Джон Ирвинг - Правила виноделов
– Чтобы выкинуть.
– Ты беременна?
– Да, опять, – сказала она. – Еще и еще раз. Кто-то хочет, чтобы я все время рожала.
– Кто? – спросил Анджел.
– Не важно кто.
– Он здесь, в «Океанских далях»?
– Да, здесь. Но это не важно.
– Отец ребенка здесь?
– Этого – здесь. – Она похлопала себя по плоскому животу.
– Но кто он?
– Не важно кто. Расскажи мне опять эту историю. Только пусть в ней будет два ребенка. Я и ты, и все другие, и еще два ребенка. Вот будет здорово.
У Анджела был такой вид, словно Роз Роз с размаху ударила его по щеке. Она обнимала его, целовала. Потом сказала изменившимся голосом:
– Теперь ты видишь? – Роз Роз крепко обняла его. – Нам не будет на пляже весело.
– Ты хочешь этого ребенка? – спросил он.
– Я хочу того, который есть, – сказала она. – А этого не хочу. – И она изо всей силы ударила себя по животу, согнулась вдвое и, выпустив газы, упала на бок в траву.
Приняла позу эмбриона, не мог не отметить про себя Анджел.
– Ты хочешь меня любить или помочь? – спросила она.
– И то и другое, – ответил несчастным голосом Анджел.
– Так не бывает, – сказала она. – Если ты такой умный, лучше помоги мне. Это легче.
– Ты можешь остаться у нас, со мной, – опять затянул свое Анджел.
– Все, больше об этом не надо, – сердито сказала Роз Роз. – И забудь про имя для моей дочки. Мне нужна помощь, – повторила она.
– Какая? – спросил Анджел. – Я сделаю все.
– Мне нужен аборт, – сказала Роз Роз. – Мой дом далеко. Я никого здесь не знаю. И у меня нет денег.
Денег, которые он копит на свою первую машину, наверное, на аборт хватит, думал Анджел. Но беда в том, что эти почти пятьсот долларов лежат в сберегательном банке и без разрешения опекунов – отца и Кенди – никто ему этих денег не даст. Анджел спросил Эрба Фаулера, не знает ли он, кто в их городе делает аборт. Ответ был, как и следовало ожидать, весьма туманный.
– Есть тут один старый пердун по имени Гуд, – сказал Эрб. – Ушедший на пенсию врач из Кейп-Кеннета. Делает дело у себя в летнем домике на Питьевом озере. Тебе повезло, сейчас еще, можно сказать, лето. Я слыхал, он делает там аборты даже среди зимы.
– А вы не знаете, сколько надо платить?
– Дорого, – ответил Эрб. – Но ребенок – удовольствие более дорогое.
– Спасибо, – сказал Анджел.
– С чем тебя и поздравляю. Вот не ожидал, что твой петушок уже в петуха вырос, – рассмеялся Эрб.
– Давно уже вырос, – гордо ответил Анджел.
Дома он заглянул в телефонный справочник, но среди многочисленных Гудов доктора Гуда в этой части штата Мэн не было, а имени Гуда Эрб не знал. Нет, этого Гуда ему не найти. Не звонить же по всем номерам с идиотским вопросом: не вы ли тот Гуд, что делает аборты? К тому же без ведома отца и Кенди денег он не получит. И Анджел не откладывая поведал им свою заботу.
«Господи, какой же хороший человек Анджел, – скажет потом Уолли. – Никаких у него секретов. Придет и выложит всю правду, какой бы горькой она ни была».
– Она не сказала, кто отец? – спросил Гомер Анджела.
– Нет, не сказала.
– Скорее всего, Персик, – решила Кенди.
– Какое имеет значение, кто отец. Она хочет сделать аборт, куда ей второй ребенок, – сказал Гомер. – Мы должны ей помочь.
Уолли и Кенди промолчали. Гомер для них в этом деле авторитет.
– Вопрос в том, кому из Гудов звонить. Ведь в телефонной книге не сказано, кто из них врач, – сказал Анджел.
– Я знаю, кто это. Но он не врач, – сказал Гомер.
– Эрб сказал, что он врач на пенсии, – пояснил Анджел.
– Да, на пенсии, но не врач, а учитель биологии, – возразил Гомер. И вспомнил, как мистер Гуд перепутал однажды строение маток кролика и овцы. Интересно, знает ли старина Гуд, сколько маток у женщины? А если знает, что одна, не наделает ли беды?
– Учитель биологии? – переспросил Анджел.
– К тому же не очень знающий, – кивнул Гомер.
– От Эрба Фаулера, как всегда, никакого толку, – сказал Уолли.
Гомер содрогнулся, вспомнив степень невежества своего бывшего учителя.
– Мистера Гуда нельзя близко к ней подпускать, – сказал он и повернулся к Анджелу. – Ты отвезешь ее в Сент-Облако.
– Но она не хочет рожать этого ребенка, – возразил Анджел.
