Сара Маккой - Дочь пекаря

Лилиан посылала ей свои фотографии, но Элси впервые видела племянницу вживую. Она была так невероятно похожа на Гейзель, что на сердце у Элси разошлись старые швы. Глаза защипало: перед ней была ее сестра в юности.

– Как ты похожа на маму. – Она потрогала Лилиан: настоящая, не призрак.

Лилиан опустила голову:

– Бледная копия.

– Нет, – возразила Элси. – Ты взяла от нее лучшее. – И она обняла Лилиан, пряча слезы.

– Идем. Они ждут, – позвала Лилиан.

В маминой комнате занавески были опущены. Маленькая лампа на тумбочке озаряла постель розовым.

– Элси приехала, – объявила Лилиан.

Тонкие мамины пальцы шевельнулись на пододеяльнике, расшитом эдельвейсами.

– Элси?

Колени у Элси подгибались, ноги не держали. Она присела у маминой постели.

– Милая, дай на тебя поглядеть. – Мама ладонями подперла подбородок и придвинулась к свету.

Губы ее были желты, лицо исхудало, а провалившиеся, измученные глаза так потемнели, были полны такой усталости, что Элси больно было смотреть; но мамино прикосновение осталось нежным, и кожа пахла так же сладко.

– Моя прекрасная дочь, – сказала она.

Элси поцеловала ее ладонь.

– Правда, Макс?

Папа сидел на том краю постели, склонив голову.

– Ja, Луана. Мои девочки… самые красивые в Германии. – Он сглотнул и сцепил пальцы.

– Как моя внучка? – спросила мама.

– Хорошо. – Голос Элси прервался.

– Крепкая, здоровая?

Элси кивнула:

– Имбирные пряники так и метет.

Мама удовлетворенно хмыкнула и сказала:

– Прости, что оторвала тебя от дочки и Элберта.

– Все нормально. Я и сама хотела приехать. И Эл хотел, но мы боялись, что… – Она прикусила губу и посмотрела на папу.

Тот прокашлялся и встал. Он был куда ниже ростом, чем его помнила Элси.

– Пойду супу принесу. Лилиан, пожалуйста, помоги.

Лилиан вышла с ним.

Мама погладила Элси по волосам.

– Мне нравится, когда они распущены. Как когда я расчесывала тебя и Гейзель перед сном. Помнишь?

– Приходится их утюжить, чтоб так лежали. – Элси шмыгнула носом. – Иначе вьются. Вот у Гейзель волосы были шелковистые, гладкие.

– У тебя папины волосы. Если уж решили с утра встать торчком, их до вечера не уложишь. Буйные, – усмехнулась мама. – У Гейзель – как у меня, а погляди-ка, что с ними стало. – Она коснулась виска. – Висят как сосульки. Приходится косичку заплетать, чтобы не было видно, где повылезли.

Элси пыталась держаться, но тут начала судорожно всхлипывать.

– Ну, ну, я неудачно пошутила, – подбодрила мама и приподняла край одеяла: – Иди сюда, залезай ко мне.

Элси сбросила синие лодочки и легла рядом. Мама была костлявая, тоненькая как тростинка, шерстяное одеяло не грело ее. Элси прижалась к матери и ногами в чулках потерла мамины босые ступни.

– Как я скучала по своим девочкам, – прошептала мама и поцеловала Элси в лоб.

Элси слушала, как стучит мамино сердце, и считала удары. Хоть бы они продолжались еще, еще и еще.

Горе выплескивалось наружу.

– Прости, что я так долго не приезжала.

– Тсс, маленькая. Я тебя никогда винила, раз ты считала, что так лучше. Ты умеешь поступать по-своему, и я всегда считала, что это здорово. Мне бы хоть немножко твоей храбрости. Может быть, жизнь у нас сложилась бы по-другому.

– Сильней тебя женщин не бывает.

– Doch, погляди в зеркало и увидишь, кто самый сильный из Шмидтов. – Она приблизила губы к уху Элси: – Это твой отец так сказал.

Элси обняла ее крепко-крепко. Пусть это мгновение длится вечность.

– Перед тем, как я уйду, – сказала мама, – я должна тебе сказать. – Она коснулась подбородка дочери и заглянула в глаза. – Твой отец очень любит тебя. Помирись с ним. Он понял, что был не прав насчет Элберта и войны. Из гордости не признается, но он все понимает.

Печаль наполнила грудь Элси и выплеснулась наружу.

– Мама, я тоже была не права. Я лгала, думала, что защищаю тебя. Я столько должна была тебе рассказать… столько…

– Прошлое – штука темная и тяжкая. Ему только дай, оно задушит. Примирись с ним и двигайся вперед. Обещаешь?

Элси кивнула.

– Во-вторых… – Мама глубоко вздохнула, и Элси ощутила под руками ее ребра. – Ты должна знать, что твоя сестра Гейзель умерла. И ее сын Фридхельм тоже.

– Это точно?

