Сьюзен Сван - Что рассказал мне Казанова
Внизу Габи позвала Люси, и Ли, высунувшись из окна, под виноградной беседкой увидела маленькую женскую фигурку, машущую девушке. Люси поспешила на зов, при этом совершенно не сутулясь. Что ж, девочка осознает свою силу, решила Ли. Она наблюдала, как Люси серьезно кивает, прислушиваясь к наставлениям Габи.
«Это надо уладить. Ты должна отдать долг этой девочке. Она никогда не хотела навредить тебе».
Ли отвернулась от окна и взяла письмо, которое начала писать этим утром.
Дорогая Люси!
Я думаю, что должна изложить тебе свою версию смерти твоей матери. Константин Скеди вторгся в нашу жизнь в тот год, когда Кристин включила в свою экскурсию Зарос. На этом горном курорте было хорошо отдохнуть в разгар поездки. Туристы всегда останавливались в маленьком отеле рядом с водяной, мельницей. На его террасе человек чувствовал себя ближе к звездам и просыпался, вдыхая прохладный горный, воздух, так как гора Псилоритис – самая высокая на Крите. Однажды твоя мать встретила Константина в деревне. Кристин попросила ее подежурить, пока мы ждали второго водителя. Константин предложил помочь и подвез Китти в отель, где был более чем холодно принят Андреасом, который заявил, что не станет иметь дело с palioalvanos. (Это оскорбительное греческое слово, обозначающее проклятых албанцев, Люси) Константин развернулся на каблуках и ушел.
Твоя мать настояла чтобы Андреас на следующий день отправился в деревню, нашел Скеди и привел его обратно, и нашему проводнику пришлось подчиниться Константин жил неподалеку от таверны вместе со своей матерью, Габи, и братом. Его отец был албанцем и приехал на Крит палубным матросом на одном из паромов. Когда этот маршрут закрыли он решил остаться и поселиться среди горного народа Крита. Скоро он встретил Габи и женился на ней. Константин рассказал нам, что критяне считают всех албанцев крестьянами и что браки между критянами и албанцами порицаются.
Короче говоря, он пришел к нам на следующий день на обед и рассказал всю историю. А на следующий год он уже работал вместе с Кристин гидом, а Габи устроилась на работу в отель в Заросе. В эти дни мы видели ее много раз и привыкли к ней.
Ты можешь подумать, что все утряслось. Все, кроме моей ревности. Возможно, это следствие моих многочисленных интрижек, но я страстно жаждала внимания твоей матери Я даже Кристин подозревала в том, что она хотела украсть Китти у меня, хотя разумом понимала, как это смешно. Кристин была просто верным другом, она очень любит своего Джулиана.
Когда твоя мать проводила время с Константином, мое сердце просто разрывалось. И оттого, что он был умным и добродушным парнем, мастером на все руки, и что все окружающие неизменно относились к нему хорошо, мне становилось только хуже. Естественно, Константин был благодарен Китти за то, что она изменила его жизнь, заставив Андреаса и Кристин нанять его на работу. (Мы тогда не знали о приводе в полицию за кражу со взломом в Афинах; все вышло наружу после аварии. Неудивительно, что сам он считал дружеское расположение твоей матери настоящим чудом.)
Константин постоянно приносил ей подарки: цветы; дикий майоран для горного чая, который Китти так любила; маленькие расшитые бисером сумочки и шляпы, сочетающиеся с яркими одеждами, которые ей нравилось носить; а твоя мать благодарила его поцелуем в щеку под моим взглядом. Я начала бояться наших походов в Скотеино. Парень парил вокруг нее, помогая пролезть в пещеру, его рука постоянно искала предлога тронуть Китти за руку или за плечо.
Я стала подозревать твою мать в том, что она поощряет Константина. Мне снилось, как она бросает меня и уходит с ним. Если бы я хотела, чтобы, все закончилось, то нашла бы повод поговорить с Китти серьезно. Мы бы объяснились, и все встало бы на свои места. Но я была гордой и принялась обвинять ее в вещах, которые Китти никогда не совершала, зная, что она не делала этого, понимая, что я веду себя не лучше ревнивых критских мужей, которых мы видели в деревнях, вымещающих злобу на своих женах.
Мы остановились у Габи, и я запретила твоей матери разговаривать с ней, Константином и Янисом, знавшим их обоих, заявив, что ее отношения с сыном Габи подрывают наши отношения. Китти сначала отказалась, но когда она увидела, что я предельно серьезна, то уступила. Затем я уговорила Кристин отказаться от услуг Константина, и твоя мать плакала от смущения, но согласилась.
