Джордж Сильвестр Вирек - Обнаженная в зеркале
Задолго до того, как она достигла царства Соломона, шпионы сообщили ему о приближении царицы. Царь послал своего министра Ванею навстречу ей. Министра сопровождал Хаппи[33], юноша прекрасный, как заря. Смуглый, с оливковым цветом лица, сияющий, с улыбкой на устах и весёлыми глазами; считалось, что он может доставить удовольствие любой женщине. Но Билкис не интересовали юноши. Все её мысли были поглощены предстоящей встречей с Великим Царем.
Посланники Соломона приветствовали царицу Билкис. Они поведали ей, что к Соломону, когда он в двенадцать лет взошел на трон, обратился Иегова и спросил, чего он желает больше всего. Юный правитель ответил: «Единственное, чего я желаю – это мудрость». Его скромность так понравилась Иегове, что он дал Соломону всего в избытке, включая мудрость.
От них она также услышала историю о двух матерях, которые родили детей под одной крышей. Один младенец умер, и каждая женщина утверждала, что ребенок, который остался в живых, именно её. За разрешением спора они обратились к царю. Трудный случай, но царь был мудр. «Я не могу решить, чей это ребенок, – сказал он. – Поэтому я прикажу разрубить его на две части, и отдам по половине каждой матери». Женщина, ребенок которой умер, молчала. Но настоящая мать кинулась к ногам царя. «Сохрани жизнь моему ребенку, даже если я должна буду расстаться с ним!» – воскликнула она. «Ребенок твой», – рассмеялся царь, довольный тем, что его хитрость удалась.
Когда Билкис приблизилась к окраинам Иерусалима, её встретили пять тысяч царских гвардейцев в золотых шлемах. Соломон принял царицу во дворце, который был целиком сооружён из стекла. Этот материал был неизвестен в Абиссинии. Билкис показалось, что Соломон сидит в бассейне с водой. Чтобы подойти к его трону, она приподняла подол платья, обнажив свои прелестные ножки. Это доставило удовольствие царю, который был большим ценителем женской красоты. А на Билкис, в свою очередь, произвели впечатление благородная осанка Соломона и густые волосы, умащённые благовониями. Его чёрные глаза казались бездонными. Рука, протянутая царице, была прекрасной формы и тоже приятно пахла. Губы прятались в пышной, тщательно расчёсанной бороде и усах.
Когда их взгляды встретились, в глазах Соломона был вызов. Билкис почувствовала, что путешествие было не напрасным. Теперь она не сомневалась в достоинствах Соломона. Однако прежде чем окончательно сдаться, она решила испытать его прозорливость, для чего приготовила несколько загадок, которые поставили бы в тупик самого умного человека. Я уже не помню их все…
– Может, ты приведёшь нам хотя бы пару? – попросил Адам.
Стелла наморщила лоб, припоминая, потом улыбнулась и продолжила.
– Скажи мне, Великий Царь, что это означает? Семь уходят, девять приходят, две источают, один пьёт?
Соломон снисходительно улыбнулся.
– Ответ прост. Семь дней означают женскую нечистоту, девять месяцев – её беременность, две – её груди, а один – это ребенок, которого она кормит.
Тогда Билкис задала другие, более сложные загадки, но Соломон с легкостью разгадал и их. Наконец, царица предложила самую запутанную головоломку.
– Женщина сказала своему сыну: «Твой отец – это мой отец, ты – мой сын, а я – твоя сестра». Если ты, Царь, разрешишь эту загадку, я провозглашу тебя мудрейшим из людей.
– Все просто, дорогая Царица, – ответил Соломон, – эта женщина – одна из дочерей Лота, которые родили детей от отца.
Поражённая его мудростью, царица приказала своим рабам внести дары. Глаза царя вспыхнули, когда он увидел сундук, в котором было 120 золотых талантов.
– А сколько это – золотой талант? – поинтересовался Ван Нордхайм.
– Один талант на нынешние деньги – это примерно 32 тысячи золотых долларов, – пояснил Адам.
– Но золото было не единственным подарком царицы. Сгибаясь под тяжестью ноши, слуги внесли драгоценности, каких никогда не видели в Иерусалиме. Короны, усыпанные бриллиантами, одежды, украшенные жемчугами. По лицу Соломона было видно, что он очень доволен дарами. «Это, – шепнул он своему казначею, – позволит мне завершить строительство храма».
Далее последовал торжественный обед из сотни блюд, которые подавались на золотых тарелках.
– А теперь, – сказал царь, когда последнее кушанье было съедено и последний кубок осушен, – тебе надо отдохнуть, а я должен управлять моим царством. Но вечером мы снова встретимся и будем беседовать о философии, пока утреннее солнце не позолотит виноградники.
