Марси Дермански - Плохая Мари

Она оглядела комнату. Бенуа Донеля еще не было, Кейтлин спала. Мари была один на один со знаменитой достопримечательностью. Она полагала, что, увидев башню своими глазами, должна была бы испытать восторг и изумление, но ни того ни другого почему-то не было. Мари прокатилась на лодке по Сене, но гораздо большее впечатление на нее произвела куча блевотины, которую оставила Людивин на полу в кухне бабушки.

Она облокотилась о перила балкона и кивнула сама себе. Все же она это сделала. Она не сидела в тюремной камере. Не пялилась на стены в грязном, унылом доме своей матери. Она стояла на балконе, вдыхала свежий прохладный воздух, ее длинные волосы развевались на ветру, и прямо напротив нее была Эйфелева башня. И это действительно было красиво. Несмотря на то что не радовало Мари. Красоту она еще могла понимать. Невзирая ни на что.

Можно пойти туда, к Эйфелевой башне. Подняться на нее. Можно завтра. Не нужно ничего бояться. Не нужно бояться смотреть в завтрашний день.

Завтра она проснется в Париже. В номере не такой уж и плохой гостиницы, из окна которой открывается почти болезненно совершенный вид. Она поднимется на верхушку Эйфелевой башни. Завтра.

Бенуа не было уже больше часа.

Лили Годе могла заговорить кого угодно.

Мари вернулась в комнату и переоделась в красное кимоно Эллен, больше не чувствуя, однако, что оно принадлежит ей. Она прилегла на кровать рядом с Кейтлин и погладила ее по голове, по мягким светлым волосам.

– Привет, Фасолинка, – сказала она спящей девочке.

Бенуа Донеля не было уже два часа.

Мари отнесла свой рюкзак в ванную, вымыла его гостиничным мылом и высушила гостиничным феном. Кейтлин не проснулась. Мари вытащила свои вещи из бумажных пакетов и медленно, тщательно сложила их в рюкзак. Еще аккуратнее, чем раньше.

Бенуа Донеля не было три часа и двадцать восемь минут. Даже Лили Годе не могла болтать так долго.

Мари снова легла в постель и сделала то, что она всегда делала в тюрьме, когда нуждалась в утешении, – открыла «Вирджини на море». Теперь, когда она знала правду об этой книге, ощущение было немного другим, но Мари начала читать сразу с конца. Вирджини оставила морского льва, которого пыталась спасти все лето и который – она знала это – должен был умереть. Она вошла в воду прямо в одежде и пошла все дальше и дальше, пока не перестала чувствовать дно под ногами. Тогда она нырнула в воду и поплыла вперед, в открытое море.

Каждый раз, когда Мари перечитывала книгу, конец для нее менялся. В последней строчке Вирджини лежала на спине, и волны несли ее вперед, и невозможно было угадать , что будет дальше. Развернется ли она и поплывет обратно к берегу? Или так и будет плыть, пока не исчезнет за горизонтом, утонет? Или время остановится, замрет в это мгновение, и Вирджини навсегда останется в море, качаясь на волнах?

Теперь все выглядело по-другому. Мари знала, какой конец выбрала для себя Натали. В «Вирджини на море» не было никакой надежды. Никакого утешения. Облегчения. Натали не дожила до того дня, когда ее чудесная книга увидела свет. Как и Хуан Хосе, она выбрала смерть.

Мари посмотрела на спящую Кейтлин. Ее маленькое сердечко ровно билось под красным топом.

Что произошло с Хуаном Хосе? Там, в тюрьме?

Мари вернулась к книге, пытаясь найти ответы. Она перечитала эротическую сцену, единственную в романе, в которой Вирджини, девственница, соблазняет специалиста по морской фауне. Он значительно старше ее и поддается неохотно. Он знает все, что только можно, о морских львах, но Вирджини понимает, что он не любит ее, и, соответственно, сама не любит его. Но она все равно соблазняет его. Вирджини раздевает биолога, снимая с него одну вещь за другой, раздевается сама и кладет его дрожащую руку на свое подростковое тело, испытывая его на прочность, зная, что он не сможет устоять. Вирджини несчастна и надеется, что такой серьезный опыт поможет как-то это исправить. И ей действительно становится лучше. Резкие, почти яростные толчки причиняют ей сильную боль, и Вирджини в первый раз за все время как будто просыпается, чувствует себя живой. Она ранит спину о торчащий из песка камень и шутит, что у нее идет кровь сразу из двух дырок.

Когда Мари читала эту сцену в первый раз, она вспоминала о том, как сама потеряла невинность. Пьяная практически до потери сознания, с Хэрри Элфордом, который тоже был пьян, на жестком полу гардеробной в чужом доме. Зная, что там, внизу, Эллен удивляется, куда же подевался ее бойфренд.

Книга была прекрасна, но Мари уже не могла любить ее так, как прежде. Вирджини одинока вначале и еще более одинока в конце. Она умирает, так же как умерла сестра Бенуа, так же как умер сам Бенуа для Мари.

Мари уснула, так и не выключив свет. Раскрытая книга лежала у нее на груди. Посреди ночи она вдруг проснулась – ей показалось, что пришла Эллен с полицией, что тяжелые кулаки стучат в дверь. Но это был всего лишь сон. Вокруг была темнота и тишина, которую нарушали только ор Людивин и скрежет ее когтей о дверь.