А на следующий год он приехал к ней в Зарос. В ту самую ночь, когда она умерла. Он узнал дату нашего приезда от клерка в отеле и ждал на террасе до тех пор, пока я не ушла в комнату. Китти осталась, чтобы помочь Кристин оплатить какие-то счета, и Константин нашел ее в офисе отеля, умоляя позволить ему вернуться. У него возникали большие проблемы после того, как мы его уволили. Албанцев вообще-то нанимают в качестве работников, но в некоторых критских деревнях их считают смутьянами. Константин уговорил твою мать поехать с ним и обговорить ситуацию. Она уехала, оставив мне записку. Они сели в машину вместе и вместе погибли, и так закончилось мое счастье.
Я ошибалась в ее намерениях. Не думаю, что Китти спала с ним, она просто любила его. Уверена в этом. Теперь мне понятно, что твоя мать любила Константина как сына. Узнав тебя я поняла ее чувства.
Конечно, Китти вполне могла поехать с Константином и погибнуть, далее если бы я и не чинила им никаких препятствий. Будь я католичкой, я бы нуждалась в отпущении грехов, Люси, но я просто хочу, чтобы ты поняла, как все произошло. Твоя мать меньше всего хотела сделать тебе плохо, когда уехала со мной в Грецию в последние годы своей жизни. Мы были слепы и эгоистичны в своей любви Мы пренебрегли тобой. Сейчас я это понимаю. Но иногда становится невыносимым замечать, как мы причиняем боль тем, кто нам близок. И если этот человек ведет себя так, будто бы с ним все в порядке, нам гораздо легче думать, что на самом деле так оно и есть.
С наилучшими пожеланиями,
ЛиЛюси закончила читать письмо Ли. Она сидела в помещении позади дома Габи, где находился старый пресс для производства оливкового масла. Теперь им никто не пользовался, и его заржавленные внутренности покрылись паутиной и пылью. Солнце уже садилось, в заплесневелом здании росли тени. Оттуда, где она сидела, а сидела девушка у самой двери, были видны последние лучи солнца и слышно было, как щебечут птицы в листве миндальных деревьев. Где-то рядом билась в стекло рассерженная пчела. Должно быть, влетела, когда заходила Люси.
Она пошла в это старое здание, так как предположила, что Ли хочет сообщить ей что-то важное о Китти. Это было видно по выражению лиц присутствующих, когда сегодня за ужином ей передали это письмо. Теперь девушка поняла причину внезапного раскаяния Ли в пещере. Все подтвердилось: Китти действительно забыла о ней. Было неприятно слышать правду из уст другого человека. Конечно, Ли также написала, что Китти ее любила. Ну, Люси и так об этом знала, всегда знала, даже когда думала, что мать требует от нее слишком многого.
Девушка открыла дверь, и пчела с жужжанием вылетела наружу. Люси глубоко вздохнула и взглянула на маленькую аллею вокруг дома Габи. Лето уже было в разгаре, хотя стояло только самое начало июня; поля сухой травы, уже коричневой от жары, сияли цветом старой бронзы в гаснущем свете. Люси стало интересно, не стояла ли на этом самом месте таким же июньским вечером ее мать. Но этого уже никогда не узнать. Она упустила шанс увидеть Китти на Крите. Смяв письмо в руке, Люси пошла искать Ли.
Та сидела на террасе, что-то записывая. На столе перед ней, рядом с подносом, стояло множество икон богинь. Люси засомневалась, тронутая видом мощной фигуры Ли по соседству с маленькими изысканными изображениями: круглой, сидящей на корточках, змеиной богиней Крита Иерапетрой; высокой маковой богиней минойского Крита – на голове у нее была корона из маков а ладони вскинуты вверх в благословляющем жесте; и фарфоровой статуэткой молящейся Девы Марии. Здесь в миниатюре стояли боги Китти предположительно объекты поклонения и восхищения. И тут же сидела спутница ее матери, тело которой было подобно неуклюжему чемодану.
– Ну что, прочитала?
– Да, я… – Люси почувствовала, что начинает задыхаться.
– Я знаю, что ты злилась на меня. Я забрала у тебя мать.
– Сейчас я уже не злюсь.
– Чушь.
Люси постаралась не улыбнуться, садясь рядом на скамейку. Казалось, что Ли доставляет удовольствие грубить ей.
– Ли, не нужно так сурово винить себя. Автокатастрофа… она просто случилась. Это не твоя вина. И не моя.
Ли грустно кивнула, и мгновение обе молча сидели в летних сумерках. Люси заметила удрученное выражение лица своей спутницы.
– Думаю, что тебе от этого не легче, ведь так? Да? – спросила Люси.
