Ники Пеллегрино - До свидания, Рим
Мечтая о предстоящей поездке, я задумалась, что же мне надеть. Платье в горошек, конечно, хотя будет не так-то просто заставить Кармелу с ним расстаться. Я распущу волосы, чтобы они волнами обрамляли лицо, и немножко накрашусь. Раз уж я буду на вечере вместе с Бетти, выглядеть надо соответственно.
До поездки оставалось чуть меньше недели, и меня приводила в восторг не только мысль о приеме. Мы собирались ехать поездом, все в одном вагоне. Наконец-то я смогу поговорить с Марио, устроить сестре встречу с ним и спасти Кармелу от той жизни, которая манила ее к себе. Я знала, какое доброе у Марио сердце, особенно когда он в хорошем настроении, и была полна надежд. От Бетти я слышала много трогательных историй, однако больше всего мне в душу запал рассказ о Рафаэле Фазано – маленькой американке, которая умирала от рака и мечтала услышать пение Марио Ланца. Когда я узнала, сколько добра Марио сделал этой девочке, на глаза навернулись слезы. Он отвез ее на самолете в Голливуд, устроил в ее честь праздник и засыпал подарками, а потом почти целый год, до самого дня ее смерти, каждую пятницу звонил ей по телефону. Если Марио так заботился о незнакомом ребенке, разве сможет он отказать моей сестре с голосом ангела?
Больше всего мне хотелось поделиться с Пепе: я знала, что он будет рад за меня. Но в это время дня у него хватало забот на кухне. Он готовил спагетти для проголодавшихся в школе девочек, сочинял что-нибудь питательное Бетти на обед, пытался разнообразить безвкусную диету синьора Ланца. Ему явно было не до меня и моих рассказов о поездке в Napoli.
Мне не хватало Пепе в те дни, когда нам некогда было побыть вдвоем. Никто из моих знакомых не говорил так, как он, и наши беседы всегда давали мне пищу для размышлений. При остальных слугах он был другим – высказывал свое мнение не так свободно и категорично. Он никогда не говорил о музыке с экономкой или горничными, не предлагал гувернанткам попробовать новое блюдо и уж конечно не заводил речь о поцелуях, когда они ели моцареллу.
Я понимала, что это значит – я нравлюсь ему больше, чем остальные, и эта мысль грела мне сердце, как и многие другие открытия того лета.
The Loveliest Night of the Year[31]
Пепе купил билеты на «Мадам Баттерфляй». Мы сидели в теплой кухне, вдыхая аромат пекущегося хлеба, и он рассказывал мне сюжет оперы и описывал музыку. Наверху репетировал синьор Ланца. Его голос наполнял виллу Бадольо, гулко отдаваясь от мраморного пола и стен.
– Жаль, что он не будет петь в «Мадам Баттерфляй», – сказала я. – Как было бы здорово!
– Синьор Ланца сегодня в хорошей форме, – согласился Пепе. – Слышишь, как отчетливо он пропевает каждое слово? Ощущаешь глубину и чувство?
– Да, очень красиво. До сих пор не верится, что я слушаю не пластинку, а его самого.
Всю неделю хозяин каждое утро репетировал по целому часу: сначала напевал, не размыкая губ, или издавал странные, похожие на завывание сирены звуки, чтобы разогреть связки, потом исполнял арию. Пепе всегда знал, из какой она оперы и как называется. Если он раскатывал скалкой телячьи эскалопы, резал курицу или занимался другой шумной работой, то тут же откладывал ее, чтобы лучше слышать. Когда Марио начинал петь, все в доме замирали, зачарованные его голосом.
– Еще до приезда синьора в Рим я читала, будто он повредил связки, – сказала я Пепе, когда ария кончилась. – Но, похоже, это неправда: его голос всегда звучит безупречно.
– Где ты такое вычитала?
– В журналах вроде «Конфиденце», – призналась я.
Я думала, что мои слова вызовут у него неодобрение, однако Пепе кивнул.
– От слухов никуда не денешься. Синьор Ланца уже давно не пел вживую, вот и пошли сплетни, будто он потерял голос.
– Но мы ведь только что слышали, как он поет вживую.
– Одно дело петь, когда ты один в комнате, и совсем другое – перед полным залом. Если синьор Ланца хочет положить слухам конец, он должен выступить на сцене, и чем скорее, тем лучше.
– Может, он выступит в эти выходные – на благотворительном балу в Napoli? Тогда я смогу его услышать.
Пепе взялся за скалку, чтобы продолжить раскатывать мясо, и так и застыл с поднятой рукой:
– Ты же не едешь в Napoli, правда?
– Еду. Я должна сопровождать Бетти на бал. Я хотела сказать тебе еще вчера, но ты был слишком занят.
– Ты не можешь поехать, – возразил Пепе. – «Мадам Баттерфляй», неужели забыла? У нас билеты на эти выходные.
Взбудораженная столькими радостными событиями, я как-то не сообразила, что не смогу быть в двух местах одновременно.