– Послушай, Анджел, – сказал Гомер, – в Сент-Облаке не только рожают детей. Там ей сделают аборт.
Уолли стал ездить в кресле туда-обратно.
– Мне там делали аборт, Анджел, – сказала Кенди. – Много лет назад.
– Тебе, аборт? – изумился Анджел.
– В те дни, – сказал Уолли, – мы с Кенди были уверены, что сможем родить сколько угодно детей.
– Это было еще до войны, когда Уолли был здоров, – объяснила Кенди.
– Доктор Кедр делал аборт? – спросил Анджел Гомера.
– Точно, – ответил Гомер, а в голове мелькнуло: надо немедленно отправить туда Роз Роз. Поедет поездом в сопровождении Анджела. И надо спешить. С этими разоблачениями доктор Кедр не сегодня завтра прекратит «работу Господню».
– Пойду позвоню им, – сказал он. – Посадим вас на ближайший поезд.
– Я могу отвезти их туда на «кадиллаке», – предложил Уолли.
– Слишком длинная дорога для тебя, – покачал головой Гомер.
– Малышка Роз побудет со мной, – сказала Кенди.
Было решено, что в дом сидра за Роз Роз и малышкой пойдет Кенди. С Анджелом Роз может их не отпустить.
– Мне он возражать не посмеет, – сказала Кенди. – Я ему скажу, что нашла для девочки много вещичек и мы хотим их померить.
– Это ночью-то? – сказал Уолли. – Мистер Роз не дурак, он твоей сказочке не поверит.
– А мне все равно, поверит или нет, – отрезала Кенди. – Я вызволю оттуда девочку и ребенка.
– Есть необходимость в такой спешке? – спросил Уолли.
– Думаю, что есть, – ответил Гомер.
Он не посвятил Кенди и Уолли в грандиозную затею доктора Кедра, не рассказал о решении отойти от дел, о разоблачительных письмах. Сирота знает, как важно не болтать лишнего. И раскрывает душу постепенно, взвешивая каждое слово.
К телефону подошла сестра Каролина; скорбящие, убитые горем старые соратницы доктора Кедра попросили отвечать на звонки сестру Каролину: голос у нее громче, тверже, чем у них. Сами они погрузились в необъятную «Краткую летопись», силясь глубже проникнуть в замысел доктора Кедра. И каждый раз, слыша телефонный звонок, нервно вздрагивали – вдруг это попечители?
– Каролина? – сказал Гомер. – Это я. Позови, пожалуйста, старика.
Сестра Анджела, сестра Эдна, миссис Гроган – эта троица всегда будет любить Гомера, какие бы ноты протеста он ни слал. Но сестра Каролина не нянчила и не растила его и потому не чувствовала к Гомеру их неиссякаемой нежности. Сестра Каролина считала его предателем. И его просьба позвать «старика» была встречена ею в штыки. Ни сестры, ни миссис Гроган никак не могли собраться с духом и сообщить Гомеру о смерти доктора Кедра, а сестра Каролина просто слышать о нем не могла.
– Что тебе надо? – спросила она холодно, – Может, у тебя переменились взгляды?
– Знакомая сына, – начал Гомер, – одна из сезонных работниц, беременна, у нее уже есть ребенок. И опять безотцовщина.
– Теперь будет два ребенка.
– Черт возьми, Каролина! – выкрикнул Гомер. – Я хочу поговорить со стариком.
– И я бы хотела! – выкрикнула Каролина и уже тише прибавила: – Кедр умер, Гомер.
– Черт возьми… – пробормотал Гомер, и сердце у него чуть не разорвалось в грудной клетке.
– Виноват эфир, – сказала Каролина. – Так что в Сент-Облаке больше не делают «работы Господней». Если кому-то из твоих знакомых она потребовалась, придется тебе делать ее самому. – И сестра Каролина бросила трубку.
Буквально бросила. Так что у него загудело в ушах. Ему казалось, он слышит, как бьются друг о друга бревна в горной реке, смывшей несчастных Винклей. Глаза защипало сильнее, чем в котельной Дрейперов в заснеженном Уотервилле. А горло и легкие скрутила боль, как той ночью, когда он звал Фаззи Бука, надеясь, что заречные леса Мэна откликнутся эхом; кричал, кричал и не мог докричаться.
Лужок нашел счастье, торгуя мебелью; ну и слава богу, думал Гомер, хотя вряд ли кто из сирот был бы счастлив на его месте. Иногда и он бывал счастлив, работая в садах. Но Кедр сказал бы: дело не в личном счастье, главное – приносить пользу.
Гомер закрыл глаза и увидел женщин, сходящих с поезда с потерянным видом. Вот они едут в тускло освещенном вагоне на полозьях; в оттепель полозья чиркают по камням, высекая искры, и женщины в испуге мигают. На смену вагону пришел автобус – какими отверженными казались они в этой герметически закупоренной коробке. Сквозь запотевшие окна их лица маячили смутными, белыми пятнами, таким же смутным был для них мир после первого вдоха паров эфира.
