Лю Чжэньюнь - Меня зовут Лю Юэцзинь
– А когда ты разведешься?
– Ну, не через день, так через два, не через два, так через месяц, не через месяц, так через полгода, можно?
В результате условились на сроке в полгода. Но не прошло и полугода, как Лао Юань исчез. Этот краснобай оказался мошенником. Исчез он вовсе не потому, что испугался развода и перспективы жениться на Ма Маньли, его увезла из города полиция. Лао Юань обманывал не только Ма Маньли, он обманывал и других, поскольку был аферистом. Три года назад он у себя в городе устроил незаконный сбор средств. Однако, если дело касается денег, умаслить человека сладкими речами непросто. Учитывая, что богатые на это дело не ведутся, Лао Юаню пришлось отыграться на нескольких семьях бедняков. Но не успел он хоть сколько-нибудь заработать, как его аферу разоблачили. Лао Юань скрылся в Пекине, где открыл рыбную лавку, при этом его уже разыскивали через соцсети в Интернете. Года через три, когда Лао Юань уже решил, что опасность миновала, он отправился на вокзал принимать партию товара, там его и увидел один земляк, приехавший в Пекин подработать. Этот земляк тоже попал в число обманутых вкладчиков. В тот же вечер, когда Лао Юань производил переучет в своей лавке, его арестовали. Кстати, он оказался никаким не чжоушаньцем, а приехал из Вэньчжоу[28], так что даже название родного города он изменил. В его прежних словах не было ни единого слова правды. Узнав об этом, Ма Маньли была потрясена. Но вместо того, чтобы огорчиться, она рассмеялась. Эта афера со сбором денег оказалась самой большой шуткой Лао Юаня. Ма Маньли, что называется, растратилась понапрасну. Отсмеявшись, она заплакала. Поскольку денежная сумма, на которую Лао Юань обманул народ, оказалась не такой уж большой, его осудили лишь на год. Можно сказать, что с Ма Маньли они теперь были квиты. За целый год Ма Маньли ни разу не навестила Лао Юаня в тюрьме, навсегда вычеркнув его из своей жизни. Иногда она случайно вспоминала о нем, и тогда вздыхала, но не о нем, а о себе. Вздыхала, так сказать, «с изюминкой».
И тут как-то среди ночи Лао Юань вдруг снова нарисовался; он пришел прямо в «Парикмахерскую Маньли». Прошел год, и Лао Юаня выпустили на свободу. За этот год он сильно изменился: поседел и теперь выглядел как старик. Ма Маньли сразу его даже и не признала. Он и так-то не был красавцем, а тут, утеряв былую молодость и крепость, и вовсе стал похож на старого хряка. Нерешительно переступающий коротенькими ножками через порог, он напомнил ей неуклюжего пингвина. Да и говорить он стал по-другому. Он рассказал, что только вышел из тюрьмы, что собирается дальше торговать рыбой, если даже не морской, то речной, типа толстолобика или белого амура, ведь делать закупки в Миюне даже проще, чем в Чжоушане. Заодно он пожаловался, что в настоящее время остался не только без гроша, но и без крыши над головой, поэтому и решил попроситься к ней на какое-то время. Лао Юань то и дело запинался. Год за решеткой полностью лишил его былого чувства юмора, и теперь он тоже говорил лишь по существу. Когда Ма Маньли его все-таки признала, ее охватили смешанные чувства. Но, выслушав его до конца, она пришла в возмущение. Ее раздражало даже не то, что до его ареста она с ним встречалась и даже пережила аборт, а то, что теперь Лао Юаня интересовала только жилплощадь. Ничего постыдного в этом не было, но в жильцы напрашивался вовсе не тот Лао Юань, которого она знала прежде. Ее не смущало его плачевное состояние или даже очередное намерение обмануть ее, но вот нынешняя его речь и настроение говорили явно не в его пользу. Вместо Лао Юаня она видела перед собой того, кто пытался им притвориться. И стоило еще разобраться, кто именно был большим обманщиком. Поэтому без лишних разговоров Ма Маньли заорала:
– Вон!
Лао Юань огляделся по сторонам и хотел было продолжить уговоры, но Ма Маньли гаркнула снова:
– Вон!
