Дональд Маккейг - Путешествие Руфи. Предыстория «Унесенных ветром» Маргарет Митчелл
На свой же счёт она не скупилась и донимала Руфь расспросами о Джеху и тех подробностях, о которых Руфь предпочла бы не распространяться. Няня Сериз знала, каковы молодые девушки.
– Я сама была такой.
– Да что ты, нянюшка Сериз!
– Мы одинаковые, деточка; нам, женщинам, всем нужна любовь.
Руфь умчалась в спальню, где Полина строила башню из кубиков, а другие дети усердно её разбирали. Няня Антигона только отмахнулась, когда Руфь предложила её сменить.
– Лучше уж здесь останусь, с детьми. Мне они нравятся куда больше взрослых.
Руфь надеялась, что любопытство Сериз перекинется на тайны других, но подогретая мадерой и воспоминаниями о своей юности няня Сериз принялась за расспросы:
– Этот Джеху очень практичный. Когда-нибудь он заработает много денег для жены и детей. Может, даже купит собственный дом.
– Может быть.
Няня Сериз улыбнулась, словно наконец добралась туда, куда стремилась всё это время:
– Джеху говорил о Веси? Пасторе Веси?
– Говорил, что он убеждённый христианин.
– Г-м-м, г-м-м. Веси – свободный цветной, как и Джеху. Выиграл денег в лотерею и выкупил сам себя. Он говорит, Бог подсказал ему счастливый номер. Он, – няня Сериз понизила голос, – он…
– Он что? Я хожу на мессу каждое утро. Мы с Полиной всегда приходим.
– Веси – не католик, милочка. Он проповедует для цветных!
Руфь медлила с ответом, вяло улыбаясь.
Сериз нахмурилась:
– Я не знаю, деточка. Точно ничего не могу сказать. Это-то меня и беспокоит.
Она налила Руфи полчашки мадеры.
– Я не пью…
– Тогда пришло время попробовать. В этом мире не так уж много хорошего. Дети, хороший любящий человек, – она ткнула Руфь локтём, – и вот это. Я иногда думаю, что это лучшее. И уж точно, проще достаётся.
Но Руфи не понравился вкус вина, и, пока Сериз не видела, девушка поставила чашку. Няньки смеялись и веселились, забыв обо всём. А вдруг их детям нужна помощь?
У массы Уэсли уже было красное лицо, они с массой Хавершемом и массой Пьером над чем-то смеялись. Миссис Соланж с миссис Антонией о чём-то шептались, будто всегда были лучшими подругами. Руфь подёргала Соланж за рукав.
– Мы сейчас уходим, миссас? Малышке Полине пора домой.
– Сегодня Рождество, детка. Мне, без сомнения, позволено раз в году забывать о своих обязанностях.
Руфь никак не могла придумать, о каких обязанностях следует забыть миссис Соланж.
– Я же с Полиной, – сказала она.
Она пошла в детскую, где двое сонных малышей устроились на старинном диванчике вместе с няней Антигоной, которая лишь приоткрыла один глаз.
Руфь присела в углу, прижавшись спиной к тёплым кирпичам дымохода, и заснула неспокойным сном, просыпаясь каждый раз, когда очередная нянюшка забирала своих подопечных. Проснувшись окончательно, когда Неемия разбудил её, она почувствовала, что во рту пересохло, а в глаза словно насыпали песку.
Неемия вручил сонную Полину Руфи в прихожей. Поскольку Филипп был не в состоянии прощаться с гостями, их провожал Пьер, желая всем доброй ночи.
– Миссис Эванс, как хорошо, что вы почтили нас своим присутствием. Филипп очень признателен, что вы с Уэсли украсили наш маленький праздник. Филипп говорит, – добавил он шёпотом, – что Эвансы – «сливки саваннского общества».
Услышав, что Пьер говорит тот же самый комплимент и другим, Соланж улыбнулась:
– А что же наша хозяйка?
Пьер посмотрел по сторонам.
– Возможно, она…
Соланж вернулась в гостиную и застала там двух пьяных, спавших на стульях, и какого-то бородача, который свернулся в углу и протестующе бормотал слуге:
– Не пойду. Тут посплю.
У миссис Робийяр руки до самых запястий были вымазаны в супе гамбо[25], на платье пролился соус. Она что-то бросила – креветку? сосиску? – обратно в супницу. Глаза у неё так и бегали.
– Так вы, – сказала Соланж, дотронувшись до своего живота, – вы… тоже.
Оса порывисто схватила Соланж за руку:
– Поговорим? Поговорим?
Борясь с желанием вытереть жир с руки, Соланж склонилась к хозяйке дома. Они проговорили десять минут – две будущие матери, – пока Оса не перестала дрожать и не успокоилась. Когда Соланж сказала, что ей нужно идти, гостеприимная хозяйка зачерпнула в супнице половником кушанье и предложила его гостье. Нарочито осторожно Соланж достала пальцами единственную серо-бурую креветку и повертела, с восхищением осматривая со всех сторон. Оса просияла.
– Мы обе беглянки, – поведала ей Соланж. – Саванна бывает такой жестокой. – Она вытерла руку о скатерть. – Беглецы вынуждены играть не свою роль.
