Грегори Робертс - Тень горы
Футболка оставила кровавую отметину у меня на груди. Она представляла собой перевернутый треугольник, окруженный расходящимися лучами. Я посмотрел на карточку, подаренную Девом. На ней был аналогичный рисунок.
Индия.
Я выпустил карточку из рук и уставился на то, во что я позволил себе превратиться. Я смотрел на рисунок у меня на груди и задал себе вопрос, который мы все задаем раньше или позже, прожив в Индии достаточно долго:
«Что тебе нужно от меня, Индия? Что тебе нужно от меня, Индия? Что тебе нужно от меня?»
Мое сердце разрывалось в потоке случайных обстоятельств, когда за одним дурацким происшествием следовало еще более дурацкое. «Если вы посмотрите на нее с чистым сердцем», – сказал садху, отдавая мне карточку. «Мудрый и полезный выбор».
Я сбежал из тюрьмы, где у меня не было никакого выбора, и свел свою жизнь к единственному выбору, встающему передо мной повсюду и со всеми, кроме Карлы: оставаться или уходить.
«Что тебе нужно от меня, Индия?»
Что означал этот кровавый рисунок? Может быть, это было предупреждение, написанное кровью другого человека? Или одно из тех доказательств, о которых говорил Идрис? А может, я просто сходил с ума, задавая этот вопрос в поисках смысла, которого не было и не могло быть?
Я залез под душ и смотрел, как с меня стекает красная вода. Когда она стала чистой, я выключил душ и прислонился к стене, прижав ладони к кафельным плиткам и опустив голову.
«Так было это посланием или нет?» Я слышал свой голос, задававший этот вопрос, хотя на самом деле молчал. «Посланием, написанным кровью у меня на груди?»
Я вздрогнул, когда ножи со звоном скатились с полки на кафельный пол. Шагнув из-под душа, чтобы подобрать их, я поскользнулся на мокром полу и, машинально выставив руку, порезал ножом ладонь.
Я подобрал ножи и опять порезался. Такого со мной ни разу не случалось за все время, что они у меня были. Кровь хлынула в раковину и запачкала карточку, которую я оставил там. Я убрал карточку и положил ее сушиться, сунул руку под холодную воду и прижал края раны полотенцем. Затем очистил ножи и положил их в безопасное место. Какое-то время я тупо смотрел на карточку и на свое отражение в зеркале.
Карла была на балконе, в тонком голубом халатике, накинутом на плечи. Я хотел бы наблюдать эту картину всю оставшуюся жизнь, но надо было ехать. У меня было дело.
– Я опять должен выйти, – сказал я. – Нужно сделать кое-что.
– Опять секреты! Кстати, о секретах, что это за повязка на руке?
– А, ерунда. Ты готова еще раз прокатиться? Солнце скоро взойдет.
– Я соберусь быстрее тебя, – сказала она, скидывая халатик. – Надеюсь, ты не задумал ничего ужасного.
– Нет-нет, не задумал.
– Мы нашли Дева, чтобы помочь Скорпиону и Близнецу, отвезли Салара в больницу и даже побывали на парфюмерном рынке. Мне кажется, мы исчерпали весь наш запас кармических совпадений. Не стоит испытывать ее терпение.
– Да нет, ничего ужасного, обещаю. Это, может быть, немного странное дело, но не ужасное.
Когда мы доехали до святилища Хаджи Али, жемчужные флаги уже возвещали о выходе солнца, небесного царя, пробуждающего к поклонению. Перешеек, ведущий к храму, был заполнен паломниками, молящимися и кающимися. Безрукие и безногие нищие, которых присматривавшие за ними помощники рассадили в круг, воспевали Аллаха. Проходящие мимо кидали им монетки и бумажные деньги.
Дети, впервые посещавшие святилище, были одеты во все лучшее. Мальчики потели в костюмах, копирующих одежду кинозвезд; волосы девочек круто вздымались, образуя на затылке сложные декоративные переплетения.
На середине перешейка я остановился:
– Дальше не пойдем.
– Молиться сегодня не будешь?
– Нет… не сегодня, – ответил я, оглядываясь по сторонам; народу было слишком много.
– Тогда что же ты собираешься делать?
На несколько секунд непрерывный поток людей прервался, мы оказались одни. Я вытащил оба ножа из ножен и бросил их один за другим в воду.
По-моему, я никогда еще не кидал ножи так красиво. Карла зачарованно наблюдала за тем, как они улетают в море.
Некоторое время мы постояли, молча глядя на волны.
– В чем дело, Шантарам?
– Не могу это толком объяснить. Сам не вполне понимаю.
Я показал ей карточку с янтрой:
– Когда я снял рубашку, то обнаружил этот же рисунок у себя на груди, сделанный кровью Салара.
– И ты думаешь, это знак свыше, да?
