Светлана Талан - Не упыри
– Откуда столько людей? – в испуге спрашиваю Романа.
– Пришли из соседнего села, – отвечает он. – А ты почему вся дрожишь? Замерзла?
– От волнения.
– А вот это уже совсем лишнее, – говорит он и украдкой целует меня за ушком. – Теперь не так страшно?
– Очень волнуюсь! – признаюсь я.
– Если каждый раз будешь так трястись, придется тебе играть только в эпизодах.
– Не буду, не буду! Я уже успокоилась. А теперь быстро пообещай мне, что у тебя я всегда буду только на главных ролях!
– Солнышко, я же пошутил, – улыбается он, и я купаюсь в этой улыбке, согреваюсь ее теплом. Уже через несколько минут волнение проходит и дает мне возможность вжиться в роль.
Я и не предполагала, что пьеса будет иметь такой успех. За весь спектакль из зала не донеслось ни единого звука. Иногда со сцены казалось, что там, внизу, совсем пусто. Если бы вдруг пролетела муха, то было бы слышно ее жужжание. Люди затаили дыхание, чтобы не пропустить ни слова. И только после сцены, в которой мать признается Марку, кто она на самом деле, начали всхлипывать женщины и шмыгать носами мужчины. Кое-кто и в самом деле заплакал, и только тогда я поняла, что спектакль удался, и зрители увидели на сцене не самодеятельных актеров, а шевченковских героев.
Под конец зал взорвался аплодисментами. Люди потянулись к сцене. Нам, понятно, не дарили цветов, как это принято в настоящих театрах, но их «спасибо» было нам дороже, чем самые роскошные букеты. Все расспрашивали, будут ли еще постановки, и нам пришлось пообещать подготовить следующую премьеру к новогодним праздникам. Но, оказывается, никто не хотел ждать так долго. А тем временем жители соседнего села настойчиво звали нас к себе, и мы дали слово обязательно приехать к ним.
И, конечно же, больше всего восхищенных слов выпало на долю Романа. Он, несомненно, играл лучше всех. Я даже не догадывалась, какая у него великолепная дикция – каждое слово, сказанное им со сцены, звучало так проникновенно, что никого не оставляло равнодушным.
Пока мы переодевались и смывали грим, техничка и председатель колхоза накрыли для нас стол.
– Прошу, товарищи артисты! – председатель сделал широкий жест.
Мне было слегка неловко, но на столе уже стояли тарелки с ароматной жареной картошкой, от запаха которой просто слюнки текли. Только сейчас я вспомнила, что с самого утра ничего не ела. Я покормила Даринку и направилась к столу, где, кроме картошки и огурчиков, появились бутылки с водкой и вином. Все были веселые, возбужденные. И я подумала о том, что моя идея сыграть пьесу оказалась вполне удачной.
… марта 1962 г
К Новому году мы подготовили пьесу «У неділю рано зілля копала» по повести Ольги Кобылянской. А в феврале поехали с ней в соседнее село. Спектакль имел большой успех, а по окончании какая-то женщина преподнесла нам зажаренного в печи гуся. Я смутилась, а она протянула гуся Роману со словами:
– Огромное вам спасибо и от меня, и от всех моих односельчан.
– Я не могу принять такой подарок, – в замешательстве ответил Роман.
– Да ведь это от чистого сердца, – сказала женщина. – Разве я не знаю, как трудно молодым семьям? А у меня этих гусей целый табун. Не обижайте меня, простую селянку, прошу вас!
Пришлось Роману принять царский подарок. Само собой, гуся этого мы не довезли домой, а тут же уплели без остатка всей актерской компанией.
А к Восьмому марта у нас уже была отрепетирована пьеса Коломийца «Фараоны». Жизнь начала набирать обороты. Теперь после занятий мы спешили домой, управлялись с хозяйством, готовились к завтрашним занятиям, а вечером бежали на репетиции. Слухи о нашей самодеятельности быстро разлетелись по округе. Нас начали приглашать со спектаклями и в другие села. Мы не отказывались, но времени на все катастрофически не хватало.
Даринка уже привыкла к чужим и тянулась ко всем, кто бы ни брал ее на руки. Однажды Роман даже заметил, что наши дети – те же цыганские: мы кочуем, и они с нами. Я с ним согласилась – да и не было в этих словах ничего обидного.
… июня 1962 г
К нам начали относиться уважительно. Во многом благодаря Роману. Теперь все встречные мужчины обмениваются с ним рукопожатиями, а женщины и старики уважительно здороваются. И сразу же речь заходит о пьесах. У всех один вопрос: «Когда следующий спектакль? А какой?» Об этом мы никому не рассказывали до последней минуты, держали интригу. Перед отпуском мы сыграли «Назара Стодолю» Шевченко. И тут же начали строить планы на будущее, перерывая библиотечные полки и подыскивая подходящие пьесы.
