Катрин Панколь - Гортензия в маленьком черном платье
– Вы правда хотите так сделать?
Ей хотелось броситься Елене на шею, она устремилась вперед, чтобы обнять ее, но та вытянула руки и оттолкнула Гортензию.
– Поблагодари меня издали. Терпеть не могу бурных излияний. У меня от них затылок ломит. Не тот уже возраст, понимаешь?
– Такое больше не повторится. Это для меня вообще нехарактерно.
– Ты далеко пойдешь, Гортензия. У тебя есть опыт, упорство, блог, по которому девчонки сходят с ума, вкус и умение определить, что будут носить. Нужно только найти фишку, чтобы тебя раскрутить. Но мы найдем.
– Фишку?
– Надо создать некое событие, информационный повод. Придумать историю, в которой одно из твоих платьев играло бы главную роль. Это не слишком сложная задача. Жан-Жак нам поможет.
– Ну а еще что?
– Должны появиться отзывы в прессе. Познакомься с редакторшами модных журналов, подружись с ними. И в Париже, и в Нью-Йорке. Это необходимо.
– Я знаю здесь двух или трех таких. Попробую с ними пообщаться.
– Если ты получаешь приглашение на вечеринку, подобную той, у «Прада», ты туда обязательно идешь. Со всеми разговариваешь, ты очень, очень лю-без-на, постарайся себя заставить…
– Я могу быть очаровательной и обаятельной. Если мне от этого что-то перепадает.
– Ты коллекционируешь номера телефонов и активно ведешь свой блог. Когда приедешь в Париж, постарайся попасть на разные модные показы. Я тебе помогу. И наконец, last but not least, ты готова остаться одна?
– Почему это?
Елена утомленно вздохнула, словно устала объяснять прописные истины непонятливой дебютантке.
– Подумай. Эта история заберет все твое время. Ты вынуждена будешь уехать. Гэри может надоесть жить с мимолетным ветерком.
– Да он привык, раньше у нас все как-то получалось.
– Да, но сейчас у тебя не будет ни одной свободной минуты… И ты должна будешь жить в Париже.
– Вы хотите сказать, что я на всю жизнь останусь одна? – воскликнула Гортензия.
– Нельзя гнаться за двумя зайцами сразу. «Кто везде – тот нигде», – говорил Сенека. И был совершенно прав.
– Старый пень ваш Сенека. У меня будет все. Мой дом моды, слава, деньги и Гэри.
– Ох, дай тебе Бог, Гортензия, я бы очень хотела, чтобы было так.
Елена опять вздохнула, покрутила кольца на пальцах.
– И последнее… Ты не догадываешься, почему я решила тебе помочь?
– Но это же очевидно.
Елена аж отпрянула, так поразила ее дерзкая смелость Гортензии.
– И почему же?
– Потому что вам невероятно понравилась моя идея. Потому что я лучше всех. Потому что вы ставите на отличную лошадку и уверены, что сорвете большой куш. Потому что это последний раз в вашей жизни, когда вы можете бросить кости в этой игре, ведь вы стары и скоро умрете. Потому что вам хочется вновь увидеть Париж, потому что вам надоело валяться в своей постели… Продолжать?
Елена улыбнулась и покачала головой.
– Все правильно. Но есть еще одна вещь. Ты никогда ничего у меня не просила. Я знакома со всеми на свете и могла бы тебе помочь. Но нет, ты не искала никакой протекции, никакого покровительства. Почему?
Гортензия покусала губы, сморщила нос, наконец осмелилась:
– А вы не обидитесь?
– Нет. Я же тебе сказала, я люблю правду.
– Поддержка – это всегда хорошо, но…
Елена вытянула шею, приложила ладонь к уху, чтобы лучше слышать.
– Я говорила себе: зачем соглашаться на нечто среднее, если в какой-то момент может появиться что-то необыкновенное? Правда необыкновенное. И видите, я была права….
Нечто, похожее на восхищение, мелькнуло во взгляде Елены. Она была готова зааплодировать, но сдержалась и проворчала:
– Ну все. Дуй отсюда. Мне надо встать.
– Я уйду не раньше, чем задам вам один вопрос.
Гортензия собрала свои рисунки, прижала их к животу и встала в нерешительности.
– Я слушаю тебя.
Гортензия заколебалась, она боялась, не испортит ли все своим вопросом, решила, что нет, и выпалила:
– Скажите мне, Елена, а не помогаете ли вы мне для того, чтобы взять у кого-то реванш. Или, может быть, из мести?
Елена не отвечала. Гортензия не унималась:
– Вы не используете меня, чтобы свести счеты с прошлым?
Елена закатила глаза к небу. Повертела свой футляр для очков. Открыла его, закрыла, щелкнула замочком.
– А даже если так? Что это изменит?
– Да ничего, но мне хотелось бы знать… Вы не любите, когда вам лгут, а я не люблю, когда меня используют.
– Я помогу тебе, ты в этом нуждаешься. Ты, похоже, не знаешь, в какую авантюру ввязываешься… Все, давай, иди к себе, я уже на тебя вдоволь нагляделась!
