Кристин Ханна - Соловей
И я дома.
– Ты вся горишь, – сказала Вианна, когда Изабель приняла ванну и лежала под теплым одеялом.
– Никак не могу избавиться от лихорадки.
Вианна привстала:
– Принесу тебе аспирину.
– Нет, не уходи. Пожалуйста. Приляг со мной.
Вианна пристроилась на узенькой кровати. Она боялась, что малейшее прикосновение оставит на теле сестры синяк, поэтому обняла ее с невероятной осторожностью.
– Мне жаль, что так получилось с Беком. Прости меня… – Изабель закашлялась. Она тысячу раз представляла себе этот разговор, так долго ждала его. – Прости, что из-за меня вы с Софи оказались в опасности…
– Нет, Изабель, – ласково перебила Вианна, – это ты меня прости. Это я подводила тебя всякий раз. Начиная с того момента, как папа оставил нас с мадам Дюма. А потом, когда ты уехала в Париж, как я могла поверить в идиотскую историю про твой роман? Я была полной дурой. Может, начнем сначала? Станем настоящими сестрами, как мечтала мама?
– Я бы хотела.
– Я так горжусь тобой, Изабель, так горжусь тем, что ты сделала в этой войне.
– А ты, Ви, что было с тобой?
Вианна отвела взгляд:
– После Бека здесь поселился другой немец. Плохой.
Вианна, наверное, не осознавала, что инстинктивно коснулась живота, произнося это. Что краска стыда залила лицо. Но Изабель все поняла. Она слышала немало историй о женщинах, над которыми надругались жившие в их домах военные.
– Знаешь, чему я научилась в лагере?
– Чему?
– Они не могут дотянуться до моей души. Не в силах коснуться того, что у меня внутри. Тело… оно было сломлено в первые же дни, но не душа, Ви. Что бы они ни сделали, это лишь тело, а тело оправится.
Она хотела добавить еще что-то важное, возможно «я люблю тебя», но помешал приступ кашля. Откашлявшись, Изабель без сил откинулась на подушку, часто и прерывисто дыша.
Вианна принесла воду и положила прохладную влажную ткань на пылающий лоб.
Изабель не отрываясь смотрела на кровавые брызги на пододеяльнике и думала о последних днях матери. Мама тогда тоже кашляла кровью. Взглянув в глаза сестры, она поняла, что Вианна думает о том же.
Изабель очнулась на полу, ее трясло от холода, но при этом все тело покрывала испарина.
Какая тишина. Не скребутся крысы, не капает вода с дырявой крыши, замерзая на полу, не слышно стонов, кашля. Она медленно села, морщась от боли. Болело все. Кости, кожа, голова, грудь – мышц у нее не осталось, но болели все суставы и связки.
Громкое тра-та-та-та. Автоматная очередь. Накрыв голову руками, Изабель отползла в угол, свернулась в клубок.
Нет.
Она в Ле Жарден, не в Равенсбрюке.
Это дождь стучит по крыше.
Изабель осторожно встала. Сколько она уже здесь?
Четыре дня? Пять?
Она доковыляла до ночного столика, где стояли фарфоровый кувшин и миска с чуть теплой водой. Вымыла руки, плеснула водой в лицо, натянула одежду, которую оставила для нее Вианна, – это платьице, наверное, носила Софи, когда ей было лет десять, но и оно болталось на Изабель. Потом начался долгий путь по лестнице вниз.
Входная дверь открыта. Очертания яблони слегка размыты в потоках дождя. Изабель подошла к двери, вдохнула свежий душистый воздух.
– Изабель? – Вианна возникла за спиной. – Давай я накормлю тебя бульоном. Доктор сказал, тебе можно.
Изабель рассеянно кивнула – можно подумать, несколько ложек бульона, которые в состоянии удержать ее желудок, что-то изменят.
И вышла под дождь. Мир полон звуков – птичий щебет, церковные колокола, стук дождевых капель, плеск воды. За полуразрушенной оградой оживленное движение: велосипеды, легковушки, и все сигналят, машут руками, перекрикиваются. Обычная жизнь. Мимо прогрохотал американский грузовик, полный улыбающихся здоровяков, которые радостно помахали ей.
Изабель припомнила, как Вианна рассказывала, что Гитлер покончил с собой, Берлин окружен и скоро будет взят.
Неужели правда? Война закончилась? Нет, не может вспомнить. В голове хаос.
Изабель вышла на дорогу, слишком поздно сообразив, что она босиком (за потерю обуви – порка), но все равно побрела дальше. Дрожащая, кашляющая, мокрая от дождя, она шла мимо разбомбленного аэродрома.
– Изабель!
Она обернулась.
– Что ты делаешь?! – Вианна бежала к ней. – И где твои туфли? У тебя тиф и пневмония, а ты разгуливаешь под дождем. – Она торопливо сдернула с себя плащ и укутала Изабель.
