Лия Флеминг - Последний автобус домой

Мистер Мильбурн пристально разглядывал ее. Грудь у нее пропала, так что тут ему больше не на что пялиться. Она пряталась за свитерами, а на лице у нее появились светлые волоски, это раздражало. Она все время чувствовала усталость, и на занятиях танцами ее постоянно подгоняли, чтобы она не отставала от музыки.

Мама начала нависать над ней за едой, контролируя каждый кусочек, в результате Джой пришлось начать втихаря сбрасывать еду к себе на колени или напихивать за щеки, а потом выплевывать в туалете.

Конни однажды заметила ее обеденные манипуляции и спросила:

– Зачем ты это делаешь?

– Не твое дело, – огрызнулась Джой, удивившись, как разозлило ее то, что кто-то за ней подглядывал. Ей ужасно хотелось есть, но еще больше она боялась, что каждая лишняя ложка снова осядет на ней жиром и она опять станет толстой.

Когда она стала весить шесть стоунов[22], все уже не сводили с нее глаз, но не решались что-либо сказать. Тетя Анна и мама беспокоились, а Конни злилась, что Джой так провела ее.

– Если ты не будешь ничего есть, ты заболеешь, – предостерегала мама. – А люди подумают, что мы не можем позволить себе хорошо питаться. Сделай мне приятное, возьми вот картофелинку. Милая, ну пожалуйста, всего одну!

Джой вздохнула и кинула себе на тарелку самую маленькую, но когда мама ушла ответить на телефонный звонок, тут же спихнула ее в карман.

– Вот, съела, – делая вид, что глотает, улыбнулась она маме, когда та вернулась. – Я все съела и теперь совсем не голодная.

Роза продолжала подсовывать ей конфеты прямо в руку, и каждая теперь была битвой с собой, но Джой не собиралась сдаваться. Впервые в жизни она оказалась самой сильной и самой стойкой среди «Шелковинок». И пусть каждое утро она просыпается от голода, она твердо решила выиграть эту битву, и будь что будет. Но обеспокоенные переглядывания вокруг нее сгущались. Окружающие задумали заставить ее снова есть нормально, и это так напугало ее, что ей захотелось сбежать из дому.

В зеркале теперь отражались только низко посаженные бедра и животик, над которыми выпирали ребра. Конни сказала, что она похожа на голодающих детей Китая вроде тех, что они видели на открытках, и умоляла ее перестать относиться к себе так беспечно.

Возможно, Джой продолжала бы так еще долго, усыхая и усыхая, но однажды утром в танцклассе комната вдруг поплыла у нее перед глазами, и она грохнулась на пол, прямо на спину.

– Ты зашла слишком далеко, Джой Уинстэнли, – сказала мисс Липтрот, склоняясь над ней. – Мне не нужны тут скелеты, громыхающие костями при каждом движении. Вставай, я сию же минуту отвезу тебя домой. И что только думает твоя мать, как она дала тебе довести себя до такого состояния? Тебе срочно надо к доктору, иначе будет слишком поздно!

Сил на сопротивление у Джой не было.

Глава шестая

Эсма

– Не представляю, где были глаза Сьюзан! Как она могла допустить такое?! Бедная Джой… – восклицала Эсма с высоты своего возраста и безоговорочного авторитета.

Они пили уже третий чайник чая, разобрав весь мир по косточкам, а Джой спала у нее в гостевой спальне. Все были в панике, в тишину и спокойствие чинного уклада ее дома вдруг ворвалась эта неожиданность.

– Не нападай на нее, – попросила Анна. – Мы не хотим, чтобы она это слышала. Девочки в таком возрасте очень упрямы. – И она посмотрела на Конни так, словно та была виновата в том, что Джой довела себя до такого истощения.

– Мне все равно, слышит она меня или нет. Любая нормальная бабушка скажет глупой внучке то же самое. Уморить себя голодом! Она же превратилась просто в мешок костей! Почему вы мне ничего не сказали раньше, пока все не зашло так далеко? – продолжала негодовать Эсма, запивая второй кекс крепким кофе и аккуратно стряхивая крошки с губ. – Сколько это продолжалось?

Все снова посмотрели на Конни, будто она знала что-то, чего не знали другие. Кто виноват, что эта несчастная девчушка извела себя так, что у нее едва хватило сил подняться по ступенькам на крыльцо, держась за мать? Кто виноват в том, что она стала похожа на узника лагеря смерти, что щеки ее ввалились, а глаза стали бесцветными и безжизненными? В какой-то момент Конни в самом деле показалось, что Джой умирает.

– Достаточно, чтобы ее организм успел ослабнуть, – со вздохом отвечала Анна. – Доктор Фридман говорит, анорексия – это крик о помощи. Мне кажется, она была очень несчастной, раз решилась на такое. Спасибо тебе, что приютила ее. Хороший отдых и свежий воздух пойдут ей на пользу.

