Майкл Бирн - Последний подарок

Он все глубже и глубже погружался в темноту. Ноги воткнулись в мягкий холодный ил, в склизкие отложения речного дна. Взмахивая руками, Булли сумел высвободить ступни, но легкие горели, а дыхание задержать не удавалось; потому он остался там, где был – завис на глубине под давлением собственного веса.

Булли сделал вдох… и снова начал тонуть. В груди быстро распространялась леденящая боль, как будто он в спешке глотнул слаша[31]. Потом по телу стало медленно разливаться тепло; такое ощущение у него обычно появлялось, когда он только-только начинал просыпаться, но отдохнувшим себя не чувствовал. Ему захотелось закрыть глаза и снова провалиться в сон – и неважно, что здесь, под водой, темно.

Но что-то уже тащило его, кусая в больное плечо и не принимая отказа – как мама Булли, когда будила его в школу: она тормошила его, вытаскивала из постели, требуя, чтобы он проснулся и встал…

И медленно, медленно… он начал всплывать наверх.

Он вынырнул и попробовал сделать вдох – но прежде нужно было исторгнуть из себя воду. Откашливаясь, хватая ртом воздух, Булли цеплялся за ошейник Джек. Течение несло их вниз к темным башням моста, который существовал на самом краю его воображаемого мира. Булли подумал, что, может быть, лучше прекратить борьбу за жизнь, пока их не вынесло в безбрежное море – но продолжал удерживаться на плаву, время от времени впадая в забытье.

Потом он почувствовал, как его ноги коснулись речного дна. Повернув голову, Булли увидел надвигающиеся на него изгибы черного берега. Было время отлива, и его швыряло течением о камни, как жестяную банку. Он оторвался от Джек, чтобы ухватиться за берег, и локтем здоровой руки уперся в ил, карабкаясь, как полумертвый краб. Уже почти выбравшись из воды, он обернулся, ища взглядом собаку – но Джек исчезла. В его руке блестела только грязный золотистый жетон с ее номером.

Бам! Бам!

Водитель службы доставки бросил перевязанные кипы газет у задней двери магазина. Свет в нем не горел, двери были заперты, но он знал, что еще одна-две кипы разбудят Нормана.

Бам! Бам! Столько газет, столько новостей… Аварии, смерти, рождения, убийства, войны. И все устаревшие, кроме одной маленькой заметки на первой полосе – о невостребованном выигрыше в лотерею, срок получения которого истекает на исходе сегодняшнего дня. Похоже, в полночь от кого-то отвернется удача. Со дня тиража прошло уже полгода. Еще один день погоды не сделает. Лично он уже давно бы потратил эти деньги, подумал водитель. Будь это его лотерейный билет, он обналичил бы его в тот же день и купил бы домик за городом – симпатичный, не слишком шикарный, возле реки, где плавают лебеди, утки и водится рыба, чтобы ходить на рыбалку… Давненько он не рыбачил.

Водитель закрыл задние дверцы фургона, бросил последнюю пачку… Вам! В квартире над магазином зажегся свет. Хм, фыркнул он, вот и Норман проснулся. Теперь не он один бодрствует в половине четвертого утра.

Водитель подобрал с крыльца пачку нераспроданных вчерашних газет и, когда вернулся к своему фургону, увидел в свете фар собаку. Двигатель он не выключал и потому не слышал, как она подкралась. Он не очень-то разбирался в собаках, но эта, судя по всему, была из этих современных пород, из тех собак, что набросятся на тебя, стоит сделать одно неосторожное движение. Водитель закинул на переднее сиденье кипу старых газет и быстро залез в фургон. Завел мотор, надеясь спугнуть собаку, но та не двинулась с места – так и стояла прямо перед машиной. С высоты своего водительского кресла, на котором лежала еще и подушка, он увидел, что собака изранена. Она дрожала, стоя на трех лапах, и все время оборачивалась, будто безуспешно пыталась поймать свой хвост.

В памяти всплыл жесткошерстный лабрадор – последний пес, который был у него в детстве. В городе собаку держать было негде. Слишком много с ней хлопот. Слишком большая обуза для человека его возраста. И все-таки в иные дни он жалел, что у него нет собаки – существа, к которому он возвращался бы домой, объехав с утра торговые точки. Существа, которое скучало бы по нему.

Он медленно открыл дверцу, выбрался из фургона и пошел посмотреть, что с собакой. Она не залаяла, не оскалилась, и он подошел ближе. Тогда она, подпрыгивая на трех лапах, придвинулась поближе. Он увидел, что задняя лапа у нее висит, как куриное крылышко.