– Война кончилась?
– Мы говорили об этом вчера вечером, помнишь?
Дождь заливал глаза, стекал по спине. Она шумно втянула в себя влажный воздух и почувствовала, как защипало глаза.
Не плачь. Она знала, что это важно, но не помнила почему.
– Изабель, ты больна.
– Гаэтон обещал разыскать меня, когда война закончится, – прошептала она. – Мне надо вернуться в Париж, иначе он меня не найдет.
– Он в первую очередь станет искать тебя здесь.
Изабель непонимающе смотрела на сестру.
– Он же был здесь, помнишь? После Тура. Он привел тебя домой. И потом еще.
Мой соловей, я принес тебя домой.
– Он увидит, какая я стала страшная. – Изабель попыталась улыбнуться, но тщетно.
Вианна ласково обняла сестру, бережно развернула к дому.
– Знаешь что, давай напишем ему письмо, прямо сейчас.
– Я не знаю, куда его отправить. – Теряя сознание, Изабель навалилась на сестру.
Смутно вспоминалось, как Антуан несет ее на руках вверх по лестнице, целует в лоб, Софи с тарелкой горячего бульона, а потом ничего… только ночь.
И Вианна дремлет в кресле у окна.
Изабель закашлялась. Вианна тотчас оказалась рядом. Усадила, придержала. Затем смочила кусок чистой ткани и положила на лоб Изабель.
– Хочешь бульону?
– Ох нет.
– Ты ничего не ешь.
– Еда во мне не держится.
Вианна подтащила кресло поближе к кровати. Погладила горячие щеки сестры, заглянула в запавшие глаза:
– У меня есть для тебя кое-что. – Она быстро вышла из комнаты и вскоре вернулась с желтым конвертом. Протянула его Изабель: – Это для нас. От папы. Он заходил сюда по пути к тебе в Жиро.
– Папа? Он сказал тебе, что собирается сдаться немцам, чтобы спасти меня?
Вианна молча кивнула.
Буквы на конверте расплывались перед глазами. Зрение совсем никуда.
– Прочтешь вслух?
Вианна надорвала конверт, вытащила листок, начала читать:
Изабель и Вианна,
То, что я делаю сейчас, я делаю со спокойной душой. И сожалею вовсе не о смерти, а о своей жизни. Простите, что не был вам настоящим отцом.
Я мог бы найти множество оправданий – я был травмирован войной, слишком много пил, не смог оправиться после смерти вашей матери, – но все это пустое.
Изабель, я помню, как ты сбежала первый раз, чтобы жить со мной. Ты в одиночку добралась до Парижа. Все в тебе кричало: люби меня. А я, увидев тебя на платформе, нуждающуюся во мне, примчавшуюся ко мне, я отвернулся.
Как мог я не понимать, что вы с Вианной – величайший дар, стоит только руку протянуть?
Простите меня, девочки мои, простите за все, и знайте, что, прощаясь с вами, я любил вас обеих всем своим разбитым сердцем.
Изабель прикрыла глаза и откинулась на подушки. Всю свою жизнь она ждала этих слов – ждала его любви, – но сейчас не чувствовала ничего, кроме горечи. Когда у них было время, они не сумели любить друг друга, а потом время вышло.
– Береги Софи, и Антуана, и своего малыша, Вианна. Любовь – такая ненадежная штука.
– Не надо, не делай этого, – сказала Вианна.
– Чего именно?
– Не прощайся. Ты поправишься, окрепнешь, найдешь Гаэтона, вы поженитесь и приедете сюда как раз на крестины моего малыша.
Изабель вздохнула, открыла глаза:
– Какое прекрасное будущее.
Прошла неделя. Изабель сидела в кресле на заднем дворе, укутанная в два одеяла и пуховую шаль. Но даже под теплым майским солнцем она дрожала от холода. У ее ног пристроилась Софи с книжкой, читала вслух. Девочка старалась читать на разные голоса, и порой Изабель, несмотря на боль, все же умудрялась улыбаться и даже посмеиваться.
Где-то рядом суетился Антуан, мастеря детскую кроватку из деревянных обломков, которые Вианна не сожгла во время войны. Было ясно, что рожать ей вот-вот; ходила она медленно и время от времени прижимала ладонь к пояснице.
Прикрыв глаза, Изабель наслаждалась обыденностью дня. Вдалеке ударил церковный колокол. На этой неделе звонили непрестанно, возвещая окончание войны.
Софи запнулась на середине фразы.
Изабель показалось, что она сказала «продолжай, продолжай», но, возможно, она просто это подумала.
Услышала, как сестра ее окликнула, с каким-то странным напряжением в голосе.
Изабель открыла глаза. Вианна стояла прямо перед ней – фартук, бледное веснушчатое лицо в муке, светлые волосы скрыты под старенькой косынкой.
