетику и цитологию она уже знала неплохо, то в ее познаниях в общей биохимии оставалось еще слишком много белых пятен. Ванадий… Нашли в крови у какого-то пацана… как его зовут… Марти Моран… нашли у него значит порфирины с ванадием. Ну и что? Ну ванадий… и ванадий и кобальт тоже встречаются в составе порфириновых комплексов. Или она что-то путает? А что Марти… Джейн пробежала глазами малозначащую информацию – чуть ли не с рождения обожает фридайвинг, то есть без акваланга ныряет… метров наверное до ста доныривает, а что – вопросы декомпрессии фридайверов не касаются, они же не дышат во время ныряния… интересно, сколько минут он может не дышать под водой?
Открыв энциклопедию, Джейн набрала в поиске «порфириновые комплексы». Нет, ошибки нет – бывает там и ванадий и кобальт. Ну значит это уж какое-то очень специфическое открытие, и пока сами генетики нам его не разъяснят… Взгляд Джейн приклеился к монитору, и мысль остановилась на полпути. Ванадий… да, ванадий встречается, но где? Точнее – у кого?? У асцидий!
Теперь если и не все стало ясным, и может даже и не многое, но уж во всяком случае – основное. У людей ванадий в составе хелатных комплексов с порфириновыми лигандами не встречается, а встречается он в крови асцидий, а кто такие «асцидии» Джейн не знала в точности, но знала, что это морские животные. И вот у пацана, который любит океан и ныряет как морской котик, который наверняка испытывает и проникновение к океану, и симпатию к нему и к морским мордам – вот у него нашли порфирин с ванадием. И не только… еще и с золотом… ну это вообще дичь!
Растворенного золота в океанской воде тысячи и тысячи тонн, и получается, что организм ежа научился добывать это золото, как какая-нибудь устрица, и использовать его в порфириновых комплексах вместе с ванадием, и если про ванадий мы кое что знаем, то уж про золото в порфирине природа и сама не знает ничего, не было такого никогда, и какие свойства есть или будут у этого Марти…
Джейн выключила комп – больше всё равно понять было невозможно, да и нет необходимости. Теперь можно было позавтракать и отправляться в погоню за ветром.
Сидя спиной к Джомсому и лицом в сторону Верхнего Мустанга, Джейн уже третий час подряд созерцала ветер. Сначала всё было просто и привычно: породить симпатию к ветру. Это просто. Еще в детстве она любила и теплый ветер, под которым можно было понежиться, и прохладный ветер в жаркий день, и даже морозный и сухой зимний ветер не был ей неприятен, и если температура на улице не падала ниже пяти градусов ниже нуля, она выходила гулять в шортах и футболке, вызывая яростное недоумение соседей и родителей. Морозный ветерок обдувал полуобнаженное тело, не причиняя ему ни малейшего вреда, и Джейн со смехом смотрела на закутанных в пуховки людей, которые, казалось, не столько мерзли от холода, сколько от своей психопатии. Когда мороз усиливался до десяти градусов, влияние ветра становилось критическим, и гулять дольше десяти минут уже было некомфортно. В какой-то момент Джейн обратила внимание на то, что когда она была в плохом настроении, или плохо выспавшаяся, или после оргазма, то при усилении ветра во время холодных прогулок ее мышцы начинали непроизвольно напрягаться, все тело словно скручивалось в спазме и хотелось сжаться в комок, и согревания при этом не происходило, а когда она была бодрой, энергичной, ебучей, то сжиматься и не хотелось, мышцы были расслаблены, и она почти не замерзала. Как-то она решила прогуляться в кроссовках, шортах и футболке в двадцатиградусный мороз – это был просто эксперимент, она ни на что особенно не рассчитывала – просто выйти на улицу, обжечься морозом, вернуться и лечь в горячую ванну. Выйдя из дома, она пошла по тропинке между сугробов, как обычно хихикая над реакцией обалдевших прохожих, но вскоре обалдела она сама – несмотря на порывы леденящего ветра, несмотря на то, что холод быстро сковал ее пальцы рук, обжигал кожу на обнаженных предплечьях и ляжках, именно неприятных ощущений не было. Испытывая воодушевление первооткрывателя, она пошла дальше, и прошла еще пять минут вперед. Иногда приходилось растирать обнаженные части тела, чтобы охлаждение кожи не перешло в обморожение, но в целом состояние не было опасным или неприятным. Попадая в завихрения воздуха, тело начинало съеживаться, и ей пришло в голову, что такая телесная реакция вряд ли является естественной и здоровой, и она попыталась расслабиться, совершенно, максимально расслабиться, представляя себе, что ветер свободно проходит сквозь ее тело, даже не затрагивая его, не охлаждая.
