Самюэль Бьорк - Сова
К собственной радости Изабелла увидела, что Сесилие слегка улыбнулась.
– Точно, точно, она и правда глупая как пробка, да?
– Ага, – улыбнулась Изабелла.
– Помнишь, когда мы ходили в Природно-исторический музей и она спросила, почему у них там нет обезьян?
Изабелла засмеялась.
– И почему все животные стоят неподвижно?
Сесилие по-настоящему заулыбалась.
– Она думала, что мы в зоопарке, – ухмыльнулась Изабелла.
– Да вообще, – рассмеялась Сесилие. – Как можно быть такой дурочкой?
– Дура дурой.
– Ненавижу злых людей, – сказала Сесилие, прижавшись к ней.
Да, они были одногодками, но иногда Изабелле казалось, что Сесилие всего семь лет и за ней нужно приглядывать весь день.
– Я позабочусь о тебе, не бойся, – сказала Изабелла, погладив худенькую девочку по волосам.
Вдруг дверь открылась и в комнату заглянула запыхавшаяся Сюнне.
– Они вернулись.
– Кто?
– Паулус с Бенедикте. Они вернулись. Только что приехали. На полицейской машине. Пошли сразу в кабинет Хелене.
Он вернулся.
Изабелла почувствовала, как сердце подпрыгнуло в груди.
Хочешь встретиться со мной? Тайно.
Только ты и я.
Пятнадцатилетняя девочка улыбнулась.
Конечно, хочу.
Ждет не дождется.
54
Холгер Мунк повесил пальто в коридоре, снял ботинки, прошел прямо в ванную и открыл медицинский шкафчик. Открыв коробку таблеток от головной боли, он положил на язык сразу две, запил водой и пошел в гостиную, не зная, куда себя деть.
Он вчера так устал, что пошел спать сразу после встречи с Мией в «Юстисене», но не смог уснуть. Вертелся под одеялом и был вынужден снова встать. Он беспокойно бродил по квартире, потом наконец оделся и вышел на холод, на улицу, опустив глаза и накинув капюшон на голову.
Эта внезапная головная боль. Боль в висках и за ушами. У него так же потемнело в глазах прямо посреди допроса Бенедикте Риис. Как будто кто-то вдруг ударил его по затылку битой, как из ничего, вдруг звездочки перед глазами, металлический привкус во рту, ему пришлось извиниться, выйти, умыть лицо холодной водой. В себя он начал приходить только через какое-то время. Мигрень?
Холгер Мунк не самый здоровый человек в мире, это он отчетливо понимал, но с головой у него проблем не было никогда. Часы над кухонным столом показывали почти три. Середина ночи. Вот черт. Он уже даже не чувствовал усталости. Только эта адская головная боль. Он немного постоял в ванной, подождав, пока таблетки подействуют. Неужели он стареет? Пятьдесят четыре, через несколько дней пятьдесят пять, разве это возраст? Или нет? Он поплелся на кухню, поставил чайник и открыл холодильник. Еда. С ней у тучного следователя никогда не было проблем, но сейчас он стоял и смотрел на нее, и ему впервые в жизни не хотелось ничего. Он достал из шкафа над раковиной кружку, подождал, пока закипит чайник, налил себе чаю и отнес его в гостиную, остановившись перед полкой с дисками.
Съесть что-нибудь вкусное. Музыка фоном, пока он переключает ТВ-каналы без звука. Обычно он так делал. Освободить мысли, избавиться от прошедшего дня – это своего рода медитация. Хороший ужин. Музыка. Картинки из мира мерцали на экране на заднем плане, но сейчас он не нашел ничего, что бы ему хотелось поставить. Мунк опустился на диван, отпил немного чая, головная боль понемногу отпускала. За окном хоть глаз выколи. Глубокая ночь, мир спит, но он никак не мог успокоиться. Квартира казалась такой пустой. Он сделал все, что смог, создавая себе дом на Тересесгате, и раньше ему не приходило в голову, что вещи вокруг кажутся мертвыми. Горшок с юккой в углу. Фотографии Мириам и Марион над диваном. Полка с дисками, занимающая всю стену за телевизором. Он просто обманывал себя. Заставил себя поверить, что это дом, но это не так. Как бы он ни переставлял все и ни старался. Контейнер для хранения – вот что это такое. Место, где можно перекантоваться.
Пока он ждал, когда…
Мунк не закончил мысль, пошел в ванную и принял еще две таблетки. Притворился, что не видит обручального кольца, которое снял с пальца и положил туда. Зашел в кухню и открыл холодильник, все еще ничего не желая. Еще раз подошел к полке с дисками и так и не нашел ничего, что можно послушать.
