Тартанг Тулку - Время, пространство и знание

Тартанг Тулку

Время, пространство и знание

Предисловие

Знакомые слова «пространство», «время», «знание», взятые в таком порядке, имеют тенденцию ускользать в своем значении. С позиций здравого смысла «пространство» идентифицируется с непрерывной протяженностью, рассматриваемой либо как пустота, либо как то, что содержит в себе вещи, будь то пылинка, скопление галактик или даже вселенная как целое. «Время» туманно интерпретируется как переход от прошлого к будущему или как среда, в которой события направлены так, что мы говорим о потоке или течении времени или о нашем осознавании, несомом во времени и через время. Но такая интерпретация содержит слишком много противоречий, чтобы служить какой-либо полезной цели. Со «знанием» дело обстоит еще «хуже»; его можно соотнести с ощущением близости, знакомства, приходящего в результате опыта, также с уровнем информированности личности, с теоретическим и практическим пониманием, а в случае философски мыслящей личности — с тем, что не является мнением. Но это тонкое различие между знанием и мнением тотчас оборачивается реальной угрозой привычно знакомому, поскольку наше знакомство с вещами может оказаться не более чем мнением, которое, как предполагается знанием, должно победить и преодолеть. Но что если победа — не более чем другое мнение в маске?

Конечно, нам нужно освободиться от оков таких знакомых свойств, как «протяженность», «размер» или «положение», с которыми мы сталкиваемся в вещах, наполняющих вселенную, и в нас самих. Каким-то образом оказывается, что эти свойства являются фабрикой вселенной (в противовес тюрьме субъективности так называемых вторичных качеств), а рассматривая их таким образом, мы сделали их абстракциями, независимыми от вещей, свойствами которых они являются. Правда, мы вытащили себя из знакомого, но приковали к абстрактному или, если вам захотелось бы обозначить эти новые оковы, к абсолютному (с заглавной буквы или без нее). Нет ни малейшей разницы, закован ли ты золотой цепью или связан соломенной веревкой.

Это дерзкое и опустошающее заявление, но, поскольку оно разрушает лелеемые понятия, оно все время требует внимательного пересмотра наших идей. Ударение делается на всем времени, при этом допускается, что мы уже знаем, что означает «время». История показывает, что вопреки непрерывному усилию по очищению наших концепций мы не были осторожными, все время и часто лишь заменяли солому золотом.

Не так давно пространство мыслилось абсолютным, включая иерархию положений с землей и человеком в центре вселенной. Улучшенное наблюдение привело к первой утрате. Земля перестала быть центром, и вдобавок к этому замешательству «предметы», видевшиеся двигавшимися в и через пространство, оказались «местами», подобными заселенным человеком. Какие последствия это имело для заветного антропоцентризма — лишь сейчас начинает брезжить для нас.

Невзирая на несчастье, выпавшее на долю нашей земли, идея абсолютного пространства продолжала жить. Ньютон предположил, что пространство являлось субстанцией с независимым существованием (что в просторечии и есть «абсолютное»), и именно через этот вид пространства двигались материальные тела и радиация. Но субстанция предполагает вид среды, даже если она, как утверждается, и невидима. Эта вездесущая и гипотетическая среда, называемая эфиром, — вид флюида, наполняющего все пространство, который в своей священной абсолютности предполагался неподвижным, — никогда не была найдена. Помимо нелогичности такого допущения того, что что-то наполняет еще что-то — влекущее за собой необходимость понятия «величины» (тогда как просто не с чем сравнивать абсолютное пространство) — ее (среды) отсутствие привело к другой потере. Физике Ньютона был нанесен жестокий удар, от которого она не смогла оправиться. Ее картину пространства, а в данном случае и времени, также нужно было оставить (кроме узких рамок ее применимости), когда Альберт Эйнштейн предложил свою специальную теорию относительности, которая явно отвергает существование любой фиксированной точки любого абсолютного пространства.