Тогда уже и Лао Юань понял, что перед ним вовсе не прежняя Ма Маньли, и ушел прочь. После его ухода Ма Маньли села, чтобы успокоиться. Она не то чтобы сердилась, однако размышления о прошлом и будущем вызывали в ней какую-то подавленность. Вдруг в дверь снова постучали. Думая, что это вернулся Лао Юань, Ма Маньли решила не отвечать. Однако вскоре в дверь уже не стучали, а тарабанили, при этом все настойчивее. Ма Маньли подошла, резко отодвинула защелку и, рванув дверь на себя, снова заорала:
– Ты не слышал? Пошел вон!
Этим она изрядно напугала стоявшего за дверью. То был не Лао Юань, а Лю Юэцзинь. Ее отношения с Лю Юэцзинем отличались от отношений с Лао Юанем. Лю Юэцзинь часто засиживался у нее в парикмахерской, но до постели они так и не дошли. Не то чтобы они не подходили друг другу, просто Лю Юэцзинь, по мнению Ма Маньли, хоть и мечтал, но не знал, как этого добиться. В отличие от Лао Юаня у Лю Юэцзиня не было чувства юмора, но зато он никого не обманывал, по крайней мере, в каких-то серьезных делах. Ему была свойственна некоторая хитрость, но ни в хороших, ни в плохих делах она ему не помогала. В целом, он относился к скромникам. Или скажем так: он и рад был отважиться на что-нибудь эдакое, но не знал, как к этому подступиться; он и рад был сблизиться, но не знал, как именно. В общем, что еще взять с повара? А может быть, сам Лю Юэцзинь думал совершенно иначе и считал, что рано или поздно они все равно окажутся в постели. Иначе зачем бы он приходил к ней так часто? Лю Юэцзинь доверял Ма Маньли все свои переживания, сама Ма Маньли этого не делала, хотя Лю Юэцзинь и считал, что между ними никаких секретов не имеется. Как-то ночью Лю Юэцзинь пришел к Ма Маньли, и по его растерянному виду она сразу поняла, что с ним что-то не так, словно он хотел поделиться чем-то важным. Но из-за разборок с бывшим мужем ей так и не пришлось уделить внимания Лю Юэцзиню. В итоге Лю Юэцзинь взял Чжао Сяоцзюня на себя и вывел прочь, чем растрогал оставшуюся в слезах Ма Маньли. После того случая она уже несколько дней не виделась с Лю Юэцзинем, и сегодня он показался ей еще более растерянным. С него градом лил пот, он едва переводил дух. Перепуганному Лю Юэцзиню было плевать, как он выглядит. Удивленная Ма Маньли прямо в лоб спросила его:
– Кого-то ограбил или тебя ограбили?
Ма Маньли сказала это в шутку, но Лю Юэцзинь все воспринял всерьез:
– В точку попала: и меня ограбили, и я ограбил.
С этими словами он впихнул ее внутрь, захлопнул дверь, закрыл ее на задвижку, выключил свет и потащил Ма Маньли в дальнюю комнату. Та решила, что он хочет затащить ее в постель, и стала вырываться, но Лю Юэцзинь вцепился в нее мертвой хваткой. Вместо того чтобы приставать к ней, он начал быстро пересказывать ей свои приключения, начиная с того момента, как семь дней тому назад у него украли сумку, как он ее искал, и как к нему в руки попала чужая сумка. Рассказал он и про то, как сначала он искал вора, а потом тот сам нашел его, как сначала у него украли деньги, а потом он сам превратился в шантажиста. Наконец, рассказал, как только что того вора поймали под мостом «Сыцзицинцяо» и избили до смерти, а сам он, оставив мечты о солидном куше, чудом сбежал. Говоривший скороговоркой Лю Юэцзинь то и дело сбивался. Но дело было настолько запутанным, что даже если бы Лю Юэцзинь и не сбивался, Ма Маньли все равно бы осталась в замешательстве. Пытаясь хоть что-то уяснить, она попросила растревоженного Лю Юэцзиня рассказать все сначала.
– Все равно уже не успею. Если даже поймешь, то положения все равно не спасешь. – Тут он вытащил из-за пазухи флешку и спросил: – Ты разбираешься в этих штуковинах?
– Это разве не флешка? Одно время, когда тоска накатывала, я общалась с народом в соцсетях. Но в последние полгода бросила.
Лю Юэцзинь хлопнул в ладоши:
– Замечательно, давай тогда побыстрее посмотрим, что там.
– Я продала свой комп Дахао с автомойки.
К западу от «Парикмахерской Маньли», буквально через квартал, находилась автомойка, которой заправлял Дахао. Лю Юэцзинь знал, о ком идет речь. Это был толстяк из провинции Цзянси, чья упитанность проявлялась не только в телесах, но и отражалась на физиономии: лицо его выглядело настолько заплывшим, что глаз практически не было видно. Лю Юэцзинь знал, что тот обожал играть в мацзян.
