Тьерри Коэн - История моего безумия
Глава 36
С меня взяли подписку о невыезде и освободили под залог. Пресса на время успокоилась – до суда все равно ничего нового не ожидалось, а я сидел дома, отрезанный от мира, к телефону не подходил и довольствовался Интернетом.
Нэйтан навещал меня каждый день – он тревожился, может, даже боялся, что я попробую покончить с собой. Он пересказывал мне новости, объяснял, что и как делают мои адвокаты.
– Ты бы позвонил Дане… – сказал он, покачал головой, заметив мою кривую ухмылку, и продолжил: – Она за тебя волнуется.
– Ей плевать на то, что со мной происходит. Как и Рейчел.
Дана не сделала попытки связаться со мной. Я полагал, что она считает меня виновным, что в ее глазах это дело стало апофеозом моей распутной жизни. Рейчел меня бросила, не удостоив даже личной встречи. Она прислала мейл и сообщила, что я все испортил и ей теперь приходится выдерживать насмешливые взгляды коллег. Винила она меня и в смерти Денниса.
– Это не так. Да, сначала Дана была зла на тебя. Говорила, что ты никогда не задумывался, как твои поступки сказываются на вашей дочери. Но потом она успокоилась и стала звонить мне каждый день – справлялась, как дела.
По лицу Нэйтана мне показалось, что он говорит правду.
– Серьезно?
– Богом клянусь. Твоя бывшая жена и мысли не допускает, что ты виновен. Она называет тебя жертвой собственной наивности. А если быть точным – собственного идиотизма.
– Тогда почему она даже не позвонила?
– Дана говорит, что пыталась с тобой связаться, но ты не отвечал на звонки. Она подумала, что тебе, возможно, неприятно обсуждать с ней такую… деликатную тему, что ты боишься ее осуждения.
Я взял телефон, проверил пропущенные вызовы и убедился, что Дана действительно звонила, целых три раза.
– Почему ты раньше не сказал?
– Не хотел вмешиваться в твою личную жизнь.
– А Мэйан? Как она все это переживает?
– Позвони своей бывшей и узнай.
Нэйтан ушел, и я сразу набрал номер Даны.
– Здравствуй, Сэмюэль.
– Привет.
Ситуация была неловкая, и мы оба не знали, как продолжить разговор.
– Я только что включил телефон. И увидел, что ты звонила.
– Да… Я за тебя беспокоюсь.
– Да я сам за себя беспокоюсь, – пошутил я и добавил очень серьезно: – И за вас тоже.
– Думаешь, могут быть последствия? – спросила она. – Нэйтан довольно оптимистичен. Он считает, что присяжные не поверят ни одному слову этой… девицы.
– Нэйтан всегда оптимистичен. Но в этой истории все с самого начала было совершенно нелогичным. События вышли из-под контроля, что бы я ни делал, все оборачивается против меня.
Молчание Даны было красноречивей всяких слов.
– Ты права, конечно, права! Это наказание за мой собственный идиотизм, но клянусь, я не знал, что она несовершеннолетняя!
– Верю.
– А… Мэйан?
– Не стану тебя обманывать, ей очень нелегко. Друзья задают вопросы, многие злорадствуют, даже издеваются… Но наша дочь повела себя непредсказуемо: она послала всех к черту и встала на твою защиту, а теперь повторяет всем и каждому, что ты ни в чем не виноват.
– Мне так жаль… Я бы отдал все на свете, чтобы отмотать время назад…
– Сделать так, словно не было ни Сардинии, ни фатального приключения?
– Я готов перечеркнуть не только эти семь дней, но и десяток предыдущих лет.
Дана промолчала, и я не понял, как истолковать ее молчание.
– Мэйан собирается тебя навестить.
– Когда? Зачем? – удивился я.
– Не знаю. Она меня не посвящает.
– Вряд ли это хорошая идея… Не сейчас. Поблизости все время ошиваются фотографы.
– Ни ты, ни папарацци ее не остановят, сам знаешь.
– Да, у девочки есть характер.
После разговора на душе у меня полегчало. Я больше не чувствовал себя одиноким. Теперь мне есть за что сражаться.
Глава 37
Мэйан появилась два дня спустя.
Я открыл дверь и увидел ее на пороге: она стояла и смотрела на меня с вызовом, за которым скрывалось волнение, потом вошла решительным шагом, бросила сумку на диван и сказала:
– Привет, папа.
Моя дочь никогда не была в этой квартире, поэтому первым делом обошла все комнаты, чтобы оценить, как я живу.
– Ничего, симпатично.
– Хочешь выпить? – спросил я.
– Налей чего-нибудь прохладительного.
Я принес из кухни кока-колу. Мэйан стояла у окна, притворяясь, что любуется видом.
– Я знаю, что ты ни в чем не виноват.
