Барбара Пим - Почти ангелы
Воображение нарисовало Кэтрин скучливое отвращение и презрительный смех, какими, вероятно, будет встречено подобное приглашение. Она часто спрашивала себя, почему антропологи исследуют только низшие сферы собственного общества. Возможно, всему виной потаенный страх, что они в каком-то смысле окажутся недостойными, – Кэтрин нисколько не сомневалась, что посещение танцев дебютантки в Белгравии оказалось бы для них не менее полезно, чем любая туземная церемония.
– Не знаю, танцуют ли они, – неуверенно ответила она, – но они определенно очень милые. Совершенно безвредные юноши.
Миссис Беддоуз задумалась, услышав столь сомнительную оценку. Возможно, даже хозяйка, подыскивающая молодых людей для танцев, требует чего-то более позитивного, нежели заверение в безвредности.
– Они высокие?
– Дигби очень высокий, я бы сказала, больше шести футов ростом. Марк – среднего роста, возможно, чуть ниже Тома.
– Звучит идеально. – Натянув перчатки, миссис Беддоуз вдруг доверительно сказала: – Невероятно трудно заполучить достаточно подходящих молодых людей, дорогая. Постоянные становятся чересчур blasé[17] и зачастую вообще не являются, а бедная Лилейдж ростом пять футов одиннадцать дюймов. Нынешние девушки просто каланчи, вы не находите?
– И подумать только, что они росли при правительстве лейбористов и политике жестокой экономии, – откликнулась Кэтрин.
– Действительно странно. – Вид у миссис Беддоуз на мгновение сделался обеспокоенный. – Но теперь все в порядке, – туманно добавила она. – Большое спасибо, мисс Олифент, за вашу помощь. Я расскажу Наоми, как вы были добры. Возможно, черкну Тому записку.
– Остановка автобуса в нескольких ярдах дальше по улице, или найти вам такси? – спросила Кэтрин.
– Ну… – Миссис Беддоуз, извиняясь, улыбнулась. – Такси, пожалуйста. Я немного устала и приближается час пик. Нам вечно твердят не пользоваться общественным транспортом между половиной четвертого и половиной седьмого, верно?
Второй раз на дню Кэтрин посадила в такси члена семейства Моллоу. День подходил к концу, и пусть он был утомительным и полным переживаний, он хотя бы был полным, а это, решила она, к лучшему. Боль, смех, удивление, смирение сплетались в своего рода ковер, цвет и текстуру которого пока не удавалось разобрать. Что-то с узелками и комками, подумала она, «кнопками и клепками», как пишут в журналах мод. Чаепитие с теткой Тома оказалось даже приятным: сама не имея родных, она умела радоваться, что у других есть тетки, а теперь, когда в ее отношениях с Томом нет ничего предосудительного, она, возможно, даже навестит его вторую тетушку, ту, которая живет в отеле в Южном Кенсингтоне.
Но с приближением вечера ей вдруг захотелось, чтобы кто-нибудь позвонил и пригласил ее на обед. Она перебрала различных знакомых мужчин, но философски подумала, что маловероятно, чтобы кто-то из них прознал о ее беде, а она была слишком горда, чтобы позвонить самой. Когда ты одинока, решила она, лучше всего поискать другого одинокого человека, однако на ум ей пришел только Аларик Лидгейт, но почему-то она сочла, что единственная короткая встреча у садовой изгороди недостаточное оправдание для дальнейших авансов с ее стороны. И вообще, сказала она себе, не слишком-то она одинока: просто странно, что тут нет Тома. Но не более странно, чем когда он был в Африке.
Лежа без сна в кровати, она задавалась вопросом, удобно ли он устроился, но нельзя быть надоедливой и звонить слишком рано. Ей хотелось почитать «хорошую книгу», которая отвлекла бы ее от собственных бредней, но ничего такого книги на полки у кровати не сулили, зато почему-то навели на мысли о том, какие странные книги преподносят в подарок по случаю конфирмации. Очевидно, думала она, проходя взглядом по переплетенным в кожу томикам, их выбирают за размер и цвет. Браунинг, «Шропширский парень» Хаусмана, «Рубайи» Омара Хайяма – бесшабашные или отчаянно языческие настроения этих авторов, несомненно, опасны для молоденькой девушки, только-только вступающей в религиозную жизнь? А единственная религиозная книга, какая у нее нашлась (подаренная, как и следовало ожидать, директрисой ее школы), поведала, что все мы в мире странники и должны терпеливо сносить изгнание сердца, а это, сдается, ей и так было известно.
12
Том неохотно открыл глаза. Ему снилось, что он снова в Африке, но, проснувшись и осознав, где он на самом деле, он перевернулся на бок и лежал, глядя в стену, выбитый из равновесия грязно-кремовыми обоями, на которые ярко светило солнце. Так ярко, что больно глазам, уныло подумал он и снова сомкнул веки. За окном задребезжал поезд.
