Грегори Робертс - Тень горы
– Вряд ли Елена после этого считала, что ты ее так уж сильно любишь.
– Я имею в виду Ирину. Хоть я был пьян в дым, я сразу почувствовал, что секс с Ириной – это лучшее, что случалось со мною в жизни. Она была прямо как помешанная, но все делала как надо. Я втюрился в нее, и это до сих пор не проходит.
– Прекрасно! – улыбнулся Дидье. – А что было дальше?
– Мне удалось передать Ирине записку, в которой я просил ее бежать со мной. Она была согласна, мы договорились встретиться в полночь на Павелецком вокзале. Но она рассказала о наших планах Елене, и та пришла ко мне, чтобы уговорить меня не брать с собой Ирину. Я отказался. Когда мы встретились с Ириной на вокзале, чтобы вместе бежать, она спросила меня, уверен ли я, что люблю ее, а не ее сестру.
Он помолчал, пытаясь восстановить в памяти ход событий.
– Ну? – подтолкнул его Дидье, нетерпеливо пристукнув ногой по полу. – И что дальше?
– Затем она спросила, почему я так уверен, что люблю именно ее. Вам, наверное, знаком такой момент, когда женщина хочет, чтобы вы сказали ей всю правду до конца. И вы, я думаю, прекрасно понимаете, что этого ни в коем случае нельзя делать?
– Да, – подтвердили мы оба.
– Так вот, я сказал ей правду.
– Всю, без утайки? – спросил я.
– Я сказал ей, что люблю ее и в этом нет никакого сомнения, поскольку специально для того, чтобы убедиться в этом, я переспал с Еленой еще раз, когда она приходила ко мне за два часа до этого. И я не получил практически никакого удовольствия. Это подтверждало, что мне действительно нужна Ирина и что мне это не просто показалось из-за того, что я был тогда косой.
– Вот черт! – посочувствовал я.
– Merde[85], – согласился Дидье.
– Она со всего размаха ударила меня по щеке, – сказал Олег.
– Мне тоже хочется ударить тебя со всего размаха, – отозвался Дидье. – Говорить женщине неприкрашенную правду – это позор.
– Ты сам вырыл себе могилу, Олег, – усмехнулся я. – И что, ни одна из них не простила тебя?
– Их отец нанял профессиональных негодяев, чтобы разделаться со мной. Мне пришлось срочно бежать.
– Да, это серьезно, – сказал я. – Сам виноват, нечего было связываться с коповскими дочерьми. – Я обратился к Дидье, который развалился в кресле, скрестив ноги и подперев рукой подбородок: – Что посоветуешь?
– Дидье нашел решение, – объявил он. – Ты, Олег, должен в течение двух недель носить под рубашкой две футболки, в каких любят ходить работяги. Все это время нельзя мыть голову шампунем, мыло нельзя употреблять, умываться только чистой водой. Никаких одеколонов, дезодорантов и тому подобного. Не обнимайся с людьми, употребляющими пахучие средства. Не стирай рубашку и футболки.
– Зачем это все? – спросил Олег.
– А затем, что после этого ты отправишь по одной футболке каждой из двойняшек, приписав всего два слова: «„Леопольд”, Бомбей».
– И что потом?
– Потом ты раздашь фотографии Ирины официантам в «Леопольде» и предложишь вознаграждение тому, кто узнает ее и сообщит об этом тебе.
– Думаешь, она приедет? С какой стати?
Он улыбался с таким же мечтательным выражением, какое было на лицах учеников Идриса, слушавших его на горе.
– Запах, – улыбнулся в ответ Дидье. – Если она предназначена тебе, то сила твоего запаха притянет ее к тебе, заставит отправиться в феромонное паломничество. Но это только в том случае, если вы действительно созданы друг для друга.
– Вау, Дидье! – воскликнул Олег, потирая руки. – Надо приступить к этому не откладывая.
Он вскочил, вытащил из шкафа мою футболку и натянул ее поверх моей футболки, которая уже была на нем.
– А почему надо раздавать фотографии Ирины, а не Елены или не обеих сестер? – спросил я Дидье.
– Ну ты что, прослушал самое главное? – нахмурился Дидье. – Все дело в сексе. Ирина – та же Елена, только ее ничто не сдерживает.
– Точно, ты правильно понял, – сказал Олег, разглаживая на себе футболку.
– Разумеется, – отозвался Дидье, принюхиваясь к Олегу, чтобы убедиться, что он не источает никаких посторонних запахов. – Твой секс с Ириной был уникальным, и этим все сказано. – Он встал и расправил рукава. – Ну вот, я сделал все, что мог. Побольше двигайся, Олег, – посоветовал он, стоя в дверях. – Залезай с опасностью для жизни на какую-нибудь верхотуру, прыгай оттуда, дразни полицейских, дерись с задирами, а главное, флиртуй с женщинами, но не ложись с ними в постель, пока не отошлешь футболки. Она должна почувствовать запах тигра, волка и обезьяны, запах мужчины, изголодавшегося по сексу, и запах женщин, желавших тебя. Bonne chance[86].
