Катрин Панколь - Гортензия в маленьком черном платье
– Ну а дальше-то что? – взвилась Гортензия. – Плевать мне на смысл жизни и кто где какое место занимает. Я просто хочу знать, понравились ли вам мои рисунки.
– Ну как хочешь. Тогда я прямо перейду к делу…
Елена улыбнулась, сложила руки под подбородком.
– Это ярко, элегантно, смело. Тебя ждет большой успех.
Гортензия взвизгнула, вскочила, подняла к небу два сжатых кулака и завопила: «Yes! I did it!»[19].
– Ты нашла свое место, но знай, что тебя ждут преграды и ловушки!
– Я знаю, конечно, – отвечала Гортензия, которая знать не хотела ни о каких преградах и ловушках.
– Ты можешь далеко пойти. Очень далеко. Я вижу в набросках чистую, четкую линию, ты изобрела свой собственный стиль.
– Точно-точно? Вы потом не откажетесь от своих слов?
– Нет.
Гортензия опять завопила от радости. Грейс просунула голову в дверь и поинтересовалась, все ли в порядке. Елена успокоила ее.
– Очень хитро ты придумала. Создала эдакое завуалированное секси. Вот, например, здесь…
Она показала платье с узким разрезом, которое мягко подчеркивало линию спины и открывало участок кожи.
– На вешалке оно выглядит скромным, а на женщине оказывается смелым.
– То есть вы поняли самое главное, ведь так? Все зависит от ткани.
– Да, я же узнала свой корсет.
– Обязательно нужно найти производителя.
– Он, наверное, уже умер. Он был еще старше меня.
– Ну, может быть, он передал свое мастерство сыну или внуку…
– Я купила его после войны в маленьком бутике женского белья в Марэ, это было небольшое семейное предприятие. Я погладила его рукой, и рука словно почувствовала дыхание. Ткань была просто поразительная. А когда я его померила, о боже, я стала другой женщиной! Я превратилась в стройную лиану, не могла оторваться от зеркала, все любовалась своим отражением. Я не только стала тоньше, стройнее, изящнее, я словно обрела стать царицы. А поскольку ты знаешь, что я сама и вся моя семья, мы из России…
Гортензия кивнула и мысленно взмолилась, чтобы Елене не пришло в голову расписывать ей все свое генеалогическое древо.
– Я вернулась в бутик и скупила все модели, которые остались. И каждый год я возвращалась и забирала все. Они уже знали меня и, когда видели, что я захожу в магазин, доставали из-под прилавка пакет, я платила за него и уходила. Они разрабатывали все более утонченные модели с чулками, с бюстгальтером. Но мне не пришло в голову, что можно делать такую одежду. Это воистину блестящая идея! И особенно хороша мысль совместить плотную материю корсета с другими, более легкими тканями.
Она легонько хлопнула Гортензию по носу футляром для очков.
– Я никому никогда не рассказывала об этом корсете. Хотела сохранить его для себя одной.
– А у вас остались координаты этого магазинчика?
– Их фирма называлась «Шахерезада». А сам бутик находился на улице Сицилийского короля. Сама семья из Страсбурга, но я никогда не знала их фамилии. Старшего сына звали Мишель-Андре. Это был красивый юноша с шикарно закрученными усами! Он был примерно лет на двадцать моложе меня. У него была мечта – изобрести колготки, которые никогда бы не рвались. Он говорил – за такими вещами будущее, нужно внести смысл в процесс потребления, не нужно заставлять женщин тратить лишние деньги. Он говорил это в пятидесятые-шестидесятые годы, годы, когда женщины еще штопали чулки! Представляешь себе, что бы он сказал сейчас!
Она прервалась, задумалась, почесала подбородок, кусочек печенья отклеился и упал. Гортензия мысленно поблагодарила ее за это: трудно, знаете ли, разговаривать на серьезные темы с человеком, у которого к подбородку прилипло печенье.
– Ты можешь разыскать его, если он еще не умер. Не знаю, что стало с ним и с его семьей, я уже так давно уехала из Франции… Я помогу тебе, Гортензия, я помогу тебе, потому что ты талантлива.
– Спасибо! Я так боялась, что вам не понравится! – воскликнула Гортензия, заправляя за ухо прядь волос.
Елена внимательно посмотрела на нее, сдвинув очки на нос, и серьезно спросила:
– Ты, Гортензия, чего-то боялась?
– Недавно узнала это ощущение. До этого со мной такого не случалось.
– Подобное чувство – спутник таланта. Это – хороший знак. Скрести пальцы и благодари небо. Давай, скажи спасибо.
Гортензия протянула прядь волос под носом, скосила на нее глаза и проворчала:
– Кого мне благодарить-то?
– Бога, там наверху в небесах, это он сделал тебе такой прекрасный подарок.
– Я не разговариваю с Богом.