– О нет… Что же мне делать?
– Поговори с синьорой Ланца. Скажи, что не поедешь.
– Я уже пообещала. Нельзя ее подвести.
– Как будто она без тебя не обойдется! – раздраженно сказал Пепе. – Я купил билеты, а они, между прочим, немалых денег стоят.
– Знаю… Извини…
– Так ты с ней поговоришь?
Я помнила, с каким лицом Бетти рассказывала об официальных приемах, и знала, что ей будет одиноко: все окружат Марио, а она останется в стороне. Мне и раньше доводилось видеть такое на съемочной площадке и пару раз на улице. Бетти сохраняла горделивый вид и улыбалась, но, должно быть, ей тяжело было видеть одни спины и сознавать, что не она центр всеобщего внимания.
– Я обещала… – тихо повторила я.
– Ты и мне обещала.
– Я должна ехать – это ведь моя работа.
– Но я хочу, чтобы ты пошла со мной в оперу, Серафина, – настаивал Пепе. – Я так этого ждал. Неужели она не обойдется один раз без тебя?
– Не думаю, – виновато ответила я. – Бетти нужна я, а мне нужна работа. Я не хочу ее потерять. А ты не можешь пригласить кого-нибудь другого?
Пепе фыркнул и, швырнув скалку на стол, повернулся ко мне спиной. Наблюдая, как он достает из духовки и вытряхивает на решетку золотистые буханки хлеба, я с горечью думала, что это я его рассердила и испортила утро, которое начиналось так чудесно. Мне хотелось вернуть то легкое настроение, которое царило на кухне всего несколько минут назад.
– Пепе, мне очень жаль…
Он даже не повернулся.
– Марио Ланца, знаешь ли, не единственный тенор в Италии, – сказал Пепе, посыпая поджаристый хлеб мукой. – Есть и другие великие певцы – Ди Стефано, Тальявини, Раймонди и еще много кто. У них тоже красивый тембр и страстная манера исполнения – они ничуть не хуже Ланца. Ты считаешь его лучшим только потому, что никого больше не слышала.
Расстроенная, я ушла с кухни, предоставив Пепе дуться в одиночестве. Я не хотела его обидеть, однако не могла поступить иначе. Бетти во мне нуждалась – это я знала точно. А я нуждалась в ней и в Марио, так что выбора у меня не было.
Пепе злился всю неделю: за обедом садился на другом конце стола, больше не предлагал попробовать новые блюда, не обменивался со мной взглядами. Мне не хватало его общества и разговоров.
Я уже представляла, как займу кресло рядом с Пепе, оркестр настроит инструменты, сцена осветится, и зазвучат прекрасные голоса. А потом мы обсудим спектакль: Пепе выслушает мое мнение и объяснит то, чего я не поняла или упустила. От мысли, что теперь ничего этого не будет, становилось грустно. Но еще обиднее было потерять его дружбу.
Я устала смотреть на спину и затылок Пепе и несколько раз пыталась с ним поговорить. Как-то утром, пока он готовил для Бетти поднос с яйцами всмятку, тостами и чаем, я решилась спросить:
– Ты нашел, кому отдать билет в оперу?
Пепе положил на поднос накрахмаленную салфетку, а рядом – до блеска начищенные нож, ложку и вилку.
– А зачем? Ты ведь идешь со мной, – упрямо сказал он.
– Я же говорила…
– Не желаю ничего слушать.
На поднос с грохотом опустился чайник, а за ним – тарелка с тостами и чашечки с яйцами.
– Пепе, ты невыносим! Сам прекрасно знаешь, как бы мне хотелось пойти.
– Не пойму, что тебе мешает. А теперь беги, отнеси ей завтрак, пока все не остыло.
Поднимаясь по лестнице с подносом в руках, я слышала, как Пепе кричит на экономку: ему, видите ли, доставили не то, что он заказывал, еще и про муку забыли. Его голос отдавался от мраморных стен так же гулко, как голос синьора Ланца во время репетиций.
На этот раз даже Бетти обратила внимание на крики Пепе. Когда я вошла в комнату, она уже не спала, и сидела в постели.
– Ох уж этот повар, – сказала она, пока я наливала чай. – Готовит, конечно, хорошо, но уж больно темпераментный. Все время эти крики… Начинаю подумывать, не отказать ли ему от места.
– Нет, пожалуйста, не надо, – попросила я, чувствуя, что краснею.
Бетти с трудом подавила улыбку.
– Вы что же, к нему неравнодушны? Он очень хорош собой, не правда ли?
– Нет-нет, – принялась оправдываться я. – Просто сегодня он злится из-за меня, вот и все.
– Чем же вы ему так досадили? – Бетти взяла у меня из рук чашку из тонкого китайского фарфора. – Не оценили его кулинарные способности?
– Нет, что вы! – Я немного замялась. – Просто он узнал, что я ни разу не была в опере, и хотел сводить меня на «Мадам Баттерфляй» – уже и билеты купил, а я отказалась.