Он выплыл, картинно обмотавшись серо-голубым шарфом.
– Вау! – произнес Олег.
– Ты не забыл, что я просил тебя не употреблять слишком часто слово на букву «р»?
– Ну да, помню… – пробормотал он.
– Я прибавляю к списку слово «вау».
– А что, есть целый список?
– Теперь есть.
– Блин, целый список того, что нельзя говорить, – усмехнулся он. – Так я скоро и по Москве заскучаю, хоть ее не люблю.
Он был прав. Список навязывал ему вещи, которые не стоит вспоминать.
– А впрочем, к чертям, Олег. Говори все, что хочешь.
– Ты это серьезно?
– Да.
– Вау, я опять русский.
– Знаешь что? – сказал я. – Ты ведь хотел погонять на моем байке, да?
– Можно?
– Ни в коем случае. Но внизу недалеко от моего байка стоит старый драндулет. Он принадлежал одному официанту из «Каяни», который совсем не ухаживал за ним. Поэтому я купил у него этот байк и последние две недели приводил его в порядок.
– Кruto, – обронил Олег по-русски, влезая в свои туфли.
– Что ты сказал?
– Я сказал «kruto», чтобы не повторять «вау». Это значит «зашибись».
– Стало быть, kruto?
– Да, kruto.
– Ты умеешь водить мотоцикл?
– Обижаешь, – фыркнул он, завязывая шнурки. – Русские могут водить все, что угодно.
– О’кей. Мне надо проехаться по разным адресам, а ты можешь сопровождать меня, если хочешь. У тебя ведь все равно свободный день.
– Спасибо, – сказал он. – Будет отличный материал для рассказа.
– Это мой материал, Олег. Просто катайся и наблюдай, а потом выкинь все это из головы, ладно?
– А если попадется какая-нибудь исключительная личность, с которой ты будешь разговаривать? Какой-нибудь на редкость хороший человек?
Я задумался. Он был вполне порядочным парнем.
– Ну хорошо, кого-нибудь одного можешь запомнить.
– Отлично!
– Но только не тетушку Луну.
– Ух ты, как звучит.
– Потому-то я и не уступаю ее тебе. Ну, ты готов ехать?
– Я готов ко всему, старик. Это наш семейный девиз.
– Ох, только не заводи волынку о своей русской семье.
– Хорошо, хорошо, но ты при этом много теряешь. Куча отличных персонажей для твоих рассказов, и я подарил бы их тебе бесплатно.
Глава 63
Мы сделали два круга на небольшой скорости в южной части города. Переключать передачи приходилось редко, поскольку мы не обращали внимания на красный свет, когда это не грозило штрафом, и срезали углы там, где это никому не пришло бы в голову.
Олег восхитился банком черного рынка и спросил у них, не сдают ли они комнаты. А в тетушку Луну он прямо влюбился. Ей Олег тоже понравился – по крайней мере, настолько, чтобы продемонстрировать ему два лунных цикла.
Ровно через девять минут тридцать секунд я оттащил Олега от тетушки. Мы поспешили прочь по скользкому полу, но чем больше мы спешили, тем медленнее бежали.
Когда мы завершали круг возле отеля «Президент» в Кафф-Парейде, стали зажигаться уличные фонари. Позади нас настойчиво гудел какой-то автомобиль.
Я выкинул правую руку, показывая, что мы не возражаем против того, чтобы нас обогнали, но гудение продолжалось, и я остановился под сенью платанов, чья листва в свете уличных фонарей еще была ярко-зеленой, хотя муссонный период кончился давно.
Рядом в сторону отходил переулок, по которому в случае чего можно было удрать, так как он был слишком узок для автомобиля. Олег остановился рядом со мной. Вслед за ним затормозил роскошный лимузин. Я взялся за ручку ножа.
Тонированное стекло опустилось, и я увидел Диву с двумя ее Дивушками.
– Привет, крошка, – сказал я. – Как поживаешь?
Она выбралась из машины. Шофер выскочил, чтобы помочь ей, но опоздал, и она отмахнулась от него.
– Не беспокойся, Винодбхай, – улыбнулась она. – Все в порядке.
Он поклонился и, бросив быстрый взгляд на девушек в машине, опустил глаза.
Я обратил внимание на то, что она добавила уважительное «бхай» к его имени. Возможно, никто больше не обращался к нему так уважительно, кроме его родных и друзей, которые знали истинную цену этому человеку в униформе.
Это был щедрый жест, необычный для богатых наследниц, и я сразу проникся к ней симпатией.