– Но зачем ему понадобился компьютер, тоже для общения? – поинтересовался Лю Юэцзинь.
Маньли тут же пояснила:
– Не для общения, а чтобы посещать порносайты.
Лю Юэцзинь, уже сам не свой, поторопил ее:
– Без разницы, чем он там занимается, пойдем уже быстрее к нему.
Ма Маньли накинула верхнюю одежду, и они выскочили на улицу. Миновав квартал, они прибыли на мойку к Дахао. Стояла глубокая ночь, в этот час никто машины не мыл. Никаких дверей у автомойки не было, разверзнув свою пасть, она стояла прямо напротив пустынной улицы. Сегодня, вместо того чтобы лазить по порносайтам, Дахао ушел играть в мацзян. А старенький компьютер в одиночестве остался на столе. От грязи и смазки на нем не осталось живого места. Вместо себя Дахао оставил приглядывать за автомойкой своего племянника Сяохао. Когда Ма Маньли и Лю Юэцзинь попросили его попользоваться компьютером, тот не разрешил, сказав, что если вдруг они его сломают, ему потом достанется от Дахао. Тут же он буркнул, что не прочь перекусить. Лю Юэцзинь смекнул, что тот бессовестно намекает на вознаграждение и, вытащив из кармана десять юаней, пожертвовал их Сяохао. Тот обрадовался и побежал выпить в кабачок напротив, а Лю Юэцзинь с Ма Маньли наконец уселись перед компьютером. Они вставили флешку и открыли необходимую папку. Сперва на экране ничего не было, но то же время за кадром послышался разговор нескольких человек, который иногда прерывался чьим-нибудь смехом. Однако в общем галдеже было трудно разобрать, о чем именно шла речь, тем более, что Лю Юэцзинь и Ма Маньли были далеки от обсуждаемых тем. Немного погодя появился и видеоряд. Действие происходило вроде как в гостинице. Сначала появился Янь Гэ, что весьма поразило Лю Юэцзиня. Потом пошла запись того, как Янь Гэ кому-то преподносит драгоценности, а кому-то – произведения каллиграфии. Подарки принимали два человека: один постарше, другой – среднего возраста. Судя по одежде и манерам, оба были из чиновников. Однако дары они принимали по отдельности, не пересекаясь. Кроме дорогих подарков им также вручались пузатые сумки: иногда по одной, а иногда и по три-пять штук за раз. Видео запечатлело, как Янь Гэ расстегивал молнии на сумках, до отказа набитых деньгами. Мужчине средних лет обычно вручалась одна такая сумка, а пожилому – по три-пять. И таких случаев было не два, а больше десятка. Внизу на кадрах мелькали даты вплоть до посекундного отображения времени. Лю Юэцзинь и Ма Маньли содрогнулись. Они даже не смогли сразу подсчитать, сколько всего денег могло лежать во всех этих многочисленных сумках. Но еще больше их поразило то, что, кроме этих кадров, на флешке имелись видеозаписи с постельными сценами, в которых принимали участие иностранные девицы и эти чиновники. Таких сцен также было не две, а более десяти. И на этих кадрах внизу также мелькали даты вплоть до посекундного отображения времени. Мужчина средних лет каждый раз изнемогал до седьмого пота, заходясь в криках и стонах. Пожилой не кричал и делал свои дела в среднем темпе, видимо, уже просто не в силах отдаваться таким занятиям настолько самозабвенно. На его старую задницу было противно смотреть, но двигал он ею как надо, а на некоторых кадрах он, наоборот, оставался недвижимым, предоставляя девице ублажать его по полной программе. В общем, лучше бы Лю Юэцзинь и Ма Маньли всего этого не видели, теперь же их мозг готов был разорваться от такой информации. Прежде Лю Юэцзинь знал лишь то, что у него в руках – ценная вещица, которую кто-то хочет купить, и только сейчас до него дошло, насколько действительно ценной была эта флешка. Покинув автомойку, Лю Юэцзинь и Ма Маньли вернулись в парикмахерскую. На повороте им попалась мясная лавка. Поскольку на дворе стояла ночь, она не работала. Над ее дверью болталась на ветру вывеска с головой свиньи, а под ней надпись: «Здоровое мясо, кушайте на здоровье». Дойдя до этой лавки, они решили сделать передышку и присели на ступенях. Вдруг Лю Юэцзинь с чувством выкрикнул:
