Светлана Талан - Не упыри
– Пора! – скомандовала «генеральша», когда автобус остановился рядом, обдав нас пылью.
Соседки молча смотрели на женщину.
– И не смотрите на меня так, – сказала «генеральша». – С голоду Маняша не помрет, это я вам обещаю.
Женщина подхватила чемодан, пропустила девушку вперед, а потом обернулась и уже из салона автобуса крикнула: «И я не генеральша, а всего лишь майорша, к вашему сведению».
Соседки ничего на это не ответили.
Братьев Маняши забрали в интернат, а от нее самой я не получила ни единого письма и так никогда и не узнала о ее дальнейшей судьбе. Но свое слово я сдержала. Я всю жизнь помнила ее замурзанное печной сажей личико, и нашу дружбу, и то яблоко…
Тем же летом отец достроил новую хату, и мы справили входины. По сравнению с нашей старой покосившейся хатенкой она казалась нам большой, просторной и светлой. Новенькие половицы приятно поскрипывали под ногами, словно напевали. Везде пахло краской и свежим деревом. Не успели мы нарадоваться на новое жилье, как сестра матери объявила:
– Я съезжаю от вас.
– Когда? Почему? И куда ты собралась? – посыпались мамины вопросы.
– К Горпине, которая живет в конце села, приехала дочка из Донбасса…
– Это та, что перед войной вышла замуж за шахтера и уехала?
– Она самая. Я поговорила с этой женщиной, и она мне рассказала, что живет в небольшом шахтерском городке. Хорошо там! И квартиры со всеми удобствами дают.
– Кто ж тебе ее даст? – вмешался в разговор отец. – Думаешь, тебя там ждут хоромы с водопроводом и уборной? Жили в тесноте и в бедности, а теперь и хата есть, и не голодаем. Чего тебе здесь не хватает?
– Хочу другой жизни для дочки. Я, конечно, всем вам благодарна, что приняли меня с ребенком, как самых родных и близких, но теперь не те времена. Не хочу, чтобы мое дите на всю жизнь осталось работать в колхозе и жить в селе.
– Смотри ты, какая! – хмыкнул отец. – Городской захотела сделаться! Руки пачкать надоело? Или навоз по-другому запах?
– И ничего подобного. Придется мне пачкать не только руки, но все, что угодно, – сказала она. – Потому что работать я буду в шахте.
– В шахте?! – вырвалось у меня. – Быть этого не может! В нашей социалистической стране женский труд под землей давным-давно запрещен!
– Это вас в школе так учат, – сказала мамина сестра. – Но сейчас не хватает мужских рук, вот и мои, женские, пригодятся.
– Это невозможно! – горячо возразила я.
– Возможно или нет, а там работают женщины-шахтеры. Так мне сказали. И им дают жилье. Поэтому я собираю вещи и еду.
– Когда? – спросила мама.
– Завтра.
– Как? Так быстро? А Наталья?
– Я еду с дочкой.
– О Господи! – у мамы слезы покатились из глаз. – Как же так? Не зная куда, не зная как? А если тебя не возьмут на работу?
– Несколько дней я смогу пожить у знакомой женщины, потом устроюсь, мне дадут комнату в общежитии, а потом и собственную изолированную квартиру…
– Красивая сказочка, – вздохнул отец. – Всегда хорошо там, где нас нет. Может, ты хотя бы Наталью оставишь у нас, пока сама не устроишься?
– Нет! – закричала Наталья. – Я с мамой!
На следующий день мы провожали их всей семьей. Сестра матери поклонилась родному подворью – словно чувствовала, что больше никогда сюда не вернется.
А в новой хате теперь остались только мать с отцом и нас трое. Да и мне предстояло прожить под отцовским кровом всего только год. Потом я окончу школу и поеду учиться…
Сейчас нас называют детьми войны. Как-то это неправильно. Война умывается человеческими слезами, питается телами тысяч погибших, запивая их людской кровью, шествует по костям и рушит не только города и села, но и души. Она жестокая, она – убийца, она – разлучница, она отняла, украла и беспощадно сожрала наше детство. У войны не может быть детей, но нас почему-то называют детьми войны…
Часть вторая
Из моего дневника
… августа 1954 г
Одну из толстых общих тетрадей, купленных для учебы, я оставила для дневника. Подписала я ее «Тетрадь номер один» – ведь впереди такая долгая жизнь! Сколько же я испишу таких тетрадей? Одну? Две? Нет, их будет гораздо больше, потому что впереди столько интересного!
Сейчас попробую угадать, что меня ждет. Сначала я поступлю в педагогический, закончу его и пойду работать учителем. Нам, молодому поколению, придется много сделать, чтобы наша страна стала еще лучше. И я буду работать на благо страны там, где буду нужна. Когда-нибудь я встречу парня, за которого выйду замуж, и у нас будет… О чем я думаю?! Стыд да и только! Надо думать об экзаменах, а они уже на носу! И вообще, зачем гадать? Впереди прекрасная, долгая жизнь! И у меня чудесные мечты!..