Руфь понесла Полину к экипажу. Уэсли был слишком пьян, поэтому Соланж положила Полину на переднее сиденье, а Руфь взобралась наверх и устроилась рядом с извозчиком. Она не устала, ни капельки. Зимние звёзды ярко светились в небе.
На следующее утро, пока Руфь не развела огонь в гостиной, дом стоял холодным. Кухарка приготовила овсяную кашу. Соланж, зевая, спустилась по лестнице. Волосы у неё были не причёсаны, к тому же она не смыла вчерашний макияж, и теперь лицо напоминало боевую индейскую раскраску, Руфи удалось сдержать смех. Взяв порцию Руфи, она потребовала кофе с цикорием и утреннюю газету.
Когда Соланж пила вторую чашку, она вдруг фыркнула, указывая на объявление в чёрной рамке.
– Матерь Божья, – недоверчиво покачала она головой.
И вслух зачитала объявление о том, что президент Гаити бесплатно предлагает землю любому свободному цветному американцу, желающему иммигрировать.
– О боже, боже мой, Руфь. Может, предложить тебе с твоим мастером поехать на Гаити?
Руфь слегка улыбнулась:
– Спасибо, не надо, миссас. Я нянюшка Руфь Форнье, американка.
Соланж потёрла лоб:
– Да, похоже, что так. – Она сложила газету. – Знаешь, она умная женщина.
– Миссас Робийяр?
– Но врача у неё нет. У её народа вообще нет врачей, никаких. От Филиппа помощи не дождёшься. Я попрошу доктора Майклса заглянуть к ней.
Она резко обернулась к Руфи:
– Видишь, как жестоки люди? Как чудовищно жестоки? Оса – жена самого богатого француза в Саванне. И всё-таки сегодня утром все эти благородные дамы попивают чай с сухариками и посмеиваются над ней – «Бедная, бедная принцесса Оса! Неотёсанная индианка!» – Она смахнула прядь волос со лба.
– Моя милая Полина. Как она будет себя вести в возрасте Осы? Вырастет ли она эксцентричной и не превратится ли в объект для насмешек? Или станет одной из тех счастливиц, которые задают тон другим?
– Няня Сериз говорит, что нам всем нужна любовь, – сказала Руфь. – Любовь всегда и во всём.
Соланж обхватила голову руками:
– Няня Сериз! Няня Сериз! Образчик хорошего вкуса и манер! Боже, боже мой!
– Миссас, что ещё…
– Полина ведь не станет служанкой, Руфь. Она не будет присматривать за чужими детьми. Она выйдет замуж за человека с хорошим положением или с большими перспективами. Моя Полина и, – Соланж нежно погладила живот, – этот малыш будут счастливо жить среди равных себе, пользуясь благами цивилизации, оказывая милости обделенным. Полина должна стать самой собой, но не выделяться, как бедняжка Оса или я, когда только прибыла к этим берегам. Как они шептались: «Бедная женщина! Ещё одна несчастная беглянка из Сан-Доминго!» Шептались до тех пор, пока я не получила свои деньги.
– Но, миссас. Вы всегда отличались от остальных.
Соланж, махнув рукой, отвергла этот комплимент.
– Руфь, я должна сообщить тебе правила – нет, требования – культурного общества.
Она склонила голову, словно в молитве.
– Чтобы стать кем-то, – медлила Соланж, подыскивая слова, – нужно прежде всего кем-то казаться, походить своими манерами. Отец Осы – властелин. Следовательно, он действует, одевается и говорит так, как ожидают от властелина его дикие соплеменники. Понимаешь?
– Я ни разу не видела вла-а-а… Никогда, миссас.
– Ах, вот и нет. Когда Уэсли, пошатываясь, спускается по лестнице, он не похож на властителя, но он превращается в него на пороге, прежде чем выйти из дому и приступить к своим делам. Мистер Хавершем – в своём очень простом, но очень дорогом чёрном костюме – олицетворение власти. И Пьер Робийяр, несмотря на старомодность и манерность, – он тоже. Они хозяева жизни, потому что соответствуют нашему представлению о том, какими должны быть хозяева. Ты, как наставница Полины, должна бдительно следить за такими проявлениями, которые отличают юную леди от простой женщины или, – она содрогнулась, – от потаскушки. Эти отличия очень важны, поскольку они весьма тонки. Те счастливчики, которые получили хорошее воспитание и изысканные манеры, выделяются именно этим.
– Манерами, миссас?
И хотя Руфь не знала, что это такое, она обещала слушаться и быть начеку.
Соланж была слишком умна, чтобы не понимать явных знаков. Крупный агент по продаже хлопка, кузен миссис Севье по отцовской линии, был найден мёртвым в своем офисе. Он отравился, выпив стакан старинного, изысканного бурбона с мышьяком. Американский хлопок приносил всего четыре цента с каждого фунта – если находился покупатель. Раба для плантации, крепкого и послушного, можно было приобрести за четыреста долларов, вполовину дешевле, чем в прошлом году. Берег реки был завален хлопком, который громоздился, словно нетающие сугробы, брошенный плантаторами Верховий, которым не удалось его продать.
