Майкл Бирн - Последний подарок
Он попытался сесть, но не смог преодолеть тяжесть собственного тела, скованного незримыми цепями. Даже его голос не мог вырваться наружу. Булли попытался заговорить, но получился только шепот – а потом он и вовсе перестал что-либо слышать. Очертания и звуки вспенились и растаяли.
Очнувшись в следующий раз, он увидел у своей койки Фила. Вид у того был чудной. Он улыбался во весь рот, обнажая зубы, будто позировал для газеты или журнала.
– Как самочувствие, приятель? Во что ты вляпался? Повезло тебе, что артерию не перебили. Врачи сказали, просто лопатка задета…
Булли обвел взглядом палату. Чего-то не хватало, только вот чего – он не мог вспомнить.
– Все путем, не дрейфь. Дело в надежных руках. Я все устроил. Почему ты сразу не сказал, что мы выиграли? Если бы не водитель, потеряли бы из-за тебя уйму денег! Что? – спросил Фил, заметив, что Булли пытается что-то сказать.
Горло саднило, как при страшной ангине, боль простреливала до самых легких.
– Дже… – наконец сумел выговорить Булли и повернул голову набок в ожидании ответа.
– Кто? Твоя мама?
Булли покачал головой.
– Дже…
– Что? Собака?
Булли кивнул. Теперь, зная, что пуля его «просто задела», он чувствовал пульсирующую боль в плече.
– Ее здесь нет. Сюда грязных собак не пускают.
Фил обвел взглядом палату, проверяя, не прислушивается ли кто к их разговору.
– Так, слушай. Слышишь меня? – Он наклонился к нему: ближе, чем когда-либо за последние шесть лет. – Они не хотят платить. И не заплатят, если мы не скажем, что это я купил билет, ясно? Так что будем стоять на этом. Договорились?
– Джек…
– Да, что? – Фил начинал злиться, пытаясь привести в исполнение свой план.
Булли показал пальцами «о’кей», потом сильно зажмурился и открыл глаза, мимикой и жестами спрашивая: С ней. Все. В порядке?
– Здесь ее нет, сам видишь. Знаю только, что она была в хреновом состоянии. Еле дышала, была все равно что труп, когда ее привезли к ветеринарам. В общем, они ничего не обещают. Я это к тому говорю, чтобы ты был готов к худшему. – Фил умолк, разглядывая что-то на щеке Булли. – Ну хватит, хватит уже. Прекрати.
Он стал показывать ему газеты, выходившие в последние дни. Все они пестрели примерно следующими заголовками:
БЕЗДОМНЫЙ МАЛЬЧИК ПАДАЕТ В ТЕМЗУ, СПАСАЯСЬ ОТ БАНДИТОВ, ГОНЯЮЩИХСЯ ЗА ВЫИГРЫШЕМ
ДЬЯВОЛЬСКАЯ СОБАКА СПАСАЕТ УЛИЧНОГО МАЛЬЧИШКУ, УПАВШЕГО В РЕКУ!
УЛИЧНЫЙ МАЛЬЧИШКА ВЫИГРЫВАЕТ ОГРОМНЫЙ ПРИЗ БЛАГОДАРЯ ДВОРНЯЖКЕ!
ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ В УБИЙСТВЕ ВСЕ ЕЩЕ В БЕГАХ…
Три раза Булли навещали полицейские. Они хвалили его, называли храбрым мальчиком – разговаривали, как с ребенком, у которого рак или еще какая-нибудь ужасная болезнь. Он был не очень многословен: легкие болели. Тем более что в них попала грязная вода, которой он нахлебался. А еще у него были сломаны ребра. Целых три. И с этим ничего нельзя было поделать. Никаких скальпелей, инъекций, трубочек. Даже в гипс его не заковали. Приходилось просто ждать, когда ребра сами заживут. Врачи сказали, на это требуется время.
Булли спросил у полицейских про Джек, но они ничего о ней не знали – пообещали, что выяснят и сообщат. А потом рассказали о нем самом: оказывается, половина Лондона – преступная половина – узнала про его выигрыш. Полицейские расспрашивали его про труп в парке: по их сведениям, Булли находился там во время убийства. Они задержали Тиггса и Криса, и кое-кого из тех, кто присутствовал на собачьих боях, а вот Дженкса – пока нет. Как выяснилось, его настоящее имя – Питер Джефферсон. Полицейские спросили, что Булли известно о нем и об убитом. Булли ответил, что ничего не знает, не видел никакого мертвеца и не помнит ничего – особенно того, что касается Дженкса.