… августа 1954 г
Хорошо Петрусю! Он на год старше и меня, и Вали и уже целый год учится в институте. А мы трясемся на каждом экзамене, как кролики, боимся не сдать. Но Валя как-то проще смотрит на все это.
– Не поступлю в этом году – приеду в следующем! – смеется она.
– А мне надо только сейчас! – упрямо возражаю я ей.
– И что изменится за год? Еще вся жизнь впереди! Конечно, мне тоже хочется сказать о себе: «Я – студентка!» Но, если не получится, плакать не стану.
– А я стану, – говорю я. – Если бы ты знала, как мои родители мечтают, чтобы я поступила в пединститут и стала учительницей. Я не могу, морального права не имею их подвести.
– А если не выйдет? Что тогда?
– Должно выйти! – твердо говорю я. – К тому же я и сама с первого класса мечтала стать учительницей.
– Как наша Надежда Ивановна?
– Да. А теперь не мешай мне зубрить, иначе точно экзамены не сдам.
Мы с Валей обе подали заявления в пединститут. Для меня, для моих родителей это было очень важно. Измученные тяжелой работой, неграмотные, они хотели для меня, старшей дочери, другой жизни, другой судьбы. Поэтому и не забрали меня из школы после четвертого класса, не послали работать в колхоз. Они сделали все, чтобы я окончила школу и стала «интеллигенцией», чтобы не ломала спину за трудодни, а ходила на работу в новеньких туфельках, в чистой одежде. Поэтому я даже в мыслях не могу представить, что будет, если я провалюсь. Нет, я должна, должна поступить в институт. Причем в этом году, сейчас, а не когда-нибудь потом.
… августа 1954 г
Не могу поверить в свое счастье! Сегодня я нашла свою фамилию в списках тех, кто принят на первый курс! Сначала я не поверила, хоть и была почти уверена, что меня зачислят. Даже протерла глаза и прочитала свою фамилию еще раз, чтобы окончательно удостовериться. Сердце бешено стучит в груди, словно рвется наружу, а мне хочется и смеяться, и плакать от счастья. Ну разве это не настоящее счастье? Об этом дне я мечтала десять лет! Десять лет я настойчиво, терпеливо и упорно шла к своей цели. Осуществилось! Сбылось! Теперь я – настоящая студентка! Я буду жить в городе, посещать лекции уважаемых преподавателей. И каждый день будет приближать меня к исполнению еще одной заветной мечты – стать учительницей.
Валя тоже поступила. Теперь нам предстоит провести вместе еще пять лет.
Как же хорошо на душе! Она радуется, поет, готова обнять весь мир, этот прекрасный мир, мое счастливое будущее и все-все-все! Валя решила дождаться вечернего поезда, чтобы ехать домой. А я не могу так долго терпеть. Выйду за город, сниму туфли и побегу босиком. Что для меня сейчас какие-то пятнадцать километров?! Я их не пройду, а пролечу, чтобы скорее принести родителям радостную весть… Жаль, что Тетя не дожила до этого дня. Она бы тоже радовалась вместе со мной.
… сентября 1954 г
Сегодня мы с Валей нашли дом, где можно снять комнату. Адрес нам раздобыл Петрусь.
– Там хорошая хозяйка, – сказал он. – Добрая. И ругаться не будет, потому что у нее всегда снимают студентки.
– А если мы ей не понравимся? – заколебалась я.
– Чтоб мы с тобой и не понравились? – рассмеялась Валя. – Такие девушки на дороге не валяются. Правда, Петь?
– Конечно! – ответил тот и посмотрел на меня как-то по-другому, совсем не так, как обычно.
Взгляд этот был полон нежности и удивления. Я вдруг растерялась, покраснела и отвела глаза. «Ну, Валюшка, дождешься! – думаю про себя. – Вечно ты ставишь меня в дурацкое положение».
– А Нина? – спросила Валя.
– Что Нина?
– Она ж твоя соседка.
– Ну и что?
– Она тоже просила узнать насчет жилья, чтобы поселиться вместе с нами.
– Если она стала студенткой этого института, это еще не значит, что она должна жить с нами, – недовольно проговорила я. Почему-то мне не очень хотелось оказаться под одной крышей с Ниной.
– Девчата, – вмешался в наш разговор Петрусь, – не спорьте. Хозяйка – женщина хорошая, но на квартиру она может взять только двух девушек.
– Вот и хорошо! – сказала я, и настроение у меня сразу улучшилось.
Действительно, хозяйка дома оказалась славной старушкой. Лидия Максимовна занимала одну комнату, а нам отвела вторую. Старенький шкаф, стол для занятий, покрытый чистой вышитой скатертью, полочка для книг, на которой выстроены по росту слоники, одна широкая кровать – вот и все, что помещалось в этой небольшой комнатке. Все чистенькое, аккуратное, везде вышитые салфеточки.
