Самюэль Бьорк - Сова
– Подвал слишком большой, – обычно говорила мама.
Когда он спрашивал ее, почему во всем доме так холодно.
– Твой отец был не совсем здоров головой, но строить дома он умел. Он отлично знал, что произойдет, что нам нужно место, где можно спрятаться, когда все взорвется, когда мир уйдет под землю, но подвал получился слишком большим, лучше бы дом сделал побольше, а подвал поменьше, потому что под землей становится холодно, и этот холод поднимается через полы сюда, понимаешь?
Он немногое понимал из того, что говорила мама, когда она рассказывала о папе, ведь он его никогда не видел, но все равно кивал, потому что ей не нравилось, когда он задавал слишком много вопросов. Он знал, что папа был настоящим, ведь это он построил дом. Своими глазами он его не видел, но мама ничего построить не могла, значит, это правда. Иногда мальчик думал, что папа может быть немного похож на папу Пеппи Длинный Чулок. Что он очень хороший папа, но ему все время нужно уезжать, куда-нибудь на море, на остров Куррекурредутов, и что да, однажды он вдруг приедет, с большой бородой, и будет очень добрым, но пока этого не случилось. Он не говорил об этом маме, и даже себе вслух не рассказывал, но думал об этом часто, что, может быть, это и есть смысл великого дня. Что именно это и произойдет. Что папа вдруг появится на пороге, с золотыми сокровищами, поднимет маму и закружит ее, скажет «Курредутт» и достанет подарки со всех концов света, среди них будет печка, специально для мальчика, чтобы он больше не мерз, в его маленькую комнату, где никогда не было тепло, особенно в декабре, как сейчас.
Он очень много думал о том, каким будет великий день. Ведь он надеялся, что папа вернется, но это было совсем не точно, поэтому он составил список. Он не показывал его маме, ведь он знал, что она думает о таких вещах, когда он спрашивал и просил ее о чем-то, поэтому он не делал этого и положил список под подушку, и сейчас в нем было семь пунктов, семь вещей, которые могут произойти в великий день.
Он подумал, а не достать ли его сейчас и посмотреть еще раз, но мама сказала, что он должен лежать тихо и не выходить, хотя часы в гостиной показывали всего лишь пять минут девятого.
Великий день.
Он написал это большими буквами прямо наверху страницы. Писать он научился самостоятельно, и очень этим гордился. Считать. Время. Буквы. Писать. Все сам, и это хорошо, ведь в школу он не ходил, прямо как Пеппи. Вначале он не понимал, что где написано. На пачке с хлопьями, на тюбике с зубной пастой, на боку пакета с молоком и в тех трех книгах, которые были у него в комнате, сначала это были просто завитушки, как какие-то маленькие рисунки в его голове, но однажды, когда мамы не было дома, они как будто начали совпадать. Он не совсем понял, как это случилось, но что-то было со словами, выходящими у мамы изо рта, и словами, которыми он отвечал ей, поначалу он думал, что они живут в воздухе, но вдруг он понял, что те же слова написаны на вещах вокруг.
Спокойной ночи.
Молоко.
Январь.
Мыло.
Вы можете выиграть.
Анника.
Томми.
Вы можете выиграть поездку в Диснейленд.
А потом он взял ручку, чтобы написать слова на листочке, и это открытие оказалось почти таким же невероятным, как и сейчас лежать в кровати в ожидании великого дня. Как слова изо рта и буквы повсюду можно перенести на бумагу всего одной маленькой ручкой.
Маленький мальчик встал с кровати, чтобы немного подвигаться, чтобы кровь немного потеплела, потому что одежда не помогала, как и тонкое одеяло, он весь замерз, а когда он выдыхал, изо рта у него шел пар, хотя он был в доме.
Папа построил дом, и про себя мальчик думал, что, хоть папа и хорошо строил дома, и им нужно было место, где спрятаться, когда мир уйдет под землю, все-таки мама в этом права. Что подвал слишком большой. Потому что сейчас в комнате слишком холодно, и не помогало даже то, что под одеялом он лежал в одежде, и на секунду он даже подумал, может, вернуться в гостиную, где была печка, но решил этого не делать. Что он выучил хорошо, так это то, как важно не злить маму.
Маленький мальчик подошел к своему шкафу и достал свитер. Свитер с узором «Мариус»[23]. Это его самая хорошая вещь, и его можно надевать только на дни рождения или когда ему разрешали выйти из дома, но он все-таки надел его, поверх остальной одежды, и лег обратно под одеяло. Еще раз бросил взгляд на календарь, 1999-й, плохой год, и почувствовал, что уже ждет не дождется, когда можно будет по-настоящему перевернуть страницу.
Январь 2000-го.
Новое тысячелетие.
