Марк Хелприн - На солнце и в тени
Китель сразу покрылся густыми отпечатками смолы. Гарри ничего не имел против. Скоро к этой смоле прилипнут пыль и грязь, она превратится из прозрачной в черную, но не утратит своего аромата, возможно, до конца войны, а он любил этот запах. Он повернул голову и уставился сквозь ветви на небо. В этот миг он хотел от мира только сочной зелени и синевы, и мир ему это дарил.
Ночью он оставит свои припасы на поляне, возьмет оружие, взрывчатку и продовольствие на три дня и заляжет у железнодорожного моста, чтобы дождаться поезда, мчащего в Сен-Ло 17-ю дивизию СС. Он не знал, когда такой поезд пройдет по мосту и пройдет ли вообще, не знал, предоставит ли ему местность такую позицию, где он мог бы ждать, откуда мог бы стрелять, сражаться и безопасно отступить. Но, вполне благополучно продвинувшись так далеко, он был уверен, что найдет цель.
Действиями, и на войне не в последнюю очередь, управляет нечто, что задает ритм остановок и возобновлений, словно бы предопределенный. Гарри следовал этим путем на Сицилии, и теперь ему тоже чуть ли не слышались команды: иди, остановись, иди быстро, иди медленно. Когда он согласовывался с этим незримым дирижером, как это часто бывало, они, казалось, сливались в музыке. У него было такое чувство, что он может остаться в живых, повинуясь этим указаниям, и может погибнуть, отступая от них.
К вечеру он хорошо отдохнул и почувствовал себя настолько одиноким, что спрашивал себя, по-прежнему ли он в армии и на войне. Затем он двинулся на север, тщательно подмечая, как возвращаться. Вскоре он нашел реку. Хотя кое-где появлялась тропа, следовать ей было трудно, но, выбравшись из леса, через поля он двинулся быстрее. Дойдя до дороги, он перешел ее в открытую, а не плутая в реке под мостом. Местность была так пустынна, что он мог бы петь во весь голос и его бы никто не услышал, кроме коров и овец.
Около полуночи, слегка свернув на северо-запад, река привела его к перекрестку дорог южнее Кибу. Там он предположительно увидел немцев, но не был в этом уверен, потому что те промчались на грузовике. Движение там не было редким. Через пять минут после грузовика проехали два велосипедиста. Он не сомневался, что это гражданские, потому что, когда они проезжали мимо, на фоне неба не видно было силуэтов стволов.
Эта дорога была намного более оживленной, чем первая, так что ему пришлось взвесить, броситься ли через нее или войти в воду, что будет неудобно, а возможно, и фатально, потому что у ракет базуки были электрические запалы, и их попадание в воду могло привести как к отказу, так и к смерти. Он также не хотел намочить патроны или гранаты. Выждав пять или десять минут, в течение которых никто не появился, он решил рискнуть пройти по дороге. Вполз по насыпи и всмотрелся сначала в одну сторону, потом в другую. Луна еще не взошла, и он лежал, прислушиваясь.
Повинуясь порыву двигаться, он вскочил и бросился через дорогу быстро, как только мог. Пробежав лишь до середины и не в силах совладать с инерцией, увлекавшей его вперед, не в последнюю очередь из-за всего того мертвого груза, который его отягощал, он увидел то, что показалось ему сгустком темноты. За миг до того, как он столкнулся с этим призраком, тот озарился оранжевым язычком, который вырвался из зажигалки, поднесенной к сигарете. Не в силах изменить свою траекторию, он, потрясенный, разглядел двух снявших каски немецких солдат, которые стояли, оседлав велосипеды, и делились огоньком. У них были пистолеты, а не винтовки, и они сблизили головы над пламенем, сосредоточившись на прикуривании.
Они были меньше осведомлены о Гарри, чем он о них, и ослеплены из-за близости к пламени. У Гарри не было времени даже подумать: «О нет» и гораздо меньше, чтобы что-нибудь сказать или изменять курс. Поэтому, прежде чем врезаться, он разогнался еще сильнее. А затем столкнулся с ними, как сошедший с рельсов локомотив.
Он сбил с ног обоих, заставив их пролететь по крайней мере пять футов, прежде чем они упали на землю в грохоте велосипедов, один из которых звякнул звонком, скребя по мостовой. Они не имели ни малейшего представления о том, что их ударило, а Гарри, прежде чем они начали вставать, был уже в трехстах футах от них и с бешено колотящимся сердцем бежал в темноте со своим боевым снаряжением через каменистое поле. Ошарашенные немцы не знали, с какой стороны это появилось и, тем более, куда оно делось или что такое это было.