Билкис Македа с нетерпением ожидала предстоящую встречу. «Этот человек, – призналась она своей служанке, – умеет выражать свои желания в такой изысканной манере. Большинство мужчин бывают так грубы…»
Царица омылась ароматной водой. Рабы уложили и надушили её волосы, покрасили золотой краской ногти на руках и на ногах, а также пупок. Нанесли пудру на смуглую кожу, которая придала ей самый соблазнительный оттенок. Её глаза казались таинственными озерами. Брови царицы были накрашены, а её любимый мальчик-раб часами трудился над тем, чтобы придать ресницам невероятную длину. Она знала, что именно такие ресницы у женщин были слабостью Соломона.
Когда всё было готово, царица присела, откинувшись, на ложе, полная сладострастного предвкушения. Это будет высший ритуал Любви; самая великая ночь; высшее воплощение её женской судьбы.
Трубы возвестили о появлении царя во всём великолепии. Лилии полей позавидовали бы его бесценному одеянию; чтобы создать другое такое, десяти тысячам мастеров пришлось бы трудиться десять тысяч лет. Он сел на богато украшенный трон; для Билкис установили роскошное кресло с балдахином.
Когда она предложила Соломону вино, тот отказался: «Мне не нужно возбуждать себя алкоголем. Пусть вином утешаются пьяницы».
Этот ответ порадовал Билкис. Соломон был уверен в своих силах и не прибегал к возбуждающим средствам, в отличие от многих других мужчин, которым надо было выпить, перед тем как заняться любовью. По сути, такие мужчины просто боятся женщин.
Царь взял царицу за руки и пристально разглядывал её лицо.
– У меня смуглая кожа, потому что солнце благосклонно взглянуло на меня, – кокетливо заметила Билкис.
– Ты красива.
– А твоя мудрость превосходит даже твою славу.
Левая рука Соломона легла ей под голову, а правая ласкала её. Полный восторга, он гладил её тело; потом, воодушевлённый, как никогда ранее, начал декламировать стихи, которые пережили его царство.
– О, ты прекрасна, возлюбленная моя. Глаза твои голубиные под кудрями твоими. Волосы твои – как стадо коз, сходящих с горы Галаадской. Зубы твои – как стадо выстриженных коз, выходящих из купальни.
Как лента алая, губы твои, и уста твои любезны, – продолжал он, нараспев. – Как половинки граната – ланиты твои под кудрями твоими. Шея твоя – как столп Давидов, сооружённый для оружия. Груди твои – как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями.
Царица, хотя и несколько озадаченная этими сравнениями, светилась от радости. Никогда ещё ни один мужчина не обращался к ней с такой страстью. Она сжала его руку и положила голову ему на плечо. Поглаживая иссиня-черные волосы, царь продолжал:
– Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста; пленила ты сердце моё одним взглядом очей твоих, одним ожерельем на шее твоей. О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста. О, как много ласки твои лучше вина, и благовония твои лучше всех ароматов. Сотовый мед каплет из уст твоих. Мёд и молоко под языком твоим. Благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана. Запертый сад – сестра моя, невеста, заключенный колодец, запечатанный источник.
Билкис не понимала всего, что говорил царь, не во всём улавливала смысл; однако, в конце концов, это была поэзия. Она была немного озадачена тем, что он называл её «сестрой», но, возможно, он имел в виду, что она, как и он сам, является монархом.
– На мой вкус всё это звучит такой же бессмыслицей, как сочинения современных поэтов, которые прикрывают пустоту своих мыслей всяческой галиматьей, – проворчал Ван Нордхайм.
Стелла не обратила внимания на его замечание. Стих за стихом, напевно, она продолжала декламировать «Песню Песней».
– О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая! Округление бёдер твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника. Живот твой – круглая чаша, в которой не истощается вино. Чрево твоё – ворох пшеницы среди лилий. Груди твои – как два козленка, двойни серны. Шея твоя – как столп из слоновой кости; глаза твои – озера Есевонские, что у ворот Батраббима. Нос твой – башня Ливанская, обращённая к Дамаску.
Лунный свет упал на ложе. Во взгляде царя, обращённом к царице, пылала страсть. Его глаза обещали всё, что только мужчина может обещать женщине. Соломон был поглощён чувством, которое стало источником его вдохновения и породило эти удивительные стихи. Царица была совершенно очарована. Перед ней действительно был великий любовник, который разжёг страсть до немыслимого накала. Не какой-то неопытный юнец, торопящийся получить удовольствие, но виртуоз галантности, умеющий изысканно ухаживать за женщиной.