Он уже шел обратно к дивану, когда вдруг позвонили в дверь. На секунду Мунк застыл на месте, он не сразу осознал, что это было. К нему редко кто-то приходил, звук был очень непривычен. Посреди ночи? Кто-то, должно быть, ошибся. Кто-то нажал не на ту кнопку по пути на какую-нибудь вечеринку, но звонок повторился. И еще раз.
Наконец, раздраженный Мунк подошел к домофону.
– Алло?
– Привет, Холгер, это Миа.
– Что?
– Это Миа, можно мне подняться?
Боль вдруг вернулась. Ощущение, что кто-то забивает гвоздь в висок.
– Холгер, ты тут?
Ему пришлось взять себя в руки, чтобы ответить.
– Ты вообще знаешь, сколько сейчас времени? Что случилось?
Миа стоит перед его дверью. Такого никогда раньше не было. Они всегда были близки, но встречи их всегда проходили за пределами дома.
– Сканк, – из трубки донесся хриплый голос Мии.
– Что?
– Хакер, – сказала Миа.
– И что? – спросил Холгер, прислонившись к стене.
– Я думаю, нас водят за нос. Можно мне подняться, или как?
– Сейчас глубокая ночь, – сказал Мунк, приложив руку ко лбу.
– Я знаю, но нам надо поговорить, – продолжила Миа на другом конце.
– О чем?
– О Габриэле, – сказала Миа.
– О Габриэле? Зачем?
– Сканк, – нетерпеливо повторила Миа. – Думаю, это он.
– Хакер?
– Да, – еще раз сказала Миа.
На мгновение повисла тишина, пока Мунк пытался собраться с мыслями.
– Какое отношение к этому имеет Габриэль? – пробубнил он.
– Впустишь ты меня, наконец, или нет? – спросила Миа.
– Да, конечно, – пробормотал Мунк, собравшись и нажав на кнопку, открывающую входную дверь.
55
Маленький мальчик лежал под одеялом и смотрел на календарь на стене рядом с кроватью, и был в таком радостном нетерпении, что все его тело как будто было одной большой улыбкой. Великий день. Которого они так долго ждали. Мама говорила о нем с лета, он попытался сосчитать дни, но на руках не хватило пальцев – точно с лета, может быть, и раньше. Великий день. Когда все случится, да, он точно и не знал, что должно произойти, но это должно быть огромным, больше солнца и луны, и тогда родится земля. Он натянул тоненькое одеяльце к подбородку и снова уставился на календарь. Хоть мама и сказала, что он должен спать, это было совершенно невозможно. Декабрь 1999 года. Вот что было на календаре. Вот какой сейчас год. 1999-й. Но радовался он не этому, а тому, что было на другой стороне, ему нельзя было смотреть, пока часы не пробьют двенадцать. Он все равно подглядел, просто не мог этого не сделать. Январь 2000-го. Подумать только! 2000! Мальчик улыбнулся сам себе, почувствовав, как пальцы на ногах съежились под одеялом, так было всегда, когда он радовался, как сейчас, пальцы съеживались, а потом вдруг как бы выпрыгивали вместе с ногами и руками, и всем телом, прямо до ушей, уши обычно были горячими, и это очень приятно, ведь в маленькой комнате обычно было холодно. Очень холодно. А им хватало денег только на печь в гостиной. Печка дорогая. И дрова дорогие. Обычно он спал в шапке и одежде, но все равно чувствовал их, пальцы ног, съеживающиеся в носках.
Великий день. Новое тысячелетие. Подумать только! Один день может значить так много? Всего пара минут на часах – и такая большая перемена? Стрелки тик-так, и вдруг бам, бум, ура, и пришел великий день, и он очень сильно ждал этого, даже попытался еще посчитать, но пальцев все еще не хватало, и было не так просто найти их все в варежках, в которых он спал из-за холода.
У маленького мальчика были часы на стене, но они показывали неправильное время, батарейка давно села, а новую покупать дорого, и на них всегда было пять минут пятого. Им верить нельзя, поэтому он попробовал считать, раз уж мама сказала, что ему надо спать в своей комнате. Когда на часах в гостиной было пять минут девятого, и секунды он считал так: тысяча одна, тысяча две, тысяча три, но после пятисот с чем-то в голове все окончательно перепуталось, так что лучше всего лежать тут и ждать в кровати, пока мама не придет, не заберет его и не скажет, что он пришел.
Великий день.
Как уже говорилось, он не знал, что должно произойти, но нет сомнений, что это что-то великое. Потому что в этом тысячелетии никто не мог жить, его населяли злые духи, и все было неправильно, и они почти ничего не могли с этим поделать, только ждать его конца, а он уже скоро, и хотя он совсем не знал, что должно случиться, но надеялся, что мама станет лучше, и ему казалось, что и она этого хотела, ведь она так давно ждет этого дня.
Маленький мальчик надвинул шапку на уши, пытаясь сохранить тепло под тоненьким одеялом.
