Сьюзен Сван - Что рассказал мне Казанова
– Думаю, что тебе от этого не легче, ведь так? Да? – спросила Люси.
– Когда мне понадобится твоя помощь, я попрошу. Хорошо?
– Хорошо, Ли, – ответила девушка, стараясь не улыбнуться.
– Ладно. Я тут недавно подумала, что мне будет грустно, когда наше путешествие закончится.
– Но мы же еще увидимся, когда приедем домой, так ведь?
Волнение в голосе Люси неожиданно настолько обрадовало Ли, что она даже почувствовала укол совести, как ребенок, которому дали подарок больший, чем он заслужил. Ее лицо озарилось улыбкой, и она кивнула.
На следующее утро они вместе отправились на поиски ущелья, где погибла Китти. Габи напомнила Ли, что оно лежит к югу от ее дома – примерно в полумиле, если идти по пыльной дороге, извивающейся по берегу маленького озера. Несмотря на жару, они пошли пешком, с трудом преодолевая изрытые поля ломкой, выжженной солнцем травы, чтобы найти тот узкий поворот, где машина Китти слетела с дороги. Люси беспокоило, как тяжело дышит ее спутница. Пожилая женщина устало шла рядом, вспотевшая и стесненная в своей мешковатой непроницаемой одежде. Люси двигалась медленно, притворяясь, что очень заинтересовалась полевыми цветами, растущими на склонах холма. Она будет скучать по Ли, когда уедет с Крита, но перед этим обязательно заедет в Стамбул. Габи уже позвонила в аэропорт, и ей поменяли билет. «Только мне понравилась Греция, как уже надо уезжать», – грустно подумала Люси. Хотя именно так она и путешествует по миру. Сначала говорит «нет», а потом ждет того, что чувствует в действительности. Люси всегда нужно было больше времени, чем матери, чтобы понять себя. На середине крутого склона они остановились осмотреться. Впереди лежали два совершенно одинаковых поворота дороги; каждый сворачивал на почти неотличимые друг от друга склоны холма.
Затем Люси заметила маленький памятник у дороги. Габи и кто-то из ее друзей поставили его здесь. Памятник походил на почтовый ящик, сделанный из стали и стекла. Возвышающийся на металлических ножках, он стоял на сухом месте, прячась за скалой. Здесь ничего не росло, кроме нескольких испепеленных жарой кустов. Люси захотела узнать имена людей, установивших этот памятный знак. Если бы не он, место вряд ли привлекло бы их внимание.
Они подошли и заглянули внутрь. Маленькая лампадка рядом с фотографией Китти Адамс и Константина Скеди.
– Yiate psiethis, за свет ее души, – прошептала Ли и зажгла фитилек лампады, а затем отошла назад и слегка коснулась плеча Люси.
Та подошла поближе и положила голубоглазый талисман, который ей дала Габи, рядом с зажженной лампадой.
– Мама, где бы ты сейчас ни была, – прошептала девушка, – Ли и я желаем тебе покоя.
Часть IV
Город сближений
Смеркалось, когда такси высадило Люси у отеля «Араста» в Стамбуле. Она зарегистрировалась у портье, а затем отправилась вверх по улице к обменнику, который находился рядом с Голубой мечетью и Святой Софией. Яркая синева неба придавала странную торжественность старым зданиям. В воздухе у нее над головой парили ласточки, а от огромного купола к одному из стройных минаретов протянулась тонкая нить следа реактивного самолета, сверкающая ярким розовым цветом. Люси стояла, разглядывая вздымающиеся формы мечетей, не подозревая, что ее облик производил на прохожих на улице такое впечатление, что некоторые даже оборачивались, не в силах отвести глаз. Критское солнце придало ее коже оттенок темного меда и высветлило волосы, и теперь в ней не было уже ничего от той бледной робкой архивистки, приехавшей с Ли Пронски в Венецию на водном такси.
Она заметила высокого молодого человека с выразительным левантийским лицом, остановившегося посмотреть на нее. Как будто почувствовав, что нарушает правила хорошего тона, он развернулся и удалился в сторону ее отеля. На пороге юноша повернулся и, прежде чем войти в «Арасту». посмотрел на нее еще раз.
Группа праздношатающихся мужчин с черными глазами и мягкими, музыкальными голосами вслух обсуждала волосы и одежду Люси.
– Откуда вы приехали? – задал вопрос один из гуляк.
Девушка попыталась проигнорировать его, но он буквально-таки выпрыгнул перед ней, выставив вперед потертый кейс.
– Нет, нет, нет! – твердо сказала Люси.
Мужчина печально поклонился.
– Вы из страны Нет-Нет, а я из страны Да-Да.
