Тартанг Тулку - Время, пространство и знание
__________
Вместимость Большого Пространства никогда не
истощается и не компрометируется приверженностью
к одной особой тенденции или мировому порядку.
Большое Пространство позволяет появиться чему
угодно. Большое Пространство поддерживает
бесконечное число наборов точек зрения.
Глава четвертая. Мир и другие основания
Ради достижения интегрированного понимания нового представленного видения, нам нужно расширить направление нашего анализа в упражнениях 11–14, чтобы приложить его к взаимодействию тела-ума-мысли, обсуждавшемуся в упражнении 7. Таким образом, мы можем завершить наш обзор относительно того, что значит быть «личностью». Но фактически трансценденции замкнутого круга тело-ум-мысль следует ожидать несколько позднее. Прежде чем такая трансценденция станет возможной, нам необходимо сначала стать свободнее от тенденции структурировать видимость в терминах как статических объектов, так и внутренне-внешней дихотомии. Нам нужно также подвергнуть проверке допущение о высоко упорядоченном мире как о независимом и вмещающем фоне для всех вещей, значений и наблюдений.
Уму без больших трудностей можно бросить вызов философски; для нас стало возможным обосновывать этот вызов опытным путем. Но, когда мы начинаем подвергать сомнению «тело», мы должны быть готовы к отказу от всех полумер и должны включить в наше обсуждение «мировой порядок», основание и критерий Реальности.
Несущие такой опыт упражнения на этом этапе преждевременны, хотя их возможность можно рассмотреть в свете отвергания линейных причинных связей, которые привязывают видимость к чему-то «в другом месте «за» ним или «до» него.
Идея об «отсутствии источника из», представленная прежде, может быть расширена простой формулировкой: «нет «свидетелей», нет «внешних наблюдателей» (no «by-standers», no «outside-standes»).
Идея о (безучастном) «свидетеле» включает все, что есть пространственно, во времени, или в некотором другом отношении «здесь», очень близко. Пространственное «здесь» и временное «теперь» — примеры. «Субъект» как противоположный «объекту» — другой пример. Микрокосм клеток, молекул, атомов и т. д внутри наших тел как противоположный макрокосм вокруг нас можно было бы также взять как «свидетел» и так же можно было бы поступить и с самим телом.
«Внешние наблюдатели» явились бы тогда чем-то вне нас, пространственно, во времени и т. д., включат все, что мы воспринимаем как «более высокое» в иерархии мощности или ценности. «Сторонние (внешние) наблюдатели» включают вещи, с которыми мь можем взаимодействовать (подобно «миру»), но которые также независимы от нас и более фундаментальна для нашей реальности, чем наши «частные наблюдающие самости».
Нам нужно расширить наш вызов относительно «источника из», чтобы включить всех «свидетелей» и «сторонних наблюдателей». Это очень важно сделать, чтобы направить наше внимание на три момента. Первый состоит в том, что мы должны переоценить нашу тенденцию принимать и искать некую исходную или первоначальную причину нашего мира. Эта тенденция к поиску первопричины заложена также в контексте религиозных высказываний, некоторые из которых предлагают кандидата на «первопричину», тогда как другие обсуждают изначальную божественность, из которой мы все произошли и которую можем вновь приобрести. В таких случаях также необходимы дополнительные и заново переоцененные перспективы.
Во-вторых, момент подвергания сомнению первопричины — не для того, чтобы убедить, что нет никакого начала и что поэтому есть только бесконечный процесс. Скорее, эти сомнения концентрируются той идее, что особый мир был воздвигнут и увековечен определяющей местоположение причинной последовательностью. Ставя под сомнение такую последовательность, мы пересматриваем верительные грамоты на установление некоторого стандартного «мира в целом».
В-третьих, приведенный выше довод бросает сомнение как на расширенную пространственную, так и на временную определяющую среду или задний план (внешний наблюдатель), который устанавливает «здесь» — свидетеля. Эти моменты, хотя и абстрактные, имеют эмпирические следствия, которые станут очевидными позднее.
Мышление и наблюдение в понятиях причинно-следственной последовательности так характерно для нашей сферы, что мы допускаем даже самую сферу как вещь, которая должна была иметь порождающую причину. Однако результаты такого допущения намного менее надежны и утешительны, чем нам хотелось бы.