Эсму не убедили ее слова.

– Ей нужен хороший собеседник, вот что ей нужно. До полусмерти перепугала и мать, и всех нас! Вот уж не затем мы растим детишек, чтобы они воротили нос от всего, что мы им предлагаем. Это ж надо додуматься! Запихивать обед за шкаф и в карманы пальто! Сейчас ей можно только бульон и ячменный отвар с лимоном. Как же она вернет себе нормальную форму?

Значит, ей теперь надо как-то управляться с этим скелетом? Все смотрят на нее, словно она больше всех знает. А как же бедняжка Лили? Ли, как она просит теперь ее называть – ей ведь снова предписан постельный режим! Она так надеется, что этого ребенка удастся сохранить. Нельзя огорчать ее этими ужасными новостями.

Хорошо, доктор Фридман все объяснил. Он неплохой парень, особенно для иностранца, немного похож на садового гнома, правда, но намерения у него добрые. Анорексия. Что это за хворь такая?

– Хорошо, хоть одна из вас вырастила разумную девочку, – и она кивнула в сторону Конни, которая сидела с таким видом, словно готова вжаться в ковер. – Говорят, у тебя хорошие оценки и по латыни, и по древнегреческому. Впрочем, с твоим-то происхождением это неудивительно.

– Но это вовсе не так просто, бабуля. У нас учатся девочки, которые никогда не готовят уроки, а успевают гораздо лучше меня, как бы я ни старалась. А можно мне теперь пойти побыть с Джой? – спросила она.

– Нет, доктор говорит, никаких посетителей. Как ты могла не сказать нам, что она в таком состоянии? Что за глупость! Кто сидит на диете в таком возрасте!

Вне себя от тревоги, Сьюзан квохтала над дочерью, пытаясь силком накормить ее, но все тщетно.

– Эсма, милая, я чего только не перепробовала, но она прогоняет меня. Что же я натворила такого, что она решила уморить себя голодом? Доктор говорит, ей теперь надо в больницу, чтобы восстановить силы… Мне так страшно…

Потому и вышло, что теперь ей, Эсме, предстоит уговорить глупую девочку снова начать есть нормально. Только как это сделать? А если не получится, той придется отправиться в психиатрическую лечебницу. В семье Уинстэнли это неслыханно!

– Этот Мильбурн привозит сюда Сьюзан каждый день на своем «Моррисе». Надеюсь, у нее хватит разума не втюриться в коммивояжера, – усмехнулась Эсма, обращаясь к Анне. – Они же все одинаковые, эти старые козлы: усики, напомаженный пробор, лоснящийся пиджак и в каждом городишке по бабе, которая утешит после долгой дороги.

Темы, отвлекающие от беды за соседней дверью, приносили Эсме облегчение.

– Не впадай в снобизм, мама, – отозвалась Анна, не клюнув на наживку. – Так любезно с его стороны, что он нам помогает! И я рада, что возвращается Якоб Фридман. Он придумает, как нам быть.

Сьюзан приезжала сюда каждый день, скорее в поисках утешения и поддержки, чем желая увидеть Джой в постели. Но вчера она была вся на нервах.

– Что со мной не так, Эсма? Я не могу достучаться до собственного ребенка! И я еще говорила ей подумать о голодающих детях в Китае и Африке! – простонала она. – Я же видела настоящий голод во время эвакуации в Бирме! Люди всеми силами старались спастись… Я знаю, в школе им рассказывали о концлагере возле деревни Бельзен… Я не понимаю, зачем она с нами так обошлась? Она теперь не сможет ходить в школу, не сможет учить уроки… Как же она сдаст экзамены?!

– Несколько недель, и она поправится! – взяв на себя смелость подобного утверждения, стала ее урезонивать Эсма. Даже ей было ясно, что пройдут многие месяцы, прежде чем Джой придет в себя.

– Ух и доберусь же я до этого Невилла… – добавила Сьюзан. – Забил ей голову этими бананами. Джой ненавидит бананы. Это все он виноват!

– Это несправедливо, – вмешалась Конни. – Он просто хотел помочь. Мы и не предполагали, что она дойдет до такого. Он пытался образумить ее, но она никого не слушала!

– Как же она могла?! – не унималась Сьюзан, продолжая рыдать.

– Мы так легко огорчаемся из-за детей… Помню, Тревис никак не хотел брать грудь, всё выплевывал. Я вся извелась тогда! И до сих пор корю себя… – совершила еще один отвлекающий маневр Эсма, вспомнив о своем малыше.

– Ты думаешь, она тоже умрет? Представь только, что подумают обо мне люди! Как же так я ничего не заметила, пока она совсем не лишилась сил?! – рыдала Сью.

– Сью, прекрати истерику, – приказала Анна. – Не сгущай краски. У девочки в голове что-то замкнуло. Она сама с собой это сделала! Никто ее не заставлял. Нам просто надо пройти это всё до конца.