Я поставил банки на столик.
– Все эти придурки обвиняют тебя, но доказательств у них нет.
– Такова цена славы, – сказал я. – И моих… «слабостей».
– Это правда.
– Я не хотел тебя втягивать, прости.
Она пожала плечами.
– Я сожалею обо всем, дорогая, о годах, когда меня не было рядом, о том, что…
– Прекрати, папа. Оставь слезливые признания для романов.
В этой фразе не было ни злости, ни сарказма. Она просто не хотела ворошить прошлое.
– Я прочла все твои книги.
– Правда? Твоя мама всегда говорила, что ты даже не притрагивалась к экземплярам, которые я присылал.
– Так я ей говорила. Потому что злилась. Но разве можно было не прочесть то, что рассказывает миллионам читателей мой отец… который со мной почти не общается?
Я попытался скрыть обиду за шуткой.
– А вот теперь ты говоришь, как героиня одного из моих романов, – пошутил я.
Мэйан повернулась ко мне, робко улыбнулась, взяла банку, чтобы занять руки, и сделала несколько глотков.
– Как ты будешь выбираться из этой истории? – спросила она.
– Выбора у меня нет: придется довериться правосудию.
– Ты это серьезно?! – возмутилась она. – Хочешь «довериться правосудию», приговорившему невиновных? Забыл, что они сделали с Тодом Уиллингемом[36], Троем Дэвисом[37], Джорджем Стинни[38] и многими другими?
Мэйан нервным движением пригладила волосы.
– Как дела в институте? – спросил я, чтобы сменить тему.
– Все в порядке… было бы в порядке, если бы эти козлы не смотрели на меня, как на дочь монстра. Те же самые, что еще вчера набивались в друзья, уверяли, что «любят твое творчество и восхищаются твоей известностью»! Ха!
– Люди непостоянны и внушаемы, ими легко манипулировать.
– Ты меня удивляешь!
– Нелегко быть дочерью известного романиста, да, детка?
Она скорчила гримаску.
– Раньше мне приходилось терпеть насмешки из-за того, что я отставала по литературе – и это при отце-писателе! Потом преподаватели – они все ужасные снобы – стали презирать меня за то, что ты пишешь в «низком жанре».
– Надо мной тоже насмехались, а насчет оценок по литературе… мне очень жаль.
– С чего бы?
– Возможно, ты недолюбливала гуманитарные науки из-за моего сочинительства.
– Возможно. Но ты не расстраивайся, я беру частные уроки, так что дела пошли на лад.
– Учить тебя должен был я.
– Мы к этому вернемся… потом.
Она встала.
– Пора идти, у меня дела.
Я окликнул ее:
– Мэйан…
– Что?
Я схватил ее в охапку и притянул к себе. Она не сопротивлялась. Я крепко обнимал дочь, вдыхал ее запах, целовал волосы. Я и забыл, какое это сладкое чувство – держать в объятиях своего ребенка.
– Люблю тебя, – шепнул я.
Она уткнулась лбом мне в грудь и заплакала.
– Не мучай меня, папа!
– Можешь не признаваться, я все равно знаю, что ты меня тоже любишь. Несмотря ни на что.
– А вот и нет.
Мэйан высвободилась, но не рывком, без раздражения, и сказала:
– Я помогу тебе выпутаться из передряги.
– Что ты имеешь в виду?
– У меня есть план.
Мне не понравился блеск в ее глазах.
– Не волнуйся, ничего противоправного я делать не собираюсь, – пообещала она и выскользнула за дверь прежде, чем я задал следующий вопрос.
Глава 38
Нэйтан поставил на стол два пакета из «Да Сильвано»[39].
– Итальянская кухня, – объявил он, плотоядно улыбаясь.
– Хорошая мысль, – хохотнул я, – напомнит мне отпуск на Сардинии.
Он застыл, глядя на меня с искренним огорчением.
– Мне и в голову не пришло, что…
– Брось, дружище, я пошутил! Доставай свои деликатесы, я пошел за тарелками.
– И захвати два бокала, я принес бутылку «Вино Нобиле ди Монтепульчиано», – изобразив итальянский акцент, похвастался Нэйтан.
Мы сели за стол.
– Так, что тут у нас… Антипасти, потом спагетти а-ля путанеска.
– Спагетти в стиле шлюхи[40]? – перевел я, подмигнув Нэйтану.
Он на секунду онемел, потом расхохотался с искренним облегчением.
– Думаешь, это шутки подсознания?
Нэйтан разлил вино и поднял бокал:
– Пусть минуют все твои беды!
Мы чокнулись.
– Выглядишь неплохо, – сказал он и приступил к еде.
– Спасибо за комплимент. Поговорил с Даной по телефону. Мэйан меня навестила.
Я описал нашу встречу, Нэйтан внимательно слушал, не переставая жевать.
