Барбара Пим - Почти ангелы
Контролер просиял.
– А… я про кое-каких туземцев наслышан. Вы выбрали удачный день для приезда, правда, правда. У нас сегодня карнавал и цветочная выставка.
– Ах, ну да, конечно. Как всегда, по четвергам, верно.
Появление новых пассажиров позволило ему улизнуть, и Том пешком отправился через городок к дому, где жили мать с братом. В четверг все закрывалось пораньше, вот почему цветочную выставку и карнавал всегда устраивали по четвергам. На некоторые витрины уже опустились жалюзи, и Том вдруг увидел свое отражение: с темной поверхности на него смотрел потрепанный, шаркающий ногами незнакомец с портфелем и холщовой дорожной сумкой. Зрелище ему не понравилось, и он постарался больше своих отражений не замечать. В центре городка наблюдались некоторые признаки того, что можно было бы с натяжкой назвать праздничным духом. Гирлянды разноцветных флажков поперек улиц, перемежаемые плакатами, приветствующими гостей города, обвисли на жарком безветренном полдне. На парковке сгрудились шарабаны, точнее, междугородние автобусы, как их теперь именовали. Из открытых дверей извергались потоки детишек, наряженных эльфами, китайцами и пиратами. Дойдя до городского парка, Том заметил большой шатер, где будут выставлены цветы и фрукты.
Сцена напомнила ему африканские праздники, на которых он присутствовал, старательно подмечая то и се, например, что такой-то давний обычай, про который он читал, отмер и был заменен каким-то новым и «значимым» ритуалом. А заодно он вспомнил, как в описаниях избегал даже намека на живость и краски, выхолащивая увиденное, пока оно не становилось таким же скучным, как выставка цветов и карнавал в английском городке.
Моллоу-парк (ведь дом носил имя семьи, жившей в нем на протяжении нескольких столетий) располагался на холме чуть в стороне от города. Это было викторианское здание красного кирпича, внутри которого пряталось более раннее, георгианское, почти поглощенное поздними «улучшениями». К дому вела длинная подъездная аллея, с обеих сторон обрамленная темными кустами, сейчас чрезмерно разросшимися после летних дождей.
На террасе стоял брат Тома, Джайлс. Это был молодой человек двадцати семи лет, весьма привлекательной наружности, одетый в старый, но хороший твидовый костюм.
– А вот и ты, Том. Приехал наконец, – произнес он вместо приветствия.
– Да, моя диссертация дописана.
Нельзя было ожидать от Джайлса, что он оценит важность этой новости, да и сам он не подал виду, что ее оценил, только заметил, что, если бы Том дал знать, когда приезжает, он подогнал бы к станции пикап его встретить.
– Багаж ты, полагаю, там оставил?
– Это все, что у меня есть, – откликнулся Том, указывая на холщовую сумку. – В буше мы путешествуем налегке. Где мама?
– В саду. Через пару минут мы все уходим на цветочную выставку. Полагаю, ты с нами?
– Конечно. Пойду ее поищу.
Если живые изгороди и лужайки казались заброшенными и заросшими, то просторный огород был хорошо ухожен, поскольку миссис Моллоу держала палатку на местном рынке, где продавала выращенное, – совсем как мелкая африканская торговка, подумал Том. Он ожидал застать ее среди грядок фасоли или за работой в парнике. Но когда он к ней подошел, она стояла совершенно неподвижно, глядя куда-то вдаль. Массивная фигура в сером с непропорционально маленькой головой выделялась на фоне зелени, как замечательная скульптура Генри Мура в лондонском парке. Она не выказала никаких чувств при виде сына, только подставила ему для поцелуя каменную щеку. Том был ее любимцем, и она действительно глубоко его любила, потакая капризам и думая теснее привязать этим к себе. Она много трудилась в саду и находила утешение во всем, связанном с землей, даже во вскапывании грядок, так как была крепкой активной женщиной, и рука, которую взял Том, была загрубелой и не слишком чистой.
– А вот и ты, Том, – сказала она. – Так ты приехал на девять десять с Паддингтона?
– Да.
Она помнила этот поезд по былым временам, когда ездила в Лондон, но ей в голову не пришло, что там не кормят. К тому времени Том тоже уже забыл.
– В этом году я выставляю не только овощи, но еще бегонии и гвоздики, – говорила она, когда они вместе возвращались к дому. – А ты что поделывал? Твоя тетя рассказывала, что ты жил с молодой женщиной где-то возле Риджентс-парка, но теперь ее бросил… это так?
– М-м… да, в каком-то смысле.
– Но должен же ты знать, бросил ее или нет? – резко спросила миссис Моллоу.