– Ну, в душе-то мы с тобой обе знали, правда? – грустно улыбнулась она. – Я связалась с Овидией. Она искала своего пропавшего сына и обнаружила журнал регистрации рождений и смертей Программы Лебенсборн. – Мама судорожно вздохнула, схватившись за незримое больное место, и продолжала: – Брат-близнец Лилиан. Он был в списках неполноценных детей на операцию Т4. – Она заморгала. – Это программа эвтаназии. Видимо, обычная была практика.

По комнате прошел сквозняк. Элси растирала мамины ступни своими.

– Там был и список умерших матерей.

Свет лампы потускнел. По крыше забарабанил ливень. Снизу послышались мужские голоса.

– Как? – спросила Элси.

– Самоубийство, – прошептала мама.

– О, Гейзель. – Элси крепко зажмурилась.

– Папе я никогда не говорила. У каждого свои скелеты в шкафу. Пускай умрут с нами. Пользы от них никакой. – Она сжала руку Элси. – На нашем участке на кладбище Сан-Себастьян есть камень без надписи. Напишешь на нем имя Гейзель?

Элси кивнула.

– Скоро я с ней встречусь. Это меня утешает. Господь справедлив и милосерден во всем.

Элси горячо надеялась, что мама права. Ей, Элси, по многим причинам нужна была справедливость. И еще больше она нуждалась в милосердии.

– И последняя тайна, – сказала мама. – Стыдно признаться, что я тебе не сказала, ведь этот секрет – не мой.

У обеих были секреты, не всеми они делились; неизвестно, чью тайну мама собиралась раскрыть. – Загляни под кровать, – велела мама.

Элси нащупала связку потрепанных бумаг. На свету она узнала свой почерк.

– Это же мои письма?

– Кроме последних двух, – ответила мама.

Элси взяла их. Тонкая, ломкая бумага, не похожая на остальные письма. Она осторожно развернула их одно за другим и наконец прочла слова фрау Раттельмюллер:

Элси, я услышала, что у вас в доме гестаповцы, и пошла посмотреть своими глазами.

По Божьему провидению я оказалась рядом с пекарней, когда солдаты выбежали за Тобиасом. Мальчик увидел меня и закричал громче трубы архангела Гавриила. Лил дождь, на улицах была паника, и я смогла незаметно провести его к себе. Он у меня. Я упаковала вещи, и мы уйдем поздним вечером со всеми беженцами. Пожалуй, я смогу выдавать его за немца, пока не доберемся до границы. Я стара, но сдюжу. Обещала сделать для тебя все, что смогу, и выполняю это обещание. Знай, мальчик в безопасности. Не беспокойся. Буду защищать его, даже если самой придется умереть. Надеюсь, это письмо тебе не повредит. Оставляю его у задней двери в надежде на то, что ты первая переступишь порог. Господь да сохранит тебя и твою семью, милая Элси. Я постараюсь связаться с тобой снова, когда это будет безопасно.

Откуда: Цюрих, Швейцария

Платтенштрассе, 30

Штемпель: 25 июня 1945 года

Элси, надеюсь, это письмо попадет в твои добрые руки. Мы с Тобиасом в Цюрихе среди друзей. Новость о том, что Гармиш занят союзниками, сладка и горька. Да, мы немцы, но наша Родина превратилась в ад. Еврейские семьи, которых я прятала больше года, Майлеры и Цукерманны, потеряли почти всю родню. Твое кольцо помогло подкупить надзирателей и до марша вывести из Дахау Нанетт Майлер, ее подругу и племянницу Цукерманна Табиту. К сожалению, сестра Тобиаса Циля не перенесла лагеря. Она умерла в середине января. Я рассказала Тобиасу, и мне очень жаль, что мы не смогли помочь ей и многим другим.

Майлеры и Цукерманны решили уехать из Европы. Майлеры собираются в Израиль, Цукерманны в США. Я для таких странствий стара. В Люцерне живет моя невестка, я поеду к ней, могу и Тобиаса взять, если захочет. Но он очень подружился с Цукерманнами, которые потеряли в Дахау девятилетнего сына. Они сердечно привязались к Тобиасу и зовут его с собой в Америку. Услышав это, он улыбнулся впервые после того, как узнал о смерти Цили, так что, думаю, он поедет с ними. У Цукерманнов ему будет хорошо. Это прекрасные люди, мне посчастливилось их узнать. Они любят Тобиаса и будут заботиться о нем всю его жизнь. Он еще ребенок, так что жизни остается много. Надеюсь, зная об этом, ты будешь спокойна.

Мы с Тобиасом будем жить по этому адресу до середины июля, а потом уедем из Цюриха. Тобиас рвется сам написать тебе, но пока мы не удостоверились, что ты получаешь эти письма, безопаснее, если вести переписку буду я. Каждый день молюсь за вашу безопасность – твою и твоей семьи.

Слезы навернулись на глаза Элси. Тобиас выжил! Она спасла его. Элси вбирала в себя строчки, как изголодавшийся узник, прижимала их к губам, оставляя на пожелтевших страницах розовые пятна помады. Тобиас тоже в Америке. Она могла пройти мимо него и не узнать. Цукерманны… не попадалась ли ей фамилия? Не попадалась, но радость переполняла ее, как легкий газ, и Элси едва не взлетала над постелью.