Он не наглый, нет-нет. Он всегда делал все, что просили, но ведь мама не говорила, что список нельзя доставать, только то, что нужно лечь, разве не так?
Маленький мальчик снял варежки, нашел свой карманный фонарик, достал список из-под подушки и слегка улыбнулся.
ВЕЛИКИЙ ДЕНЬ
Вот, что я бы хотел
1. Чтобы мама стала доброй.
2. Чтобы вернулся папа и сделал подвал поменьше.
3. Чтобы я мог выходить из дома.
4. Чтобы я перестал дергать маму за волосы, когда расчесываю ее.
5. Чтобы мне разрешили ходить в школу.
6. Чтобы я смог сказать маме, что знаю буквы, числа, что умею читать и писать на листочке, и она не разозлилась.
7. Чтобы у меня появился друг, как Томми или Анника.
Вдруг завыл ветер, стучась в стены и не сдаваясь, пробивался через тонкие окна, льдом обдувая его лицо на маленьком открытом участке между шапкой и краем одеяла.
Он еще раз подумал, не встать ли, пойти в гостиную, к печке, там так хорошо сидеть, так приятно, когда пальцы оттаивают от жара дров, но он этого не сделал, потому что так сказала мама.
Мама.
У маленького мальчика не было других людей вокруг, никогда не было, только мама.
Когда она уходила, он оставался дома один. Иногда ее не было днями, но это не страшно, ведь она для него – все.
Расчесывать ее красивые светлые волосы перед камином. Помогать ей мыть те места, куда сложно добраться, губка и мыло по местам, докуда человек сам не достанет. Тут маленький мальчик улыбнулся, забыв, что он загрустил из-за того, что хотел написать двадцать пунктов в списке, а дошел только до седьмого, но это не играло никакой роли.
Великий день.
И даже не зная того, он закрыл глаза и исчез из холодной комнаты, на секунду провалившись в сон, а проснувшись, он все понял, хотя часы на стене все еще показывали пять минут пятого.
1999-го больше нет.
Теперь уже 2000-й.
Великий день.
Должно быть так. Она, наверное, просто забыла разбудить его. Он стянул с себя одеяло и вышел из холодной комнаты. С улыбкой на губах прошел через гостиную в ее комнату. Глупая мама. Наверное, уснула и забыла разбудить его в великий день.
Он открыл дверь в спальню и, улыбаясь, остановился на пороге.
С балки на потолке свисала веревка.
Под веревкой, обмотавшей ее шею, висело голое тело с длинными светлыми волосами, конечности не двигались, а лицо посинело. Глаза широко раскрыты, а с губ уже никогда не сорвутся слова.
Маленький мальчик подвинул стул, спокойно сел и полный ожидания посмотрел на обнаженное тело, свисающее с потолка, улыбаясь немного настороженно.
И стал тихо ждать, когда она проснется.
56
Пульсирующая головная боль, слава богу, опять немного отступила. Мунк подавил зевоту, поставив чашку с чаем перед Мией.
– Это все, что у тебя есть? – спросила она, посмотрев на кружку перед собой.
– В каком смысле?
– Что-нибудь покрепче? Нет?
– Сейчас три часа ночи, Миа, почему мы не можем обсудить это завтра?
– Нет, это важно, – ответила Миа, и тут Мунк заметил, что она прилично пьяна, но вместе с тем сохраняет живость и бодрость.
Его прекрасная коллега даже не сняла ботинки с курткой, плюхнувшись прямо на диван, посмотрела на него глазами, которые он видел уже так много раз. Она до чего-то додумалась. Как Миа делает эти штуки, для него всегда оставалось загадкой, но он научился доверять этому взгляду.
– Я не пью, Миа, ты же знаешь, – зевнул Мунк.
– Ага, и все-таки? – улыбнулась Миа, кивнув на полку под дисками.
Смешные подарки от команды. На каждый день рождения. Давайте подарим этому трезвеннику что-нибудь дорогое, что он никогда не выпьет. На этой полке стояли восемь неоткрытых бутылок виски, с этикетками, он понятия не имел, что на них написано, и не интересовался.
– Приступай, – сказал Мунк, покачав головой, когда Миа встала с дивана, выбрала одну из бутылок и открыла ее.
– У тебя есть стакан?
Мунк сходил на кухню и достал из шкафа стакан, и тут глаз зацепился за маленький смайлик на дверце холодильника, и вдруг он вспомнил, что должен был сделать.
Ему звонила Мириам.
А он забыл ей перезвонить, напрочь. Вот же черт, ведь он решил для себя, что это семья, нужно больше быть с ними. Он принес стакан в гостиную и только сейчас заметил, что Миа говорила все это время.
Что у меня с головой?