… августа 1962 г
Во время отпуска мы побывали у моих родителей и у матери Романа. Когда Роман уехал на сессию, я с Даринкой осталась в родном селе. Вскоре приехали Валя и Василий. У подруги только что родилась дочурка Галинка, так что нам было о чем поговорить. Но как только я увидела Валю – сразу же вспомнила о своей лжи. Как же мне хотелось обнять ее и во всем признаться, но опять у меня ничего не вышло! Подруга выглядела такой счастливой, что у меня просто язык не поворачивался.
Я боялась потерять ее, потому что не знала, как Валя отреагирует на мое признание. Потому и решила отложить этот разговор до более подходящего времени.
В конце августа мы вернулись к себе на Черниговщину и первым делом заглянули в школу. Директор сразу же позвал Романа к себе в кабинет – побеседовать, а я заволновалась и стала теряться в догадках. Время тянулось так медленно, что следующие полчаса показались мне вечностью. Только когда Роман появился из кабинета и я увидела его улыбку, от сердца немного отлегло.
Вышли мы из школы. Я спрашиваю:
– Что случилось?
– Все хорошо, – отвечает Роман с улыбкой.
– Тебе нравится меня мучить?
– Директор уходит на пенсию.
– Он тебя позвал, чтобы сообщить об этом?
– Нет. Он предложил мне занять его место.
– ?!
– Да, да! И не смотри на меня, как на сумасшедшего.
– А ты что?
– Мое мнение уже не имело значения, потому что он уже обо всем договорился с заведующей районо. Ничего не оставалось, как согласиться.
– У тебя же нет высшего образования!
– Я напомнил об этом, но директор заявил, что никому не отдаст свою должность, кроме меня. К тому же я учусь заочно, будет и у меня диплом.
– Вот так новость! А ты сумеешь? Справишься?
– Когда ты рядом, я не только справлюсь. Я готов хоть весь мир перевернуть.
– Нет, это я готова весь мир перевернуть, потому что люблю тебя больше жизни, – сказала я, едва сдерживая счастливую улыбку.
… ноября 1962 г
– Хочу что-нибудь продекламировать на концерте, посвященном Октябрьским праздникам, – сказал мне Роман.
– Тебе мало спектаклей? – спросила я, хотя могла бы и не спрашивать, потому что если Роман что-нибудь задумал – сделает обязательно, хочу я этого или нет.
– Надо подобрать что-нибудь патриотическое и в то же время такое, чтобы брало за душу.
– Полистай книги, может, что-нибудь и найдется, – посоветовала я.
Роман так и не сказал, что собирается декламировать.
– Хочу, чтобы ты послушала мое выступление как обычный зритель. Потом скажешь, получилось или нет. Хорошо?
…Никогда не забуду тот вечер, когда он вышел на сцену. На нем был черный, почти новый костюм, который мы купили по случаю его новой должности. Белая рубашка и темный галстук очень ему шли.
– Андрей Головко. «Пилипко», – объявил он.
В зале стало тихо. Роман выдержал паузу и начал читать.
– «У него глаза, как васильки во ржи. А над ними из-под рваного картуза волосы светлыми ржаными колосками. Это – Пилипко. А еще – сорочечка, штанишки на нем холщовые, латанные-перелатанные. Потому что – бедняки…»
Вокруг все замерло. Зрители ловили каждое слово. Я так затаила дыхание, что слышала биение собственного сердца. Его бархатистый голос звучал чисто и уверенно. Он словно растекался по всему залу, и чем дальше Роман читал, тем больше нежности слышалось в его голосе. И уже с первых слов каждый, кто слушал его, полюбил простого и бедного мальчика.
– «И хата вон там, за рассыпавшимся тыном, такая же залатанная и убогая…» – продолжает Роман, и я уже всецело во власти волшебного голоса.
К концу чтения женщины начали всхлипывать. А одна даже всплакнула во всеуслышание, но на нее сразу зашикали.
– «…Вздохнули десятки людей. Поднимаясь на цыпочки, рванулись широко распахнутыми глазами к парнишке, которого несли на руках… – Роман продолжает держать публику в напряжении, – …и затаили дыхание. И глянули на них синие очи, словно васильки изо ржи, – Роман понижает голос, и всхлипывания стихают, чтобы не пропустить ни одного слова. – Волосы – светлые ржаные колоски, а по ним стекает кровь на бледное личико, на сорочку заплатанную…»
Женщины уже не сдерживают рыданий, и я за кулисами начинаю плакать, потому что Роман читает так, что никто не может остаться равнодушным. В следующее мгновение зал взрывается аплодисментами…