– Мари, – сказала Кейтлин и потрясла ее за плечо. – Мари, Мари, Мари!

В комнате было еще темно. Мари увидела Кейтлин, одетую в красный топ, и удивилась. Разве они не взяли ее розовую ночную рубашку? Ей снилась тюрьма, опять. В столовой давали мясной рулет, и Мари, которая никогда его не любила, договорилась с одной женщиной по имени Шейла обменять свою порцию на два овсяных печенья. Шейла сидела за кражу автомобиля. Охранница не дала им совершить сделку, сказав, что торговать едой запрещено. Во сне Мари чувствовала огромное, горькое разочарование.

Открыв глаза, Мари, против ожидания, увидела не бетонную стену тюремной камеры, а обои в цветочек, украшавшие номер парижского отеля. Она протянула руку и ощупала вторую половину кровати. Пусто. Мари взглянула на часы. Бенуа Донеля не было шесть часов и тридцать две минуты. Цифра на электронном циферблате сменилась. Тридцать три минуты.

Кейтлин продолжала тормошить Мари. Ее волосы засалились и больше не блестели.

– Эй, – сказала Мари.

– Привет, Мари.

Дверь на балкон была открыта.

– Я думаю, мы проснулись как раз вовремя, чтобы встретить рассвет, – сказала Мари. – Пойдем, посмотрим?

Она потерла глаза. Потом спустила ноги с кровати. Потом встала. Вылезать из постели не хотелось, но она все равно вылезла, потому что Кейтлин уже проснулась. Бенуа не вернулся. Она взяла Кейтлин на руки и вынесла ее на балкон.

– Посмотри-ка, – сказала Мари и подняла Кейтлин повыше.

Солнце, огромный оранжевый шар, поднималось над красными крышами, на мгновение скрываясь за облаками и появляясь снова. Небо было линяло-серого цвета, но уже начинало голубеть. Эйфелева башня стояла на том же самом месте, что и вчера. Мари прикрыла ладонью глаза от солнца.

Кейтлин повторила за ней. Мари улыбнулась. Все-таки Кейтлин очень хорошенькая. Сердце ее как будто расширилось от любви, и что-то в груди вдруг сдвинулась, напряжение исчезло. Просто так уж все получилось. Как в тот раз, когда Хуан Хосе появился у ее дверей весь в крови. Не важно, почему так вышло, важно, что ты будешь делать дальше.

– Привет, Мари, – сказала Кейтлин.

– Привет, Кейтлин.

– Привет, Мари.

– Здравствуй, Кейтлин. Доброе утро. День начался. Привет-привет! Buenos días. [41] Bonjour. [42]

Бенуа действительно ушел. По-настоящему. Ушел и не вернулся. Он еще придет, конечно, он должен прийти, должен вернуться за своей дочерью, ведь так? А может, и не вернется. Он провел ночь с французской актрисой. Лили Годе. Какое дурацкое имя. И волосы у нее тоже дурацкие. Почему она не пострижет их покороче?

Какая разница.

В отличие от Вирджини, в отличие от Натали, Мари вовсе не было одиноко. Бенуа Донель был ей не нужен. Она больше не хотела его. Мари была со своим самым любимым на свете человеком. Со своей второй половинкой. Она погладила Кейтлин по голове. Волосы Кейтлин были грязными, но мыть их времени не было. Солнце уже почти взошло. Нужно поторопиться на тот случай, если Бенуа Донель все же вернется. Ощущение было странное. Дежавю. Мари ведь уже уходила от него вчера.

– Давай оденемся, – сказала Мари. – И позавтракаем. Что ты хочешь на завтрак? Хочешь еще клубничного джема? Да?

– Да.

– Клубничный джем и круассаны?

Кейтлин кивнула и улыбнулась:

– Да. Саны. Я их хочу.

– А ты не хочешь сначала немного помыться? Мари чувствовала себя настоящим экспертом.

Она знала, как позаботиться о Кейтлин. Ей не нужны были указания Эллен. Кейтлин подняла руки, и Мари сняла с нее свой топ. И Кейтлин не стала сопротивляться, когда Мари отнесла ее в ванную и включила душ.

– Давай мыться в душе. Мы еще никогда не принимали вместе душ, – сказала Мари фальшиво-бодрым тоном. – Можешь закрыть глаза, хорошо?

Времени на душ тоже не было – если Бенуа в самом деле решит вернуться в отель, – но Кейтлин начинала злиться и капризничать, если не была чистой. Они выпишутся из отеля, и кто знает, когда еще им выпадет шанс помыться. Мари понятия не имела, куда они отправятся. Поэтому она вымылась сама и вымыла Кейтлин. Она даже вымыла Кейтлин голову, потому что Бенуа Донель явно не спешил возвращаться. Было еще очень рано, и он был со своей французской актрисой, лежал в ее объятиях на тех самых прелестных простынях в цветочек. Вот дурак. Полный идиот. Не там бы ему надо сейчас быть. Он оставил свою дочь с преступницей, которая отбывала срок в тюрьме.