Орхан Памук - Рыжеволосая Женщина

Наконец я убедился в том, что слишком большое значение придавал возвращению в Онгёрен. На месте прежнего городка высился обычный бетонный квартал Стамбула, утыканный высокими бетонными зданиями. Я заглянул к Сырры Сияхоглу, где выпил вместе с супругами чаю. Наконец в условленное место подошли Неджати-бей и прочие руководители отделов «Сухраба». Когда мы поднимались к холму мимо кладбища, на котором покоился Махмуд-уста, я окончательно пришел к выводу – обо мне в Онгёрене забыли все, кроме тех, кто занимался недвижимостью и строительством, и бояться особенно нечего. Наш участок наверху холма, который тридцать лет назад представлял собой пустырь, теперь до отказа заполнился складами, мастерскими, заправками, шести-, семиэтажными жилыми домами, на нижних этажах которых располагались закусочные, кебабочные и супермаркеты. Я так и не смог понять, где именно мы с мастером рыли колодец.

Трудолюбивые работники «Сухраба» провели меня в зал, который они арендовали для общественных слушаний и обеда. Я пытался сообразить, в какой части холма мы находимся и в какой стороне сейчас казармы. Наш колодец должен был быть на расстоянии полукилометра от казарм. Мне хотелось оставить все дела и пойти туда.

Так как четырехполосная трасса, связывающая Онгёрен с аэропортом и окружной дорогой через Босфорский мост, подходила к прежнему Онгёрену не со стороны вокзала, а со стороны колодца, стоимость участков и квартир на нашем холме возросла. Большинство людей, принявших участие в общественных слушаниях, были не жителями Онгёрена, а недавно разбогатевшими людьми, собиравшимися обзавестись квартирой в этом быстро развивавшемся районе. Я не мог понять из-за беспокойства, охватившего меня, проявили ли они интерес к макетам, которые им показывали работники «Сухраба», к видам с верхних этажей, к размеру бассейнов и детских площадок. Мои работники привели на собрание две семейные пары, купившие квартиры в новых домах, построенных «Сухрабом» в Бёйкозе и Картале, чтобы те поделились своим восторгом с нашими будущими клиентами. В толпе находились люди, которые просто пришли послушать рассказы на тему «Образ жизни от компании „Сухраб“», иными словами, поразвлечься.

Я никого не извещал о своем прибытии, но прежние жители Онгёрена меня все-таки ждали. Я произнес краткую речь. Я рассказал, что в юности приехал в этот прекрасный район Стамбула вместе с моим мастером, чтобы рыть колодец. Я с уважением вспоминал в своей речи Махмуда-усту, который нашел здесь воду и благодаря усилиям которого сюда пришли промышленность, торговля и новые жители. Дома от компании «Сухраб» являются продолжением роста в развитии цивилизации, случившегося в Онгёрене тридцать лет назад, с появлением Махмуда-усты.

Как и во время прежних выступлений, мне задавали множество вопросов. Прозвучал вопрос по поводу условий оплаты, на который ответил работник, занимающийся рекламной кампанией. Я заметил, что одна пожилая женщина настойчиво тянет руку. Сердце мое забилось.

Это была Рыжеволосая Женщина. Наши взгляды встретились. Она старалась выглядеть дружелюбной и мило улыбалась. Я дал ей слово.

– Мы давно следим за успехами «Сухраба», Джем-бей, – сказала она. – Мы ждем от вас, что в одном из этих зданий вы устроите театр.

Несколько человек зааплодировали. Но я не видел никого, кто проявил бы особенный интерес ко мне и Рыжеволосой Женщине, усмотрев в ее словах скрытый смысл или намек.

После вопросов присутствовавшие стали осматривать макеты, и мы с Женщиной подошли друг к другу.

Я видел ее впервые за тридцать лет. Она не выглядела усталой или сердитой. Она была спокойной или, по крайней мере, хотела такой казаться.

– Надеюсь, я не удивила вас, Джем-бей, своим появлением. Мы пытаемся создать театральную труппу из молодых людей, которые являются друзьями моего сына. Я бы хотела их познакомить с вами. Никто не говорил, что вы приедете, но я была уверена, что вас сегодня здесь увижу.

– А Энвер-бея нет?

– Нет.

Неджати-бей усадил нас с Рыжеволосой Женщиной за столик в скрытый от посторонних глаз уголок, заказал чая и оставил одних.

– Джем-бей, я многие годы не знала, кто является отцом моего сына Энвера – вы или Тургай. Если бы я пошла в суд, то ничего не смогла бы доказать, но только бы всех расстроила, а вас и себя – опозорила. Вы прекрасно знаете, что такого намерения у меня не было.