Сейчас ученые рассматривают пространство вместе с материей как состоящее из многих структурных уровней. Оно обладает свойствами непрерывности, размерности, связности и ориентабельности, известными как топологические черты. Помимо этого, оно имеет другие математические характеристики, представленные различными координатными системами, такими, как Картезианская, цилиндрическая, сферическая, полярная. Почти нет предела нашей способности конструировать математические пространства со свойствами, отличными от тех, которыми, как мы верим, обладает «реальное» пространство. Некоторые из этих (математических) пространств с метрическими свойствами, такими, как расстояние и угловое свойство, уже были исследованы древними греческими философами, и их находки были формализованы в аксиомах и теориях Эвклида. До формулирования специальной теории относительности было широко принято, что вселенная была математическим пространством, подчинявшимся правилам Эвклидовой геометрии. На самом деле эта вера была лишь продолжением допущения плоской земли и маломасштабных поверхностей, для которых только и является ценной Эвклидова геометрия. Сегодня же лишь несколько твердолобых фанатиков верят в исключительность Эвклидовой геометрии. Многие ученые теперь думают, что пространство обладает крутизной и что его поверхность может быть сферической (положительная крутизна) или седлообразной (отрицательная крутизна).

Судьба, которая постигла наше понятие пространства как некоторого рода неограниченного и статичного вместилища (контейнера), трехразмерной сцены, вмещающей каждое видимое событие, не миновала и наше понятие времени, хотя оно было и остается принципиально отличным от понятия пространства. Если пространство находится или находилось, как это было принято, «в покое», время всегда изображалось как вечно стремящийся вперед поток. Этот поток неразрывно связывался с «вещами, которые случаются». Но при дальнейшем анализе эти вещи оказываются точечными моментами или событиями. Таким образом, время (и все, что связано с ним) является в результате «субстанциолизированным» и сразу же принимается как абсолютное. Это было тщательно проработано Ньютоном, когда он ввел время в качестве параметра в законы физики и был вынужден подчеркнуть его единообразие и универсальность (абсолютность) и проработать точность его движения вперед. Его концепция времени в сильной степени была связана с понятием одновременности двух отдельных событий. Но сегодня мы знаем, что одновременность не есть абсолютное свойство, которым обладают события, это, скорее, следствие способа, которым наблюдаются эти события. Поэтому нет причины, почему бы нам не избавиться от уз абсолютов. Но совершая это, будем осторожны, чтобы не надеть новые кандалы. Разве золотые цепи лучше соломенной веревки? Только что выглядят более элегантно.

Естественным следствием понятия времени как потока, спешащего вперед и вперед, явилось движение настоящего момента, быстро абсолютизированного в «теперь», которое незаменимо транспортируется из прошлого в будущее. Однако значение «прошлого» и «будущего» определяется не только на поверхностном (психологическом) уровне, но и, что более значительно, на более глубоком (онтологическом) уровне. Между «нет уже» и «нет еще», можно сказать, лежит вечно присутствующая и в той же мере вечно отсутствующая «временная зона», называемая «теперь». Оба уровня, как психологии, так и онтологии, исключаются математиками и физиками из их описаний пространства, времени и пространства-времени. Описание времени математиками весьма похоже на описание ими же пространства; пространство и время — лишь аспекты единой структуры, называемой «пространство-время». В описании вселенной физиками полностью отсутствует не только двигающееся универсальное «теперь», но и какая-либо оговорка относительно текущего времени и неявно движущегося «теперь».

Понятия пространства и времени, столь характерные для низшего переживания самих себя и нашего мира, как оказывается, усваивающегося путем построения рефлексов и операций по разграничению различных «объектов», одним из которых является сам «субъект», который одновременно и отличен от остального мира и все же глубоко включен в него. Поэтому, каким бы захватывающим ни было развитие или ниспровержение этих понятий, это происходит на уровне того, что можно было бы обозначить конечной фазой долгого процесса, или, в буквальном смысле слова, на поверхности весьма слабо исследованного океана с неведомыми глубинами. Отказ принять «ум», «опыт» или «интуицию» — все эти ускользающие концепции — в область «точных» наук понятен, но необходимо указать на то, что чем больше точные науки закрывают себя от своего источника и ограничивают себя «чистыми фактами», тем больше шансов на то, что несдерживаемые спекуляции и глупейшие предубеждения, которые, как предполагалось, были запрещены, будут возникать снова — любопытный способ выковывания новых цепей (может быть, мы назовем их теперь плутониевыми?). Вышеупомянутый отказ, столь часто вырастающий до непрекрытой враждебности, вызывается, главным образом, общей неясностью таких терминов, как «ум», «знание», «опыт», «сознание», «дух» и их синонимов, часто используемых совершенно без разбора. Теории, имеющие дело с тем, что обозначается этими терминами, обычно делятся на две группы: дуализм ума и тела — с одной стороны и редукционный монизм с его подразделением на редукционный материализм и парапсихизм — с другой. Их бросающаяся в глаза слабость состоит в том, что они спешат с ответами прежде, чем задан любой вопрос.