Прошлой ночью Марк с Дигби решили, что его надо развеселить и отвлечь от ненужных мыслей, и в результате они втроем провели воистину мужской вечер за пивом, а последствия такого времяпровождения не всегда отрадны. Сегодня его жизнь началась с чистого листа: никакой Кэтрин, изредка Дейдре и уйма работы. Такие перспективы не заставят радостно выпрыгнуть утром из кровати. Наверное, от Марка с Дигби не стоит ожидать, что они заварят чай и принесут ему в постель, как сделала бы женщина… А потому некоторое время спустя он притащился на кухню и начал заваривать сам. Вскоре к нему присоединились Марк и Дигби, последний распевал арию из «Богемы», поскольку, как он выразился, бесшабашная нищета их жизни неумолимо напоминает эту оперу. Том с Марком были более молчаливы, так как не одобряли музыку с утра пораньше, да и вообще петь не умели. Было много молока и овсянки, но недостаточно хлеба и всего два яйца. Однако они соорудили себе какой-никакой завтрак, а после отправились трудиться в различных библиотеках. Шли каникулы, и ни семинаров, ни лекций, ни уроков не намечалось.
Том условился с Дейдре, что она придет к нему, только когда он устроится как следует, что бы это ни подразумевало, и потому его комнату она увидела лишь почти неделю спустя.
– А угрюмую домохозяйку мы на лестнице встретим? – спросила она, когда они подходили к дому с облезлыми колоннами.
– Нет, к счастью, она здесь не живет. Тут только три квартиры, которые занимают студенты того или иного толка. Наша на втором этаже.
– Никаких картин с овечками на склонах, – быстро сказала она, когда они вошли в узкий коридор.
Том, почувствовав, что девушку нужно ободрить, обнял ее за плечи.
– Что ты сделала с волосами? Похоже на хризантему.
– Сходила постриглась. Тебе не нравится?
– Конечно, нравится, не делай такое испуганное лицо. – Он открыл дверь. – Ну вот, маленькая задняя комнатка, или как мы там ее называем.
– Она правда маленькая, но, я бы сказала, очень удобная. – Дейдре подбежала к окну, чтобы скрыть, как ее расстроила общая атмосфера скудости и запустения, которая навалилась на нее, едва она вошла. – И поезда из окна видно. Почему-то очень по-европейски.
В глазах вровень с его стояла мольба, и Том, привыкший сверху вниз смотреть на Кэтрин, обнаружил, что ему трудно встречаться взглядом с Дейдре, и, отвернувшись, завозился со стаканами и темного вида бутылкой.
– Давай выпьем, – предложил он.
– О да, прекрасно!
«Прекрасно», вероятно, не совсем подходящее слово, осознала она, попробовав холодное и кислое красное вино. На вкус оно было престранно затхлым, точно прокисло, но Дейдре не знала наверняка, может ли вино киснуть. Надо научиться получать удовольствие от выпивки, не без отчаяния подумала она, или по крайней мере от того, чем наливаются эти люди, – от пива или странных разновидностей вина. А ведь постыдным было то, что на самом деле ей нравились те напитки, которые предлагали Бернард и Малькольм: джин с апельсиновым соком или довольно сладкий темный шерри – такого рода напитки, которые «положительные» мужчины из предместий считают подходящими для своих женщин, подумала она презрительно.
– У Кэтрин как будто все в порядке, – сказал Том, в голосе которого слышалось облегчение. – Даже веселая.
– Ах, я так рада. Марк и Дигби с ней виделись?
– Нет, я звонил сегодня утром.
– Зачем? Ты что-то забыл?
Он расслышал бессознательный упрек в ее голосе, увидел его в ее глазах, напряженно устремленных на него, поэтому довольно раздраженно сказал:
– Нет, но я хотел узнать, как она. Не могу же я больше с ней не видеться и не разговаривать, знаешь ли.
– Конечно нет… я не хотела быть неразумной. Она такой милый человек, я сама не прочь с ней повидаться, если она захочет со мной встречаться.
Ответом ей была тишина. Дейдре расхаживала по комнате, поскольку сесть можно было только на кровать, которую она после быстрого нервного взгляда по непонятной для самой себя причине отвергла.
– Как видишь, я еще не расставил по-настоящему книги, – сказал Том, махнув на хаос полок и двух стульев, заваленных бумагами.
Держа обеими руками стакан, Дейдре опустилась на колени у стеллажа. Женщины так часто ловят себя на том, что рассматривают книги мужчин, подыскивая, что бы умного о них сказать, и уже в девятнадцать Дейдре начала получать свою долю терзаний.
