Манучер Парвин - Из серого. Концерт для нейронов и синапсов
Если бы не оно, мы все ещё оставались бы в Африке, наполняли саванну различными звуками, бегали бы на четвереньках и перепрыгивали с дерева на дерево.
Какие нейротрансмиттеры идут от какой группы моих нейронов к какой ещё группе нейронов, через связку синапсов? Я хочу знать, что задумало и собирается делать моё серое вещество. Как биохимические события заставляют мои нижние конечности дрожать, когда я иду вперёд, волоча ноги, как испуганный ребёнок? Как работают цепи у меня в мозге? Их можно почувствовать? Не в период моей жизни. Я умру с таким количеством незнания, что ни одна могила не будет достаточно большой, чтобы меня удержать!
– Мама, я хочу познакомить тебя со своим другом, доктором Пирузом.
– Ты сказала Пирузом? – женщина в кресле поворачивается, и теперь я вижу её лицо полностью.
– Привет, Элизабет, – я сгибаю ноги в коленях, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.
– Как твоя нога, Пируз? – кажется, её сознание проснулось. Конечно, она имеет в виду травму, которую я получил во время игры в футбол много лет назад.
– Как новая, – говорю я, затем задаю ей вопрос: – А ты до сих пор подбрасываешь вверх вишенки и ловишь их ртом на бегу?
– У меня до сих пор сохранились фотографии, которые ты сделал, – как я ловлю эти вишенки. Где-то лежат.
– И у меня до сих пор сохранились эти фотографии, – говорю я. – Где-то лежат.
Джульетта демонстрирует терпение – таким бывает время, когда время спит, но я нетерпелив – таким бывает время, остановленное вызывающими раздражение событиями. Но мой разум готов взорваться от смятения, путаницы и нерешительности. Туманная радость, чёткая грусть и зудящее любопытство пересекаются у меня в голове. Тридцатилетнюю могилу вскрыли, а труп любимой эксгумировали живым. Как справляться с подобным? Живых мертвецов целуют? С живыми мертвецами разговаривают? От живых мертвецов сбегают? Я не делаю ничего из вышеперечисленного, я парализован.
– Ты собираешься представить меня своему другу? – спрашивает она у Джульетты.
– Профессор Пируз, – снова говорит Джульетта. – Он преподаёт здесь в Университете.
– Пируз? О, Боже! Как твоя нога?
– Как новая, – говорю я, снова заставляя себя успокоиться.
Я слышу выстрелы у себя в голове. Я чувствую, что расстрельная команда расстреливает моё будущее. В Элизабет я вижу своё собственное будущее – быстро темнеющее будущее.
– Что не так, Пируз? – спрашивает меня Джульетта с беспокойством в голосе.
– Ничего. Всё в порядке, – притворяюсь я. – Пожалуйста, давай уйдём, – требую я.
Глава 19
Непредсказуемые препятствия, которые ставит судьба
Озадаченная, погрустневшая, но, как кажется, испытывающая облегчение Джульетта везёт меня домой.
– Значит, вы с моей матерью были знакомы во время учёбы в колледже?
– Да.
– Занимались любовью?
– Это были семидесятые годы.
– Это должно сделать твой тестостерон счастливым. Мать. Затем дочь.
– Откуда я мог знать? И не шути, Джульетта. Потому что это уж точно не смешно.
– Ты прав, – говорит она.
Я пытаюсь успокоить её и успокоить себя:
– Я тогда был просто ребёнком, Джульетта. Послушай моё торжественное заявление, Джульетта-джан: я, Пируз, люблю Джульетту Пуччини, а не Элизабет Пуччини. Я больше не знаю, кто эта Элизабет, выброшенная из прошлого в моё настоящее. Для меня она – незнакомка, которая сражается с болезнью Альцгеймера в продвинутой стадии ко всему в придачу. С той же самой болезнью Альцгеймера, которой, по твоим словам, у меня, вероятно, нет, но я думаю, что, вероятно, есть. Тридцать лет назад, во время определённого периода одного семестра, девушка по имени Элизабет Андерсон и я временно сошли с ума. Это всё, что было. Если не считать исчезающие воспоминания об этом.
– Так что именно произошло – кроме секса?
– Твоя мать полила нашу любовь газолином и подожгла.
– Нашу любовь? – Джульетта не очень рада моему подбору слов.
– Тогда было много случайного, ни к чему не обязывающего секса. У нас всё было не так.
– Наверное, это хорошо, – говорит она.
У меня есть искушение сказать, что это было очень хорошо, но сейчас не время для остроумия.