– Наверное, мне не нравится слово «бросил», – признался Том. – Мы расстались по взаимному согласию. Это ни к чему не вело.
– А к чему, ты думал, это должно было привести?
– Когда начинали, мы об этом не подумали. Казалось приятным и удобным… – Он осекся, сознавая, какими неподходящими словами пытается описать свои отношения с Кэтрин. – Думаю, я, как ни странно, был в нее влюблен и, возможно, все еще ее люблю. Потом появилась Дейдре, девятнадцатилетняя девушка…
Миссис Моллоу коротко хохотнула.
– Девятнадцатилетние девушки имеют обыкновение появляться, – сказала она. – Джайлс собирается жениться на Фелисити, – продолжала она уже другим тоном. – Мы все очень рады.
– Фелисити? Ах да, младшая сестра Элейн. Мне кажется, это будет весьма уместно. Жаль, что я не смог сделать того, что от меня ожидалось. Если бы я женился на Элейн… – начал он, но тут из-за угла дома вышел Джайлс, жестами предлагая им поторапливаться.
– Мама должна открывать цветочную выставку, – объяснил он. – Обычная история: устроители рассчитывали заполучить актрису или еще какую-нибудь знаменитость, а в итоге им пришлось вернуться к тому, что можем предоставить мы. Но у нас всего двадцать минут до начала. Ты ведь не пойдешь вот так, мама? – добавил он возмущенно.
– Шляпу, наверное, надену, – равнодушно ответила миссис Моллоу. – Мою серую. Она висит в коридоре.
Теперь они стояли в небольшой комнате, которую Джайлс использовал под кабинет и в которой вел дела поместья. Оглядываясь по сторонам, Том подумал, как мало тут изменилось со смерти отца. Старое жесткое кресло, из которого лезла набивка, так и не починили. Письменный стол забит счетами, квитанциями и бланками многолетней давности. На столе – открытая охотничья книга Джайлса, где размашистым ученическим почерком записано, в какой день он подстрелил столько-то фазанов, куропаток и голубей. Со стен смотрели все те же чучела заячьих голов и кривенькие охотничьи гравюры. Тому чудилось, что перед ним некий феномен культуры, столь же чуждой ему, как любые, какие он видел в Африке. Он вообразил себе, как радовалась бы дому Кэтрин, как ее яркие глаза выхватывали бы ту и эту деталь, ничего не упуская. Теперь он жалел, что не привез ее сюда, не показал ей свой дом.
– У тебя руки в земле, мама, – продолжал Джайлс тем же раздраженным тоном. – Ты ведь по крайней мере помоешься?
Миссис Моллоу безразлично посмотрела на руки.
– Да, наверное, надо, – признала она. – Где ваш дядя? Он готов с нами идти, если вообще собирается?
– Пойду посмотрю, – предложил Том.
– Найдешь его в малой гостиной, – сказал Джайлс.
И действительно, Том нашел дядю в малой гостиной, где тот в полутьме смотрел спорт по телевизору, – аппарат занимал центральное место в комнате, ни дать ни взять языческий алтарь. Зеленые плюшевые шторы были задернуты, не пропуская никакого света, если не считать маленького лучика, который все-таки пробрался и лег прямо на престарелого мужчину с военной выправкой и белыми висячими усами.
– Привет, дядя, – весело произнес Том. – Разве ты не собирался с нами?
– А вот и ты, Том, мальчик мой! Когда ты приехал? Думаю, я все-таки с вами не пойду. Слушать речи Наоми – развлечение не в моем вкусе, – хмыкнул он. – А кроме того, не хочу пропустить женскую программу в три часа. На этой неделе нам покажут, как выбирать хороший оковалок, исключительно полезно. Разумеется, это для молодых домохозяек, новоиспеченных жен – наверное, их так можно назвать, – у которых еще нет опыта в подобных делах.
Из комнаты Том вышел довольно опечаленный. У него возникло ощущение, что его дядя – своего рода узник или жертва, положенная на алтарь телевидения, которое требует постоянных жертв.
– Гарви не пойдет? – спросила миссис Моллоу, увидев Тома. – Так я и думала. Лучше нам пошевеливаться.
Теперь Джайлс принялся критиковать внешность Тома: по всей очевидности, его синяя вельветовая куртка и серые фланелевые брюки не подходили для парадного случая.
– Ты должен помнить, – говорил брат, – что на тебя будет устремлено множество глаз. Невзирая на всякие перемены, мы тут все еще сливки общества.
Миссис Моллоу нашла в рогатой стойке для зонтов раскладную трость-сиденье.
– Можешь взять вот это, – предложила она.
– Эмблема ранга, – откликнулся Том, – но не слишком высокого. Только вождю позволено носить ожерелье из зубов леопарда.