Тогда она гуляла двадцать минут в двадцатиградусный мороз, и несмотря на то, что в горячей ванне она потом отлеживалась целый час, не было ни последующей простуды, ни неприятных воспоминаний. И с тех пор ее приятие ветра усилилось, и сейчас породить симпатию к упругим потокам было очень просто. Закрыв глаза, она вдруг поняла, что совершенно необязательно именно видеть ветер! Откуда вообще взялась эта глупость? От ассоциаций со словом «созерцать», но ведь ясно же, что сама процедура созерцания если и включала в себя визуальное наблюдение за объектом, то лишь для того, чтобы, во-первых, удобнее было настраиваться на объект, привязать к нему внимание, а во-вторых для того, чтобы привязать возникающее физическое переживание к этому образу, установить между ними ассоциативную связь, чтобы в будущем образ объекта стал озаренным фактором, своего рода «включателем» этого состояния. И если уже осуществлен контакт с ветром посредством того, что она чувствует его давление, его порывы, то какая разница – видит она его или нет? В конце концов, зрение – это всего лишь эволюционировавшее телесное ощущение, по своей природе ничем не отличающееся от других тактильных восприятий.
Закрыв глаза, Джейн начала процедуру созерцания, и тут ее снова отвлекли размышления. А зачем, в таком случае, вообще нужен контакт? Ей стало смешно. Получается, что она могла вообще сидеть в пещере на своем месте в конце длинного лаза, где вообще никогда нет никаких порывов ветра, и заниматься созерцанием ветра? Она откинулась и легла на спину. Нет, в этих рассуждениях есть изъян. Во-первых, даже если и в самом деле возможно созерцать ветер в абсолютной темноте и абсолютном безветрии, то это не означает, что эта возможность именно сейчас существует именно для нее. Может быть в будущем, когда она будет впрыгивать в соответствующие физические переживания легко, она сможет сделать это вообще при любых обстоятельствах… да, это почти наверняка так, ведь переживание твердости сейчас возникает у нее даже тогда, когда она не только не видит гор, но даже и не думает о них! Еще вчера, когда она придумала идею «гнезда аиста» для парка и села за комп, чтобы нарисовать схему, подписывая размеры она ошиблась с размером шрифта, и во весь экран перед ней появилась огромная, жирная, мощная единица. Смотря на эту единицу, она неожиданно была прямо таки вброшена в твердость. Странным образом получилось так, что когда она увидела очень большим то, что всегда видела очень маленьким – цифру на мониторе, возникла твердость такой интенсивности, какой раньше она не испытывала, и в тот же момент вслед за этим возникло еще более поразительное ощущение, которое она тут же идентифицировала, поскольку много читала о нем раньше – средняя сфера пустоты. Значит – сначала необходимо просто «проснуться» к этому ощущению, испытать его несколько раз и запомнить, после чего тело само начнет в тех или иных ситуациях воспроизводить его, особенно если при этом ты ведешь жизнь, в которой омрачения получают решительный отпор, а ОзВ и разные интересы всячески поддерживаются.
Это во-первых… а есть еще во-вторых. Во-вторых вся предыдущая логика о ненужности непосредственного контакта с ветром основана на том допущении, что наши глаза – это именно развитая кожа, и не более того, что зрение – всего лишь восприятие световых волн извне. А это явно не так. Зрение – совсем не только то, что мы можем узнать о нем из курса анатомии. Так же как и гора – не просто куча камней, и как человек – не просто мясная туша. Если бы глаза были просто приемником света, почему тогда при взгляде в глаза одному человеку, возникает мгновенная ясность, что он бревно и труп, а при взгляде в глаза Томасу или Флоринде сразу возникает мгновенная ясность, что перед ней – поразительные существа, являющиеся тайной, силой, ясностью. Большое искушение все свалить не на сами глаза, а на мимику… неубедительно. Поэтому пока что целесообразно остановиться на том, что для созерцания, то есть для создания условий, при которых происходит перенятие, интеграция в себя восприятий, визуальный контакт если и не критически важен в теории, то на практике уж точно очень важен, особенно для таких легковесных девочек, какой является Джейн…