– Время разбросало пепел той любви в неведомые места, – говорю я. Мне не хочется говорить про те времена, но я знаю, что Джульетта заслуживает некоторых ответов. – Но тогда да, мы любили друг друга. И та любовь была убита страхом твоей матери перед браком с мусульманином. Кажется, она также бросила меня и ради надёжных и безопасных отношений со своим предыдущим парнем, который к тому времени уже был доктором Пуччини. Она была моей первой любовью. Она разбила мне сердце. Она была первой женщиной, к которой я прикоснулся. Мне было всего шестнадцать лет. Она мне написала, что «нашим отношениям нужно преодолеть горы трудностей». По её мнению, наше различное историческое наследие делало нас различными видами. Да, она была моей первой любовью. И я надеюсь, что ты – моя последняя любовь. – Я колеблюсь, раздумывая, стоит ли мне теперь остановиться или раскрыть остальные мои опасения. – Кажется, это всё, но, к сожалению, это может быть и не всё.
Мы приближаемся к перекрёстку с напряжённым движением, машины несутся по всем направлениям, к морю ресторанов быстрого питания, которые окружают горы, среди которых я живу.
– Что, чёрт побери, ты имеешь в виду под этим? – спрашивает Джульетта.
– Я имею в виду, что наш кошмар ещё, возможно, не закончился.
– Кошмар? Меня не волнует, что было между тобой и моей матерью миллион лет назад. Вы были молодыми людьми, студентами колледжа, которым хотелось секса. Кстати, я сама была такой же.
Я был готов рассказать ей всё, но теперь мой язык отказывается в этом участвовать.
– Джульетта, пожалуйста, будь и дальше со мной великодушной и терпеливой. Я прошу тебя.
Она пролетает по перекрёстку, как раз перед тем, как светофор переключается на красный.
– Я не ангел, – рявкает она. – Не терпеливый ангел и не ангел с безграничным сочувствием. Я – влюблённая молодая женщина, и я не хочу терять мужчину, которого люблю, отдавая его юному призраку моей матери. Не ожидай от меня, Пируз, что я буду суперженщиной. Я – мышь, которая смотрит в глаза ястреба реальности. И я также с каждой секундой злюсь всё больше и больше. Я расстроена. Какие ещё скелеты скрываются у тебя в шкафу, доктор Пируз?
– Нет никаких больше скелетов! Нет! Нет! – кричу я так, словно «нет» – это единственное слово, которое я знаю. – Я никогда не спрашивал тебя про твои прошлые романы, – тихо бормочу я.
– Правда.
Она едет вверх на возвышенность, на которой стоит мой дом, едет так быстро, как я спускаюсь вниз, словно её злость так испугала Бога, что он изменил законы гравитации.
– То, что произошло между тобой и моей матерью, меня нисколько не волнует, Пируз. Это странно и причудливо. Это шок. Но теперь шок прошёл. Я могу жить с небольшим количеством причуд и странных совпадений. А со временем эта причудливость может сама распричудиться.
– Как ты считаешь, Джульетта, нам следует съездить в больницу? Проведать, как там доктор Х?
Я ожидаю, что она мне голову откусит, обвинит меня в попытке сменить тему. Вместо этого кажется, что она испытывает облегчение. Она готова к новой проблеме. Она заезжает на ближайшую подъездную дорожку и разворачивается.
И мы направляемся назад в город, проезжаем всё те же места, которые проезжали, пока ехали к моему дому, это подобно перемотке видеоплёнки. Для того, чтобы испытать облегчение, я пытаюсь противопоставить все грустные моменты своей жизни всем радостным моментам. Но мои радости кажутся крошечными горошинами в сравнении с грустью, которая представляется мне самой большой тыквой из когда-либо выраставших. Я хочу счастливого конца всему этому. Но воображаемые счастливые концы редко случаются, а счастье бывает мёртворождённым или умирает до первого дня рождения. Лучшее, на что мы можем надеяться, – это продолжающаяся иллюзия или один мираж за другим. И именно этого я страстно желаю, когда мимо проносится город, – продолжающейся иллюзии счастья. Для меня. Для всех. Если случится худшее, которое я представляю, то, возможно, иллюзия – это всё, ради чего мне остаётся жить.
В университетском госпитале нас к доктору Х не пускают. Ничего не изменилось. Он все ещё в коме. Самый сознательный человек, которого я когда-либо встречал, стал самым бессознательным человеком, которого я когда-либо знал. Джульетта разговаривает с хирургом, с которым явно знакома, на профессиональном языке, который едва мне понятен. Но суть в следующем: никто сейчас точно не знает, что произойдёт с доктором Х. Он может умереть. Он может бесконечно оставаться в коме. Он может частично восстановиться или он может полностью поправиться. Это непредсказуемое состояние без сознания, как и само сознание, не поддаётся анализу, неопределимо и непредсказуемо – по крайней мере, пока. Оно так же неопределённо, как частица в квантовой механике, но не такое красивое.