– Твоя мама никогда не говорила с тобой о Боге и о его благодеяниях?
– Моя мама разговаривает со звездами. Отец разговаривал с крокодилами. Я ни с кем не разговариваю, это как-то надежнее.
– Можешь сказать спасибо кому хочешь, но нужно сказать спасибо, посмотрев на небо. И знаешь, почему?
– Нет.
– Потому что, когда ты говоришь спасибо, ты говоришь: «Еще».
Гортензия скривилась. Елена, разозлившись не на шутку, стукнула двумя кулаками по лежащему журналу, и ее накрашенный алый рот округлился, выпаливая, как из револьвера, резкие слова:
– Какая бессовестность! Какая самонадеянность! Быстро говори спасибо, или небо прекратит одаривать тебя своими благодеяниями, а они, между прочим, тебе еще как потом пригодятся! Это ты не увеселительную прогулку для девочек затеваешь!
Гортензия опомнилась – нельзя так себя вести – и пробормотала спасибо, глядя в потолок.
– А теперь что будем делать? – спросила она затем.
Елена протянула ей журнал.
– Посмотри, что я читала, когда ты пришла. Вот такая статья в «Монде»:
Fashion week в Нью-Йорке не вызывает больше никакого энтузиазма. К концу 2000 года американской моде удалось преуспеть на ниве спортивной одежды и платьев для charities, благотворительных вечеринок, которые являются неотъемлемой частью американской социальной жизни. Появились яркие, энергичные молодые стилисты, заслуживающие внимания. Но два последних сезона откровенно разочаровывают. В этом виноват кризис, могут сказать некоторые. Во главу угла ставятся коммерческие интересы – в ущерб креативности. Но это отнюдь не единственная причина. В «городе, который не спит» мода живет в бешеном, неистовом ритме. Дизайнеры, которые оказываются на пике моды, не имеют права на ошибку и при этом должны превращаться в машины, которые приносят деньги. А модники и модницы в то же время мгновенно отказываются от прежних пристрастий, отворачиваются от любимых прежде стилистов и увлекаются новыми. Список знаменитых марок, которые сейчас стали невостребованными, вызовет ужас. Тем не менее сцена нью-йоркской моды заинтересована в появлении новых протагонистов, молодых дарований, иначе она рискует потерять свое очарование.
– Ты поняла: тебе нужно переехать обратно в Париж.
– Вернуться в Париж? – удивленно воскликнула Гортензия, отбросив на кровать журнал.
– Послушай меня: мода – это Париж. Основать модный дом можно только в Париже. Нью-Йорк – это бизнес. Милан – это шопинг. Париж – это творчество. У тебя там есть где жить?
– Только у мамы. Не могу сказать, что это меня вдохновляет, но…
– Отлично. Ты отправишься к Жан-Жаку Пикару. Я дам тебе его номер телефона, ты позвонишь ему, а я предупрежу его о тебе заранее, и он примет тебя.
– А кто это такой?
– Человек, который раскручивает новых стилистов. Ты покажешь ему свои рисунки, он расскажет тебе, хороша ли твоя идея и как ее можно реализовать. Каждое утро в девять тридцать утра он принимает в своем офисе тех, у кого имеется какой-то проект в области моды. Выслушивает их. И если проект кажется ему заслуживающим внимания, помогает. Он знает всех конструкторов одежды и мастеров швейного дела во Франции – причем самых лучших. И, что еще важнее, он умеет сделать так, чтобы о тебе заговорили.
– А вы дадите мне один образец корсета? Я хотела бы иметь его под рукой, чтобы изучить более тщательно.
Елена испустила долгий горький вздох, словно у нее собирались вырвать кусок мяса.
– Ну пожалуйста…
– Затем, когда ты найдешь мастера, который может воссоздать материал моего корсета, ты закажешь ему ткань для твоей первой коллекции. Ты выберешь цвет, рисунок, все, что тебе будет нужно…
– А как я это оплачу? – спросила Гортензия, широко раскрыв глаза.
– Я буду твоим компаньоном. И твоей главной советницей. Я буду вкладывать деньги, а потом мы поделим прибыль.
Гортензия смотрела на нее, открыв рот.
– Вы правда хотите так сделать?
Ей хотелось броситься Елене на шею, она устремилась вперед, чтобы обнять ее, но та вытянула руки и оттолкнула Гортензию.
– Поблагодари меня издали. Терпеть не могу бурных излияний. У меня от них затылок ломит. Не тот уже возраст, понимаешь?
– Такое больше не повторится. Это для меня вообще нехарактерно.
– Ты далеко пойдешь, Гортензия. У тебя есть опыт, упорство, блог, по которому девчонки сходят с ума, вкус и умение определить, что будут носить. Нужно только найти фишку, чтобы тебя раскрутить. Но мы найдем.