Когда убрали почти все трубочки и он смог есть без посторонней помощи, к нему в палату пришла незнакомая женщина. Он сразу понял, кто она такая – по тому, как она улыбалась, хотя улыбаться было нечему; по тому, какое у нее было выражение лица, будто она просто забежала к нему по пути в другое место. Эта женщина была из социальной службы. Булли спросил ее про Джек, но она ничего не знала о собаках. Он спросил, когда его выпишут из больницы. Ее улыбка немного померкла, и она сказала, что теперь, когда стали известны его обстоятельства, нужно принять решение о том, как наилучшим образом устроить его жизнь. Его мама умерла, где находится отец – неизвестно, так что он находится в неблагоприятных условиях. По лицу женщины Булли видел: она считает, что эта новость должна его опечалить. Она принялась перечислять ему возможные варианты:
Вариант 1: Как он смотрит на то, чтобы вернуться в квартиру, где жил раньше? «Не знаю», – ответил Булли.
Вариант 2: Как он смотрит на то, чтобы поселиться у кого-то из своих близких родственников? Если таковые найдутся. На это Булли лишь пожал плечами.
Вариант 3: Как он смотрит на то, чтобы жить в приемной семье? Булли категорически отказался: не нужны ему фальшивые мама и папа.
Вариант 4: Как он смотрит на то, чтобы жить в детском доме? Булли обдумывал такую возможность, пока она не сказала, что туда берут только детей, а собак не берут.
Женщина ушла и вернулась через пару дней с лучезарной улыбкой на лице. Она рада ему сообщить, заявила она, что они рассмотрели все возможные варианты и сочли, что тот, который Булли выбрал, – однозначно наиболее приемлемый. Булли возвращается в ту квартиру, где жил раньше.
Глава 24
Он открыл глаза и услышал отголосок крика, звучавшего в его голове.
Ему снился сон. Во сне он спал, и его разбудил знакомый запах. Он лежал на диване, дремал под бормотание телевизора, а потом закашлялся. Химический запах обволакивал горло все плотнее, опускался все ниже и пенился. А потом над спинкой дивана показался вихор, похожий на шип, и кто-то произнес его прозвище: Булли… Я пришел за тобой… Вот тогда-то он и очнулся от сна – стал звать маму, проснулся по-настоящему и увидел, что лежит на диване.
Кортни, с этим на коленях, смотрела какую-то детскую ерунду по телевизору. От его крика она тоже закричала, а младенец заплакал. Джек залаяла, пытаясь вскочить на диван, и Кортни закричала на собаку, которая на ее взгляд теперь выглядела еще чуднее.
Булли зевнул, повернулся на другой бок и потер плечо. Оно зудело в том месте, куда вошла пуля, оставившая в его плече глубокую дырочку – как от крошечного метеорита, который прорвался сквозь атмосферу и врезался в него несколько недель назад.
– Убери это отсюда, – велел ей Булли, потому что диван был его спальным местом. Правда, поспать особо не удавалось: комната была как проходной двор, этот все время просыпался, а Эмма постоянно сгоняла Булли с дивана, забывая, что ей полагается быть доброй с ним.
Эмма вышла из ванной.
– В чем дело, Брэдли? Чего ты вопишь, как резаный? Ребенка напугал! – Она взяла младенца на руки и, гугукая, понесла его на кухню. А оттуда крикнула: – И чтоб твоя собака не прыгала вокруг него! Чтоб духу ее возле ребенка не было!
Мордочка Джек появилась над подлокотником дивана – глаза как пуговицы, взгляд взволнованный, – исчезла, снова появилась. Она играла с ним, пыталась привлечь его внимание, но Булли не хотел играть.
– Иди сюда. – Он жестом велел Джек подойти к дивану спереди – ребенка ведь унесли.
Когда Булли выписался из больницы, он не смог просто пойти и забрать Джек из ветеринарной клиники. Оказалось, что он слишком мал, чтобы нести юридическую ответственность за собаку. Дети могут держать кошек, морских свинок, мышей, крыс и прочую четвероногую мелюзгу, но завести собаку по закону можно, только если тебе исполнилось шестнадцать лет.
В конце концов Булли уговорил Фила пойти с ним в собачий приют и подписать необходимые документы. Правда, он не ожидал, что вместо Джек увидит эту, другую, собаку. Внешне она походила на Джек, но шерсть с нее сбрили почти до самой кожи. Она похудела, потеряла примерно шесть килограммов и одну ногу. Сзади на месте левой лапы у Джек висела культя в мешочке из кожи.
– Из того, что осталось, лапу было не собрать. Ничего спасти не удалось, – объяснил ветеринар, стараясь быть как можно деликатнее.
Фил, даже не думая деликатничать, предложил избавиться от Джек – и позже, когда им выплатят деньги и они переедут в дом, купить другую собаку, более породистую, с хорошей родословной и четырьмя лапами. Но Булли покачал головой и сказал «нет». А про себя грязно выругался. Ведь Джек была его собакой. С той лишь разницей, что теперь не стремился ею хвастать и выводил на прогулку лишь поздно вечером, когда все интересные телепередачи заканчивались и начинались неинтересные, а на улицах становилось безлюдно.