Собака истекала кровью. После нее машину убирать и убирать. Да и скорей всего, она умрет к тому времени, когда он закончит развозить газеты и поедет с ней к ветеринару. И все равно он взял собаку на руки – измазав в крови флисовую куртку, – и положил на переднее сиденье, на пачку старых газет.

Взгляд водителя упал на окровавленную клейкую ленту, которой была обмотана задняя лапу собаки. В нем вспыхнул гнев. Дети! Вечно эти дети! Он хотел размотать скотч с лапы, но потом передумал. Пусть это сделает ветеринар. Если она доживет…

Он поехал к следующему магазину, к реке. Пгядя на дорогу, подумал, что начинается дождь. На асфальте через каждые несколько метров встречались маленькие темные пятнышки, но на лобовое стекло капли не падали. Тогда он сообразил, что это тот путь, которым собака шла от реки. Подъехав к набережной, он увидел ниже по течению мигающие синие огни. Для него это была прямая дорога к неприятностям. Он начал поворачивать налево, но потом все-таки развернулся: передумал, заметив, что пятна крови ведут направо. Ему захотелось узнать, откуда явилась эта собака непонятной породы.

Следы обрывались здесь. Он остановился, освещая фарами берег, обнажившийся во время отлива. Заглушил мотор и, выбравшись из фургона, стал пристально всматриваться в неясные очертания берега, сливающегося с водой. В предрассветных сумерках он различил, как кто-то барахтается в иле – как ископаемое существо из далекого прошлого реки. Наверное это существо и покалечило собаку, подумал водитель фургона. Но потом он разглядел, что это просто мальчик в слишком большой для него куртке. Скрючившись, тот лежал у самой воды, опираясь на один локоть, и, опустив голову, хватал воздух ртом.

Водитель спустился ниже и крикнул мальчику, что он в безопасности, что теперь все будет хорошо, – в общем, все то, что обычно в таких случаях. Подойдя к мальчику, он взял его на ручей, как незадолго до того собаку, и отнес к фургону – но на сей раз положил на тротуар и накрыл свежими газетами.

– Билет у Джеки, – прохрипел мальчик. Водитель слышал, что собака в фургоне заметалась и стала скрести лапами по дверце.

– Джеки? Кто такая Джеки? Не волнуйся, – сказал мужчина, потому что сам был очень обеспокоен, и вытащил телефон, который никогда не включал так рано.

– Кто такая Джеки? – снова спросил водитель у мальчика, но тот просто смотрел на светлеющее небо. – Ну же, парень… Не спи!

Откуда-то он знал, что человеку, находящемуся при смерти, нельзя терять сознание, иначе, окутанный безмолвием, он может заснуть вечным сном.

– Кто такая Джеки? Что за билет? – в отчаянии спрашивал водитель, стараясь растормошить мальчика, не дать ему заснуть. – Ну же, очнись. Где этот билет? Что у тебя там? Ты про это?

Он заметил краешек чего-то блестящего в зажатой ладони мальчика.

– Это и есть билет? Билет Джеки? Ну же, парень… Постарайся не засыпать!

Водитель извлек вещицу из кулака мальчика. По виду она была похожа на дублон – золотую монету, которую мальчик случайно прихватил со дна реки. Но, протерев ее, он увидел, что это просто латунная собачий жетон, которая стоил всего-то несколько фунтов. «Джеки» – прочитал он надпись на металле. И лишь позвонив в службу спасения, сообразил, что это собака мальчика сидит на газетах в его фургоне. Что это и есть Джеки.

Мигающие огни, которые он заметил ниже по течению, приближались, а сам он, находясь в состоянии ступора, в которое повергает людей паника, недоумевал: действительно ли у собаки, которая сидит у него в фургоне, есть билет, где этот билет может быть – и что это за билет такой, если ради него стоит рисковать жизнью.

Глава 23

Булли покачивался в какой-то лодке, только лодка эта не плыла – стояла на якоре, прикованная цепью к морскому дну. Он слышал щебет птиц – бип, бип, бип. К нему приближался какой-то мужчина в строгой одежде – рубашке и брюках. Мужчина с резиновой улыбкой на губах, пытавшийся поймать его взгляд.

– Как самочувствие, Брэдли? – спросил он.

Булли посмотрел вокруг и увидел еще пару таких же лодок, в которых лежали люди, а вот птиц щебечущих – бип, бип, бип– не заметил.

Он попытался сесть, но не смог преодолеть тяжесть собственного тела, скованного незримыми цепями. Даже его голос не мог вырваться наружу. Булли попытался заговорить, но получился только шепот – а потом он и вовсе перестал что-либо слышать. Очертания и звуки вспенились и растаяли.