Она подавила смешок и продолжила свой путь вверх по холму, двигаясь быстро и изящно, как будто прокладывая дорогу через толпу, кидающую на нее призывные взгляды. Люси представила, что Ли отпустила бы в адрес гуляки какой-нибудь уничижающий комментарий. Страна Нет-Нет – вот уж точно, нечего сказать. Она не искала ни с кем встречи, и это было хорошо. К своему удивлению, Люси поняла, что ей нравилось путешествовать самостоятельно, хотя при посадке в самолет кто-то и объявил, что в аэропорту заложена бомба. Когда полиция с автоматами проверяла ее багаж, Люси запаниковала и решила заказать билет на Торонто этой же ночью. Но потом она успокоилась и полетела в Стамбул, думая о Желанной Адамс и несчастьях, выпавших на ее долю в Афинах – и в Стамбуле, если, конечно, ее дальняя родственница зашла так далеко. «Путешествовать всегда опасно, – сказала она себе, – и список угрожающих тебе напастей лишь увеличивается или уменьшается, в зависимости от того, где ты находишься». Но гораздо больше опасностей ее чувство порядка раздражала перспектива неизбежного хаоса на новом месте. До тех пор, пока она не прочитала старый дневник, Люси отвергала чувство возможности, присутствующее в путешествии, и его свободу, которая захватила в свое время Китти и переменила ее до неузнаваемости.
Она обменяла евро на турецкие лиры и пошла обратно, к Голубой мечети. Там Люси остановилась и посмотрела в одно из огромных окон. Внутри, частично скрытая металлической решеткой, находилась большая величественная зала, где сотни мужчин лежали ничком перед имамом, произносящим молитву в микрофон. Люси смотрела как завороженная на этих распростершихся на полу мужчин, пытаясь отыскать хотя бы знак присутствия женщин, так как слышала, что они молятся сзади и по бокам мечетей, отделенные от мужчин, как и в ортодоксальных иудейских храмах. Как, интересно, выжила в этом мире Эме Любек де Ривери? Или католическая идея христианской покорности подготовила ее к принятию ислама? В храме у себя на родине юная Эме уж точно много наслышалась о подчинении Господу и мужу.
Люси стало интересно: что бы подумала Эме о вере Желанной Адамс? Истинно значимой является только вера, основанная на человечности, а не рабское следование доктрине. Может быть, она бы даже с этим согласилась.
В «Арасте» на стойке портье девушку уже дожидалась записка.
Дорогая мисс Адамс!
Теодор сказал мне, что вы остановились в «Арасте», и я пишу с целью предложить вам свои услуги. Я приду завтра в одиннадцать часов утра, чтобы изучить ваш документ. Пожалуйста, позвоните мне, если вам не подходит предложенное мной время.
Записка была подписана: «Эндер Мекид», также имелся и номер телефона.
«А мистер Мекид отличается оперативностью», – подумала она. Интересно, не будет ли он похож на того библиотекаря из Болгарии, специалиста по манускриптам, которого Люси встретила на конференции в Торонто, – чрезвычайно учтивого человека, курившего трубку, с лохматыми, длинными седыми волосами и маленьким блокнотом, в котором были записаны его любимые стихотворения. Вообще-то, она готова смириться с любым занудой, лишь бы он перевел ей манускрипт.
Из номера Люси позвонила Ли на Крит и рассказала, что добралась нормально, не считая происшествия в афинском аэропорту.
– После древнего мира с его мудростью возвращение в современность пугает, – сказала Ли.
– Думаю, что мы ничего не можем поделать с неожиданностями. Минойцы ведь, если не ошибаюсь, жили в постоянном страхе перед землетрясениями?
– Это верно, Люси. Но если верить статистике, то в среднем шансы пострадать от взрыва такие же, как и возможность выиграть в лотерею.
Затем, слегка запинаясь, Ли сказала Люси, что скучает по ней. Они с Кристин приехали в Архан, это на северном берегу Крита, но музей, где были выставлены кости минойца, предположительно принесенного в жертву, оказался закрытым. Но они не особенно расстроились – посмеялись над этим и провели весь день в баре. Этим утром Ли собиралась улетать в Бруклин.
После того как Люси положила трубку, ее вдруг поразило, что во время путешествия Ли постоянно присматривала за ней с неподдельной заботой. Девушка принялась распаковывать вещи, неожиданно осознав, что благодарна любовнице своей матери за это путешествие и уже даже испытывает легкую ностальгию. Люси вытащила подарок своей спутницы, купленный в первый день в Венеции, и поставила его на комод, только сейчас вдруг заметив две головы над парой больших грудей; затем развесила одежду, и, когда все было сделано, вытащила синий блокнот, который приобрели сегодня утром в супермаркете Гераклиона. Она не вела дневник со школы. «Вторник, 28 июня. Я прилетела в Стамбул и поняла, что скучаю по невозмутимости Ли, – написала Люси на первой странице. – Она не полагалась на меня, в отличие от матери. Наверное, именно поэтому Китти была с ней, так как могла рассчитывать на силу своей подруги, когда ее собственную высасывал этот мир. В общем, мы с Ли решили дружить, и это хорошо».
