М. Стедман - Свет в океане

– Просто ужас! – заметил Ральф, качая головой. – Это Ханна Поттс!

Изабель сразу поняла, о ком шла речь.

– Дочь Септимуса Поттса, или Денежного Мешка, как все его называют. Богаче его в округе никого нет. Он приехал сюда из Лондона полвека назад. Круглый сирота без пенса за душой. Сколотил состояние на древесине. Жена умерла, оставив его с двумя маленькими дочерьми. Как зовут вторую, Хильда?

– Гвен. Ханна – старшая. Обе учились в частной школе-интернате в Перте.

– А несколько лет назад Ханна вернулась и вышла замуж за боша. Старик после этого перестал с ней общаться. И лишил денег. Они жили в развалюхе подле насосной станции. А после рождения ребенка старик смягчился. Так вот, в День памяти [14] пару лет назад случилась ссора…

– Ральф, не сейчас. – Хильда многозначительно посмотрела на него.

– Я просто рассказывал…

– Тут не время и не место! – Она повернулась к Изабель: – В общем, между Фрэнком Ронфельдтом и местными ребятами случился конфликт, и Фрэнк с младенцем бежал в ялике. Они… короче, ребята стали его задирать, потому что он был немцем. Или наполовину немцем. Так что не надо вспоминать об этом в день крещения. Что было, то было.

Изабель, слушая рассказ, буквально онемела и даже начала задыхаться.

– Да, я знаю, – кивнула Хильда с пониманием. – Дальше было еще хуже…

Том выразительно смотрел на Изабель широко открытыми глазами – над верхней губой у него проступили капельки пота. Сердце билось так громко, что он удивлялся, как другие этого не слышат.

– Парень не был моряком, – продолжил Ральф. – И, похоже, с детства имел больное сердце, так что справиться с течением не смог. А потом разыгрался шторм, и с тех пор их никто не видел. Наверное, утонули. Старик Поттс назначил награду в тысячу гиней за любую информацию. Подумать только – целую тысячу гиней! – Он сокрушенно покачал головой. – Да за такие деньги их бы разыскали даже на том свете, если бы могли. Я и сам подумывал отправиться на поиски. Причем я отнюдь не любитель бошей, но малышка… Ей было-то всего пара месяцев. Разве она в чем-то виновата? Такая кроха!

– Бедняжка Ханна так и не смогла оправиться, – вздохнула Хильда. – Несколько месяцев назад отцу удалось уговорить ее поставить здесь памятник. – Она помолчала и надела перчатки. – Просто удивительно, как бывает в жизни. Она родилась в сказочном богатстве, окончила Сиднейский университет, вышла замуж по любви, а теперь на нее смотреть больно: ходит как неприкаянная, будто нет своего дома.

Изабель бил озноб – цветы у надгробия немым укором напоминали о том, что у Люси была настоящая мать. Чувствуя, как из-под ног уходит земля, она прислонилась к дереву.

– С тобой все в порядке, дорогая? – встревожилась Хильда, видя, как Изабель изменилась в лице.

– Да. Это из-за жары. Сейчас все пройдет.

Тяжелые деревянные двери распахнулись, и на пороге показался викарий.

– Ну что, все готовы к церемонии? – спросил он, щурясь на солнце.

– Мы должны все рассказать! Прямо сейчас! Отмени крещение… – Том тихо и настойчиво уговаривал Изабель, пока они стояли в ризнице, а Билл и Виолетта показывали внучку собравшимся гостям.

– Том, мы не можем. – Она задыхалась, а на лице не было ни кровинки. – Слишком поздно!

– Нужно все исправить! И рассказать людям! Прямо сейчас!

– Мы не можем! – Еще чувствуя головокружение, она с трудом подбирала нужные слова. – Мы не можем так поступить с Люси! Мы единственные родители, которых она знала. И что мы скажем? Что неожиданно вспомнили, что ребенок не мой? – Она похолодела. – А как насчет тела мужчины? Все зашло слишком далеко.

Изабель чувствовала, что самое главное сейчас – это выиграть время. Потрясение и страх парализовали ее способность соображать. Она изо всех сил старалась говорить спокойно.

– Мы поговорим об этом позже. А сейчас надо пройти обряд крещения.

По ее лицу скользнул луч солнца, и Том увидел в ее бирюзовых глазах непередаваемый ужас. Она шагнула ему навстречу, и он невольно отшатнулся, будто от прокаженной.

Послышались громкие шаги викария, перекрывавшие приглушенные голоса гостей. Том поднял голову. «И в болезни, и в здравии. И в горе, и в радости». Слова, произнесенные на их бракосочетании в этой же самой церкви, били в голове набатом.

– Все готово! – сияя, известил викарий. – Был ли до этого крещен ребенок? – начал преподобный Норкеллс.