Он легко мог бы повернуться и застрелить их. Но для этого было слишком рано. Армады вторжения продолжали разгружаться. Воздушный десант углубился для подготовки своих диверсий. Пусть два велосипедиста проживут в покое на полдня дольше и пусть гадают, что явилось из темноты и ударило их, как разъяренный бык. Им предстояло недоумевать всю оставшуюся часть своей, возможно, короткой жизни, а он тем временем двигался дальше, чтобы взорвать их поезд.
К мосту требовалось подойти медленно, чтобы не наткнуться на охранника или патруль, прохаживающийся по железнодорожной насыпи. Чтобы преодолеть чуть больше километра, у него ушло почти два часа, он шел зигзагами, останавливался, чтобы прислушаться, и временами отклонялся на север, в сторону от железнодорожного полотна и грунтовой дороги, шедшей параллельно. Хотя самый короткий маршрут между двумя точками представляет собой прямую линию, это почти всегда не лучший вариант маршрута между атакующим и его целью. Выгода виляния состоит в том, что оно уменьшает вероятность быть увиденным врагом и увеличивает вероятность обратного. Гарри менял темп, чтобы не следовать однообразной схеме, и избегал тех мест, где, пусть и не видя врага, все-таки чувствовал его потенциальное присутствие. У него словно появились чувства, которых он не мог ни объяснить, ни назвать, при этом он позволял им собой руководить. Задолго до рассвета он достиг места, откуда был ясно виден железнодорожный мост. Фонарей там не было, но луна освещала и мост, и дорогу за ним, и караульные будки на каждом конце.
Чуть севернее реки земля поднималась на запад. Это давало ему лучшую огневую позицию и пути отхода, если удастся спрятаться в кустах до подхода поезда с запада, выпустить две ракеты, продолжить стрельбой из карабина, поджечь длинный запал взрывчатки, побежать на север вдоль реки, а затем перейти ее на юго-восток, чтобы вернуться в лес. Ожидая появления парашютистов к северу и западу от Сен-Ло, если бы немцы стали его преследовать, они, вероятно, остались бы на западном берегу реки, так как знали, что тяжело нагруженные воздушные десантники не привыкли плавать.
Поэтому Гарри пробежал полмили вверх по Террету, пока не нашел каменистый участок, где не будут видны следы у кромки воды, и оставил там все, кроме базуки, двух ракет, двух тротиловых шашек, карабина и четырех магазинов к нему. Он переправился в четыре захода, а затем двинулся на юг, к мосту. Хотя силы еще не иссякли, он начал уставать. Пытаясь устроиться в таком месте, где наилучшим образом сочеталось бы укрытие с хорошей огневой точкой, он почувствовал приближение зари. Летом температура начинает изменяться раньше, чем освещенность. Потоки воздуха движутся по-другому. Некоторые животные меняют высоту своих криков, а некоторые и вовсе умолкают. Небо преображается таким образом, что, прежде чем замечаешь разницу, ее чувствуешь. Наступление рассвета, понимание того, что где-то на востоке солнце припекает, что где-то уже полдень, что в Индии, возможно, идет дождь, а люди уже устали от утренней работы, подгоняло его. Найти подходящее место было трудно, но он выбрал группу молодых деревьев, не настолько массивных, чтобы закрывать свет, так что между ними росла высокая трава.
Он мог там спрятаться, а решетчатый узор деревцев помешает увидеть любое его движение, сделанное по необходимости или по неосторожности. Будь то издалека или вблизи, деревья и кусты хорошо скрывают предметы, которые наблюдатель не настроен увидеть, поскольку глаз отмечает ожидаемый перерыв в последовательности, а затем движется дальше. Часовых предупреждают об этом, но они забывают.
Укрывшись в траве, Гарри положил собранную и заряженную базуку справа от себя. По обе стороны разместил шашки взрывчатки с запалами на полторы минуты, а два шнура, скрученные вместе, сходились перед ним, чтобы их можно было поджечь одновременно. Заряженный карабин лежал слева от него с двумя магазинами рядом, еще один магазин оставался в левом кармане. Остальные карманы были расстегнуты, готовые принять еще три магазина, когда те опустеют. Ожидая, когда полностью рассветет, он принял несколько решений. Во-первых, что, пока может держаться, не будет ни есть, ни пить из своих скудных запасов. Еда была не просто едой. Если ему придется пролежать в засаде несколько часов или дней, она послужит и развлечением, и наградой. Во-вторых, что после стрельбы он задержится, чтобы положить три пустых магазина в карманы и застегнуть их, вместо того чтобы заниматься этим на ходу. Он был уверен, что так выиграет время. В-третьих, что при возможности замрет на мгновение на открытом месте, чтобы враг разглядел его форму. Он надеялся, что брошенная базука и контейнеры из-под пайков в любом случае дадут немцам основания полагать, что в этом секторе действуют воздушно-десантные войска.