Я слушал каждое слово Рыжеволосой Женщины, затаив дыхание. Ее руки опять совершали быстрые движения; ее наряд был такого же темно-синего цвета, как и тогда; ее лицо было таким же ухоженным.

– Конечно же, я ни одному из вас не дала понять, что сомневаюсь относительно отцовства ребенка, – продолжала она. – Тургай и так обращался со мной и с моим сыном плохо, потому что прежде я была замужем за его старшим братом. После того как мы разошлись и Тургай скончался, мне было очень сложно рассказать Энверу, что его биологическим отцом на самом деле может быть такой успешный и блестящий человек, как вы, и убедить сына открыть судебное дело. В конце концов дело он открыл, но из-за этого мы с ним сильно поссорились. Энвер еще не очень успешен в жизни, но он творческий человек. Он пишет стихи.

– Я читал их. Стихи очень хорошие, но идеи тех журналов, в которых они опубликованы, я не признаю. Очень жаль, что в журналах нет фотографий молодого поэта.

– Ах, конечно, я вам отправлю фотографию нашего сына, – сказала Рыжеволосая Женщина. – Сегодня он шлет стихи в религиозные журналы, а завтра будет писать об армии и флаге… Он очень гордый и упрямый. Ему нужен сильный отец, который направит его. Энвер непременно познакомится с вами и вас полюбит. Я сегодня приглашала его сюда, но он не пришел. Я сумела пробудить интерес к театру у тех молодых людей, которые собрались здесь. По воскресеньям мы встречаемся в Стамбуле и ходим в театр.

Устроить после общественных слушаний в свадебном зале ужин с алкогольными напитками было идеей работников отдела рекламы. Ужин организовывала закусочная «Куртулуш», которая все еще работала на «улице столовых». Когда я разговаривал с ее пожилым владельцем о том, что было в Онгёрене тридцать лет назад, я вспомнил, что однажды вечером мы сидели вместе с ним и Рыжеволосой Женщиной в «Куртулуше» за одним столом. За ужином я решил держаться подальше от Рыжеволосой Женщины и ее молодых театралов и как можно быстрее вернуться в Стамбул. Единственным моим желанием было перед отъездом увидеть колодец, который мы рыли с Махмудом-устой. Неджати-бей сказал, что желание легко исполнимо, однако вместо того, чтобы позвать в качестве сопровождающего кого-нибудь из старых жителей Онгёрена, он направился к Рыжеволосой Женщине.

– Серхат самый умный и самый зрелый из моих друзей – любителей театра, – сказала Рыжеволосая Женщина, подведя ко мне молодого человека. – Он мечтает однажды сыграть в Онгёрене пьесу Софокла.

– Откуда вы знаете, где был колодец? – спросил я Серхат-бея.

– После того как там появилась вода, этот колодец стал очень известным местом, – сказал Серхат-бей. – Махмуд-уста любил нам рассказывать истории о колодцах и старинные сказки.

– Вы помните эти сказки сейчас?

– Почти все помню.

– Садитесь рядом со мной, Серхат-бей, – сказал я. – Мы еще немного выпьем, затем незаметно покинем зал, и вы покажете мне колодец.

– Конечно.

Передо мной стояли ракы, белый сыр, а за другим концом стола сидела Рыжеволосая Женщина. За тридцать лет я научился любить ракы, как мой отец. Я наполнял стакан молодого человека, сидевшего рядом со мной, сам быстро пил и старался не смотреть в сторону Рыжеволосой Женщины и молодых театралов.

В какой-то момент я спросил вежливого Серхат-бея, какую из историй Махмуда-усты он лучше всего помнит.

– Лучше всего я помню историю о воине Рустаме, который, сам того не зная, убил своего сына, – сказал внимательный Серхат-бей.

Да, конечно, мастер ходил в театральный шатер раньше меня. Кроме того, эту историю могла рассказать ему Рыжеволосая Женщина. Может быть, он знал ее с рождения.

– А почему вы запомнили именно историю о Рустаме? Из-за того, что вам было страшно?

– Махмуд-уста не был моим отцом, – сказал сообразительный Серхат-бей. – И с чего бы мне бояться?

– Однажды летом тридцать лет назад я начал считать Махмуда-усту своим отцом, – сказал я. – Мой отец меня бросил. Какие у вас отношения с вашим отцом?

– Отдаленные, – сказал Серхат-бей, глядя перед собой.

Может быть, он хотел вернуться к Рыжеволосой Женщине и своим друзьям-театралам? Может быть, я слишком много вопросов задавал этому юноше? В зале стоял непрестанный гул голосов, который бывает на встречах земляков и в барах после матча.

– Как ты познакомился с Махмудом-устой?

– Он собирал вокруг себя детей и рассказывал истории. Я сам пошел к нему домой. Правда, испугался, когда впервые увидел его сломанное плечо.