До тех пор, пока мы не примем тезис о «не источнике», мы, по-видимому, привязаны к одной из двух возможностей выбора, которые являются результатом акцента на причинах и следствиях. Оказывается, что мы можем решить что или особое событие физического рода было причиной кашей сферы, или не было никакой первопричины, а только не имеющая начала последовательность. Первая возможность трудна для концептуализации, потому что физическое событие или причина, которая сама не имеет причины, была бы невозможной в любом обычном контексте. Второй выбор слишком расплывчат и заводит «слишком далеко в сторону». Он объясняет наш мир ценой его утраты (а не определения его местоположения) в неограниченной причинной цепи.
Очень соблазнительно выйти из этой дилеммы, выбрав первопричиной такую, которая, будучи непохожа на обычные физические причины, не является объектом для аксиомы, что все, что является причиной, должно само по себе быть определено в более широкой причинной цепи. Иногда для разрешения этой трудности выбираются метафизическое существо или божественность, хотя это может быть сверхупущением или искажением значения таких религиозных понятий.
Схема, отображающая упорядоченные во времени причину и следствие, работает достаточно хорошо как интерпретирующее приспособление для обычных целей. Но она менее удовлетворительна в использовании при разметке окончательных или фундаментальных границ нашей сферы и для понимания того, чем эта реальность могла бы быть. Обращение за помощью к божественности как к причине или точке исхода не является решением или объяснением в той же степени, что и рефлексия наших пристрастий низшего пространства.
Это не означает утверждения, что нет бесконечных и глубоких, даже «божественных» измерений, фундаментальных для понимания реальности. Но интерпретации религиозной доктрины или инсайта даются с точки зрения отдельного субъекта в отдельном пространстве и отражают характеристики этого пространства. Принужденные к согласованности с определенной точкой зрения (или фокусной установкой), глубокие инсайты и измерения могут стать концепцией, такой, как «мир, сотворенный Богом», «творческим актом Бога», находящимся в том, что рассматривается как начало.
Оценивая, понимая Большое Пространство как основу нашей сферы, мы можем нейтрализовать причинные и следственные перспективы, которые суживают жизненные и бесконечные измерения непосредственной явленности. Большое Пространство — не отдельная вещь или причина, оно не находится «где-то еще», не является оно и «творческим актом» в далеком прошлом. Однако расположение его и его потенция-как-основа в знакомом «здесь» тоже не является правильным по аналогичным причинам.
«Здесь» как логически, так и феноменологически связано с «прежде», «нет еще» и «где-то еще». «Здесь» — это уводящий в сторону «свидетель» в мире «внешних наблюдателей».
Большое Пространство в некотором смысле «здесь». Но с определенной точки зрения эта близость бесконечности ослабляется до уровня, терпимого для «самости», уровня, достаточного для того, чтобы «здесь» было «тем же самым местом». Бесконечность Большого пространства разворачивается как особый мир, неопределенно-расширяющееся поле мест и времен, населенных бесчисленными частностями.
Повсюду и на каждом уровне анализа, когда мы вглядываемся в этот мир, мы можем обнаружить «бесконечность» частности и меры, но это наступает на нас вместо того, чтобы дать нам полноту существования в моменте. «Здесь» имеет в пределах этого мира значение, отличное от того, которое оно имеет с точки зрения Большого Пространства, и таким образом доступность и изначальный основополагающий характер Большого Пространства становится тайной, дразнящей загадкой. Большое Пространство — ближайший и наиболее важный и все же с обычной точки зрения наиболее недосягаемый и неприменимый аспект из всех аспектов жизни.
«Причинно-следственная» ориентация многих научных моделей мира и его происхождения часто подкрепляет нашу тенденцию к концептуальному размещению себя в среде простирающегося пространства и времени. Такого вида картина мешает нам во всей полноте признать, правильно оценить непосредственность Большого Пространства. Религиозные и мифические описания сохраняют иногда эту же самую тенденцию, тем самым постулируя причины в их моделях творения, которые кажутся эмпирически не обоснованными для ученого и неприемлемыми также в перспективе Большого Пространства.