– Не знаю. Я сам задавал себе этот вопрос, а потом порезался о нож. Мне… мне просто кажется, что с меня хватит всего этого. Но это странно. У меня никогда не было религиозных наклонностей.
– Но наклонность к духовному у тебя есть.
– Ты ошибаешься, Карла, никаких духовных наклонностей у меня нет.
– Есть-есть. Ты просто не знаешь об этом. Это одна из тех вещей, которые нравятся мне в тебе больше всего.
Мы помолчали, слушая плеск волн, взбиваемых ветром, проскальзывавшим сквозь прибрежные деревья.
– Ты же не совсем свихнулся и не думаешь, будто я швырну туда свой пистолет, – сказала она.
– Держи его при себе! – рассмеялся я. – Просто мне кажется, что с меня хватит всякого оружия. Надеюсь, я справлюсь своими руками с тем, что мне уготовлено. И как бы то ни было, у тебя есть пистолет, а мы всегда вместе.
Она хотела покататься, хотя мы оба валились с ног от усталости, и я предоставил ей такую возможность.
Когда мы уже достаточно накатались и она более или менее освоилась с моей обновленной личностью, мы вернулись в «Амритсар» и смыли с себя последние остатки сомнения. Выйдя из ванной, я нашел Карлу в том же халате и на том же месте на балконе, где она была час назад. Она курила косяк.
– Когда ты кидал ножи в воду, ты мог попасть какой-нибудь рыбе по голове, – сказала она.
– Рыбы так же проворны, как и ты, малышка, – ответил я.
– Значит, ты твердо намерен обходиться в дальнейшем без ножей?
– Попробую.
– В таком случае я приветствую это и буду с тобой. Всегда.
– Даже если нам придется покинуть Бомбей?
– В этом случае тем более.
Она задернула шторы, отгораживаясь от наступающего дня, скинула халат и решила опробовать зеркало из старого Салона красоты Ахмеда. И зеркало, и она сама смотрелись очень хорошо. Она включила фанк и подступила ко мне. Ее русалочьи бедра и руки фанково извивались. Я обнял ее. Она обхватила руками мою шею и сказала:
– Давай забудем на время о всяком благоразумии. Думаю, мы это заслужили.
Глава 91
Любовь и вера, подобно надежде и справедливости, – созвездия в бесконечности истины. Они всегда притягивают толпы людей. На открытие кафетерия «Любовь и вера» сбежалось столько возбужденных любителей кофе, что Ранвей позвонила нам и посоветовала прийти чуть позже, поскольку при всей нашей любви и вере мест нам могло не хватить.
Дидье был в «Леопольде», где его обслуживали и радостно оскорбляли сразу два официанта. В зале царило натуральное буйство. Посетители хохотали по любому поводу и увлеченно орали без всякого повода. Мы, к сожалению, не могли принять участия в общем веселье, так как нам надо было идти в другое место.
– Ну давайте выпьем хотя бы по одной, – взмолился Дидье. – В «Любви и вере» не подают спиртного. Вы видели подобное безобразие где-нибудь еще?
– Всего по одной, и уходим, – сказала Карла, садясь рядом с ним. – И никаких дальнейших увиливаний.
– Официант! – крикнул Дидье.
– Думаете, вы единственный посетитель, умирающий от жажды в этом заведении? – пробурчал Свити, шлепая тряпкой об стол.
– Подай выпивку, болван! Мне надо уходить.
– А мне надо жить, – ответил Свити, удаляясь нога за ногу.
– Отдаю тебе должное, Дидье, – сказал я. – Тебе удалось восстановить нормальную обстановку. Никогда еще Свити не демонстрировал такого хамства.
– Когда заявляют: «Отдаю тебе должное», – заметил он с самодовольным видом, – обычно хотят отхватить еще больше.
– Лин настроен очень мирно и безоружен, – сказала Карла. – Сегодня утром он выкинул свои ножи в море.
– Море выбросит их обратно, – отозвался Дидье. – Оно не может простить нам, что мы когда-то выбрались из него на сушу. Запомни мои слова, Лин. Море – ревнивая женщина, в которой нет ничего привлекательного.
К нашему столику приблизился человек со свертком. Это был Викрант, который изготавливал мои ножи, и на секунду я почувствовал себя виноватым в том, что превосходные произведения его искусства покоятся на морском дне.
– Привет, Карла, – сказал он. – Лин, я ищу тебя, чтобы отдать саблю. Она готова.
Он развернул коленкоровую упаковку, и перед нами предстала сабля Кадербхая. В нее были вставлены две золотые заклепки – глаза двух драконов, сцепленных хвостами.
Вещь была превосходная, но я опять почувствовал укол совести из-за того, что совсем забыл о ней со всеми этими перипетиями в горах и горящими особняками.