– Нет, – дружно ответили собравшиеся. Рядом с Томом и Изабель стояли Ральф и кузина Изабель Фреда, которых они выбрали в крестные родители.

Крестные держали в руках свечи и вместе отвечали на вопросы викария.

– Отрекаетесь ли вы от сатаны и всех дел его, и всего служения его?..

– Отрекаюсь, – в унисон отозвались восприемники.

Слова гулко разносились по белокаменным сводам церкви, а Том не поднимал глаз от своих новых блестящих ботинок и старался думать только о натертой мозоли.

– Обязуетесь ли вы исполнять волю Господа и заповеди Его?..

– Обязуюсь.

При каждом ответе Том нарочно упирался натертым местом в жесткий задник, чтобы почувствовать боль.

Люси завороженно не отрывала глаз от цветных витражей, и Изабель, даже находясь в полуобморочном состоянии, не могла не подумать, что малышка, наверное, никогда не видела таких ярких красок.

– Господь милосердный, пусть ветхий Адам в этом ребенке умрет, а новый человек возродится…

Том вспомнил о безымянной могиле на Янусе, и перед его глазами возникло лицо Фрэнка Ронфельдта, которое он закрыл парусиной. Его бесстрастность и отстраненность лишь заставляли Тома еще больше чувствовать свою вину и терзаться угрызениями совести.

На улице рядом с церковью детишки играли во французский крикет, и были слышны удары клюшкой по мячу и громкие крики.

Хильда Эддикотт, сидевшая во втором ряду, шепнула на ухо соседке по скамье:

– Посмотри, у Тома на глазах слезы. Он с виду может показаться бесчувственным, а на самом деле у него очень отзывчивое и доброе сердце.

Норкеллс взял ребенка на руки и обратился к Ральфу и Фреде:

– Каким именем нарекаете вы сие дитя?

– Люси-Виолетта, – ответили они.

– Люси-Виолетта, крещу тебя во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, – произнес викарий, окропляя головку малютки водой. Она захныкала, но ее недовольство было заглушено звуками гимна «Господь – мой Пастырь», который миссис Рафферти извлекла из рассохшегося деревянного органа.

Еще до окончания церемонии Изабель, извинившись, выскочила из церкви и добежала до туалета, располагавшегося в конце дорожки. Внутри маленького кирпичного строения воздух раскалился, как в духовке, и Изабель, отмахнувшись от мух, согнулась пополам, и ее вырвало. Взобравшаяся на стену ящерица бесстрастно наблюдала за происходящим, но при звуке спускаемой воды юркнула под крышу. Вернувшись в церковь, Изабель, чтобы пресечь расспросы матери, сразу сказала ей, что прихватило живот. Взяв Люси на руки, она так сильно прижала ее к себе, что малышка, упираясь ручонками ей в грудь, даже немного отстранилась.

На крещенской трапезе, устроенной в «Палас-отеле», отец Изабель сидел за столиком с Виолеттой, нарядившейся по этому случаю в голубое хлопчатобумажное платье с кружевным белым воротничком. Корсет был слишком тесным, а волосы собраны в такой тугой пучок, что разболелась голова. Однако Виолетта решила, что этот знаменательный день – крещение ее первой и, как она поняла со слов Изабель, единственной внучки – ничто не может омрачить.

– Том сегодня сам на себя не похож, правда, Ви? Он же мало пьет, а сегодня слишком уж налегает на виски, – удивился Билл, но тут же нашел объяснение: – Наверное, в честь крещения Люси.

– Думаю, что это нервы – как-никак такой важный день! Изабель тоже сама не своя. Наверное, из-за проблем с животом.

У барной стойки Ральф сказал Тому:

– Эта кроха изменила всю жизнь твоей половины, верно? Как будто она стала совершенно другой женщиной.

Том бездумно вертел в руках пустой бокал.

– Да, в ней открылись совершенно новые стороны.

– Я вспоминаю, как она потеряла первого ребенка…

Том хотел подняться, но Ральф уже продолжал:

– …в тот первый раз. Когда я увидел ее на Янусе, она была похожа на призрак. А после второго выглядела еще хуже.

– Да. Тогда ей пришлось нелегко.

– Но в конечном итоге Господь все устраивает к лучшему, верно? – улыбнулся Ральф.

– Думаешь? А разве для всех все обязательно кончается хорошо? Взять хотя бы нас с фрицами – тут или нам, или им…

– Нехорошо так говорить. Уж тебе-то грех жаловаться!

Том ослабил узел на галстуке и ворот сорочки – ему вдруг стало не хватать воздуха.

– С тобой все в порядке, приятель? – встревожился Ральф.

– Тут душно. Пойду выйду на свежий воздух. – Но на улице лучше не стало: воздух напоминал расплавленное стекло и скорее душил, чем позволял дышать.