– Но вы мне не ответили.
– А я и не собираюсь. Я уже не в том возрасте, чтобы оправдываться!
Гортензия вся сжалась. Стала подыскивать слова, чтобы задать новый вопрос, но решила этого не делать. Она не будет давить. Елена права. Ей еще многому нужно научиться.
– Значит, мы договорились, что я вас больше об этом не спрашиваю, – пробормотала она, ощупывая руками рисунки. – Но это значит, что все-таки однажды я получу ответ. И в этот самый день…
– Ты мне еще угрожаешь? – спросила Елена, глядя ей прямо в глаза и повышая голос. – Мне это совсем не нравится. Мы заключим контракт, очень выгодный для тебя контракт. Тебе надо поблагодарить меня, вместо того чтобы ставить в тупик своими идиотскими вопросами. Я не принадлежу к числу тех бедных девчонок, над которыми ты издеваешься, или тех парней, которых ты водишь за нос. Поняла?
Две женщины, молодая и старая, смерили друг друга горящими от гнева взглядами. Никто не хотел уступать. Елена схватила очки и, яростно вытянув их в сторону Гортензии, приказала:
– Вали отсюда и быстро, а не то я передумаю!
Гортензия открыла рот, чтобы что-то сказать, потопталась у подножия кровати и в ярости, что не может найти достойного ответа, вышла из комнаты.
Елена раздраженно вздохнула, открыла журнал и скрылась за его страницами.
Она услышала, как хлопнула входная дверь, и подняла глаза от текста. Позвала Генри, спросила, ушла ли Гортензия.
– Она пробежала мимо меня, даже не попрощавшись! До чего же все-таки невоспитанная девушка! Мне показалось, что она вне себя от ярости.
– Ничего, на лестнице успокоится. Держу пари, что еще через пять минут она будет плясать джигу от радости. Спасибо, Генри.
Она подождала некоторое время, чтобы убедиться, что Гортензия не вернется. Посмотрела на часы. Расположилась поудобнее среди подушек. Взяла телефон. Набрала номер. Пропела тихонько: «Па-ра-ри-ра-ра». Тонкая улыбка растянула ее губы, пальцы барабанили по подносу. К ней словно снова вернулись жизненные силы. Чего еще лучшего ожидать в ее годы, чем такой молодильной воды, которая называется реванш и которая стирает все оскорбления прошлого? Нет ничего хуже, чем внушать жалость. Жалость лишает сил, ослабляет, унижает. Тогда как… когда в твоих руках оказывается чудесный инструмент мести, ты ощущаешь возрождение.
– Привет, Мари! Это Елена Кархова говорит. Да, я в Нью-Йорке. Какая в Париже погода? А вы как? А детки? А муж? А кошка ваша как? Я? Я замечательно. Приходит весна, и я чувствую, что возрождаюсь. А Робер там? Нет. Ну хорошо, скажите ему, чтобы мне перезвонил. Это очень срочно. Вы слышите меня, срочно! И оставьте ему сообщение: «Нельзя допустить, чтобы птичка улетела». Он поймет.
Она повесила трубку.
Попыталась перейти к чтению журнала, отбросила его и просто лежала, мурлыкая: «Па-ра-ри-ра-ра па-ра-ра-ра-ри…»
Марк вылил флакон пены в ванну и наслаждался, возлежа среди радужных пузырьков. Он слушал «Риголетто» и распевал во все горло: «La donna è mobile…»
– Ни в чем себе не отказывай! Чувствуй себя как дома, – бросила Гортензия, стоя на пороге ванной.
– Ты мне велела тебя ждать.
– Но в гостиной же, не у меня в ванной!
– Ну захотелось мне хорошенько помыться…
– Ну предположим…
– Не смотри на меня, Гортензия, я совершенно голый. Ты меня смущаешь…
– Да плевать я хотела… Ты для меня не имеешь пола.
– Это все из-за очков? Ты считаешь, у меня слишком толстые стекла?
– Нет, не в этом дело. Но что-то в тебе не так…
– Ну скажи же, прошу тебя!
– Это надо, чтобы я подумала, а у меня нет ни времени, ни желания. Угадай, что со мной сейчас случилось…
Марк тряхнул головой, явно не готовый играть в угадайку.
– Я готова создать свой дом моды и первую коллекцию. У меня есть для этого все: модели и спонсор. Я самая счастливая девушка в мире! Самая удачливая, самая талантливая, самая необыкновенная, самая многообещающая…
Гортензия прокрутилась по ванной, наклонилась за пеньюаром, прижала его к груди и увлекла в танце, потом положила на место, разразилась аплодисментами в свой адрес и сделала заключительный реверанс.
– Перед тобой новая Коко Шанель. Девушка, о которой будет говорить весь мир. Не упускай свой шанс, задавай вопросы, поскольку завтра или послезавтра я пробегусь по тебе взглядом и не увижу в упор, ты, маленькая креветка с толстыми линзами.
